Цивилизация птиц - Заневский Анджей. Страница 57

Высохший череп отрывается, скатывается по покрытому одеялом телу. Мое сердце испуганно колотится. Я сажусь на стол с толстым слоем пыли.

Под стенами лежат косточки маленьких голубей – птенцов, оставшихся без родителей. Птичьи кости, высохшие шкурки крыс.

Я склевываю засохшие крошки кожи и мяса. В них нет ни вкуса, ни запаха. Надо вылететь отсюда, выбраться, вернуться.

Я облетаю комнату в поисках выхода. Оконные рамы плотно закрыты, дверь захлопнулась. Я в страхе судорожно колочу крыльями. Летаю по комнате, ударяясь о мебель, взметая тучи пыли, поднимая все новые и новые волны застоявшегося воздуха. Ткань расползается. Сидящий в кресле человек шевелится, качается, переворачивается, вываливается из прогнившего одеяла. Скелет падает – и рассыпается по полу. Ребра, позвонки, берцовые кости и мелкие косточки разлетаются во все стороны.

Я все быстрее кружу вдоль пустых стен, пытаясь найти выход. И вдруг понимаю, что это всего лишь сон, который мне снится, и что я скоро проснусь. Проснуться? Но можно ли прервать ночной кошмар? Смогу ли я проснуться лишь потому, что не хочу больше видеть этот сон?

Под стеной среди крысиных костей испуганно трепещут крылышки моего птенца. Чего он боится? Я пока еще не вижу никакой опасности. И вдруг слышу громкие взмахи крыльев – как будто кроме меня в этом помещении под самой крышей дома появилась чужая птица.

Вот она! Незнакомая голубка, самая крупная из всех, каких я когда-либо видела, летает за мной, машет крыльями совсем рядом, то приближаясь, то удаляясь в едва пробивающихся сквозь пыль солнечных лучах.

С ее появлением я перестаю бояться замкнутого пространства, перестаю опасаться захлопнутых дверей и закрытых окон.

Ну и что с того, что окна закрыты? Ведь стекла потрескались и кое-где высыпались из рам. Я взлетаю под самый потолок и медленно снижаюсь над креслом, в котором сидел рассыпавшийся скелет. Вокруг валяются истлевшие останки, пыль, прах, кости.

Голубка летит за мной вдоль стены. Она машет крыльями, взмывает вверх и опадает вниз, в точности повторяя мои движения. Да существует ли она в действительности? Или это всего лишь моя тень?

Птенец зовет меня из-под стены, просит защитить его.

Но от кого защищать? От голубки, которой я никогда раньше не видела? От моей собственной тени? Он раскрывает свой мягкий еще клювик, поднимает крылышко, словно пытаясь оттолкнуть непонятного агрессора.

Я уже лечу к нему, как вдруг прямо рядом с ним опускается серебристая голубка и изо всех сил бьет клю­вом по беззащитному горлышку.

Мне знаком этот удар. Он приносит смерть – медленное умирание. Нарушается равновесие, птица больше не может глотать пищу, падает на клюв, дыхание становится быстрым, неравномерным... И в скоре наступает конец.

Птенец еще не понимает, что случилось. Он взмахивает крылышками, трепещет от ужаса и боли.

Я в ярости кидаюсь к серебристой голубке.

Она поворачивается и улетает. Взмывает прямо в небо, в синеву, к свету. Она летит совсем не так, как я, не так, как летают голуби. Мчится к солнцу – в это пылающее над развалинами города

Нет ни скелета, ни высохших птенцов и крысиных шкурок, нет развалин того города. Я просыпаюсь... Я в своем собственном гнезде. За окнами дырявые крыши, трепещущие от порывов ветра листья. Я слетаю вниз и смотрю на небо. Птицы летят... Стайками и поодиночке, клиньями и парами. Далеко в небе вижу стремящуюся ввысь точку. Орел? Сокол? Чайка?

Ведь та голубка была лишь в моем сне?

Я возвращаюсь в гнездо. Птенец неуклюже трепыхается у стены. Он стоит на неестественно прямых ножках, с вытянутой вперед шейкой, с поднятой головкой. Глаза расширены от страха.

Когда он пытается присест, я вижу выпуклость на его спинке – сломанные позвонки в самом тонком месте шеи.

Он тянется ко мне, радуется тому, что я вернулась... Но спотыкается и падает на клюв.

Я знаю, что вскоре он вытянет ножки под стенкой и высохнет так же, как те покрытые пылью голуби в самом высоком доме незнакомого города из моего сна.

Я кормлю его жидкой кашицей, которую приношу в зобе. Его клюв с трудом дотягивается до пищи. Он очень голоден, но уже не может глотать. Черный голубь тоже заметил смертельную отметину на шейке птенца. Теперь он останется с ним, а я снова полечу к ручью, чтобы наполнить зоб водой и семенами. Даже зная, что мой птенец умрет, я останусь с ним до конца. И когда он уже не сможет больше ничего есть и пить, я все равно буду продолжать гладить его Мягкий желтый клювик, чтобы малышу не было страшно.

Любопытные маленькие птенцы рассматривали перо. Они трогали его, мяли лапками и клювом, пытались согнуть. Играли, подбрасывая его вверх, и снова ловили. Перо было длинное, упругое, жесткое. Оно выпало из вороньего крыла, и по тому, как поблек его цвет, видно, что оно выдержало множество перелетов, дождей, засух, бурь.

Птенцы щипали его, тянули в разные стороны, трепали. Их поразили жесткость и упругость пластинки, которую им не удавалось сломать, как они ни старались, и острый конец стержня.

Их собственные перья значительно короче и не так упруги, как это.

Птенцы удивленно вертят головками. С интересом трогают свои светло-коричневые перышки, еще не до конца развернувшиеся, покрытые пленкой пластинки. Я озабоченно наблюдаю за ними. У них так мало шансов остаться в живых. Я вылетаю вслед за ними на узкий карниз и смотрю в небо – не появился ли в лазурной синеве ворон или ястреб.

Приближается период весенних перелетов хищных птиц. Они будут охотиться, будут хватать и пожирать всех попавшихся им на глаза пташек помельче. С высоты хорошо видно каждую движущуюся точку, каждую тень, каждый силуэт. Даже сильные орлы после долгого перелета над пустыней охотнее всего кидаются на маленьких и слабых птенцов, которые не могут оказать сопротивление хищнику, ведь их крылья пока еще не так сильны и выносливы, чтобы достаточно быстро и долго лететь, а без этого спастись невозможно.

Бегство маленького голубя заканчивается очень скоро. Молодая птица не уверена в своих силах, она еще не почувствовала мощи своих крыльев и не знает мест, где можно спрятаться от хищника.

Иногда молодые голуби летят прямо навстречу своим преследователям или садятся на камень, полагая, что сумеют отбиться от ястреба ударами своих еще очень слабых крылышек. Они подпрыгивают, замахиваются, попискивают и клюются своим мягким тупым клювиком. Но хищник хватает их мощными когтями и убивает первым же ударом.

Я поворачиваю голову и внимательно осматриваю не­босвод.

Высоко на юге кружат стервятники в поисках падали покрупнее.

Я им неинтересна.

Помнишь? Осенью кровожадные птицы летели на юг. Теперь они тем же путем будут возвращаться на север. Ты чувствуешь это и боишься. Совсем скоро они снова попытаются украсть твоих птенцов. Совсем как тогда...

Если бы они умели летать так же быстро, как ты, если бы так же безошибочно умели находить подходящие укрытия и мгновенно прятаться в них от ястребов, соколов, орлов...

Но птенцы пока беспомощны. Они уже научились летать, но пока не умеют кормиться самостоятельно и все еще охотно залезают своими клювами в твой зоб. Их клювики еще не затвердели, а горлышки по-прежнему узкие и чувствительные. Поэтому не могут есть даже сухих семян трав, если те не намокнут и не станут совсем мягкими.

Они выдавливают клювами семена пастушьей сумки, водяного перца, подорожника, но большая часть семян остается на песке, между камнями.

С юга стремительно приближается летящая точка. Черный голубь быстро машет крыльями. Клюв широко раскрыт...

Он тормозит и падает на карниз между мной и малышами.

Птенцы пищат, трепещут крылышками, тычутся своими клювиками в его клюв.

Черный мотает головой и нервно вертится на карнизе.

– Они летят! Летят! – беспокойно воркует он.

Черный торопит, подгоняет, пытается затолкать нас всех в укрытие, тащит упирающихся птенцов.