Тень Крысолова - Заневский Анджей. Страница 12
Чаще всего они не обращают на меня никакого внимания. Лишь когда я тычусь в них носом, нюхая идущий у них изо ртов запах, они переворачиваются на спину, недовольно урчат и продолжают спать дальше.
Они блюют, выбрасывая из себя густую жижу. Я нюхаю, проверяю содержимое их желудков, но там слишком мало следов пищи и куда больше переваренной жидкости. Я осторожно обхожу блюющую крысу с круглыми вытаращенными глазами. Она смотрит на меня невидящим взглядом.
Хочешь добраться до того места, откуда распространяется этот одурманивающий запах?
Большое здание из красного кирпича.
Крысы вываливаются из ведущего внутрь прохода, истекая слюной и мочась прямо на ходу. Я иду туда за такой же молодой, как и я, крысой, которая радостно спешит, подпрыгивая на бегу.
Огромные емкости с бродящей светло-коричневой жидкостью, Я вспрыгиваю на бетонное основание и по трубе быстро добираюсь до металлического края большой бочки.
Испарения налитой в неё жидкости ошеломляют меня, и я боюсь упасть. Сильнее хватаюсь коготками, чтобы не рухнуть в пучину. Сверху, как в тумане, вижу плавающую на поверхности утонувшую крысу с торчащими наружу белыми клыками. Она как будто смотрит прямо на меня… Я отворачиваюсь и спрыгиваю вниз, на пол…
Сбоку из бочки, из небольшого крана сочится пахучая жидкость. Я подбегаю поближе и, встав прямо под кран, жду, когда капля упадет прямо мне в рот.
Я глотаю каплю за каплей, пробую… Сладковато-кисловатый приятный вкус, чувствуются мелкие пузырьки воздуха. Капли падают прямо в рот, в ноздри, стекают в горло, в пищевод. Жидкость начинает мне нравиться – в ней есть что-то такое… какая-то скрытая сила, которая мне пока ещё неведома. Она позволяет забыты обо всех неприятностях, о мучительных скитаниях, о Крысолове…
Зал с висящими под потолком лампами, булькающие трубы, виднеющиеся вдалеке фигуры людей – все это вдруг начинает казаться близким и родным.
Чего мне бояться? Я сильный, быстрый самец. Я всегда успею удрать, ускользнуть, выбраться из любой западни.
Я пью, пью, пью, а жидкость капает непрерывной струйкой прямо в рот и скатывается с губ, языка, десен прямо в желудок. Часть капель попала мне на спину, шерсть слипается и пропитывается тем самым запахом, который так заинтриговал меня у здешних крыс.
Они не нападают друг на друга, не отпихивают, не дерутся. Золотистая жидкость примирила все семьи, пропитала всех запахом перебродившего солода, ячменя, хмеля, дрожжей. Крысы здесь уверены в своей безопасности, брюхо у них раздуто, потому что их внутренности переполнены бродящим пивом, они спокойны, веки у них тяжелеют и глаза закрываются сами собой. Каждый пьет до одурения…
И вот я снова – молодой отважный крысенок, который только-только вступает в жизнь, который чувствует силу и остроту своих клыков, который ничего не боится и переполнен доверчивостью ко всему, что его окружает.
Надо мной раздаются громкий всплеск и писк. Это в бочку упала ещё одна неосторожная крыса. Но я все продолжаю ловить ртом сочащиеся из крана капли.
Я ухожу лишь тогда, когда висящие под потолком лампы начинают кружиться и плыть, как по волнам, сталкиваться друг с другом и разбегаться в стороны, падать вниз и снова взмывать ввысь.
Я пытаюсь идти прямо, но лапы, как я ни стараюсь ставить их твердо и уверенно, разъезжаются на кафельных плитках, заплетаются, спотыкаются.
Мне все же удается добраться до забора, пролезть через металлическую сетку, и вот я уже в тихом подвале. Засыпаю глубоким сном среди точно таких же, как я, напившихся, одуревших крыс, лежащих рядом, а нередко и прямо вповалку друг на друге.
На следующий день я просыпаюсь с головной болью и сильным сердцебиением. Что случилось? Где я? Быстро вспоминаю вчерашние события, и меня сразу же охватывает желание напиться снова, погрузить усы в сладко-кислую жидкость, после которой становишься таким смелым, таким непобедимым…
И вдруг я слышу голос деревянной дудочки. Протискиваюсь в щель под дверью и вижу Крысолова, который разбрасывает зерно. Дрожь ужаса пронизывает меня до самого кончика хвоста.
Я удаляюсь, обходя стороной ещё не протрезвевших крыс, сгрудившихся вокруг резиновых сапожищ. Останавливаюсь лишь у самого крана, из которого сочится жидкость, приносящая одурение и счастье, жидкость, позволяющая забыть о Крысолове.
Одурев от выпитого пива, я часто отправлялся на прогулку.
Стоящая наискосок постройка с покатой крышей, почти целиком поросшей чахлой высохшей травой, глубоко вросла в землю…
Я давно уже пытаюсь проникнуть внутрь. Но как же неприступно это странное здание без дверей и окон, без щелей и отверстий. Я безуспешно шныряю вокруг, бегаю, ищу. В конце концов лезу вверх по голой покатой поверхности крыши.
Местами чувствую под лапами шероховатости покрытого тонким слоем земли цемента. Добираюсь до бетонной башенки с прямоугольными отверстиями, и в этот момент мимо меня с шумом проносится птичья стая. И хотя под покровом темноты птицы для меня не опасны, я инстинктивно прыгаю в черную квадратную дыру. Приземляюсь на бетонную полку. Усаживаюсь и осматриваюсь вокруг.
Здесь пахнет дымом и горелым жиром. Стены покрыты слоем ещё теплой сажи. Снизу, из черной пропасти шахты, доносится порыв горячего, вонючего воздуха. Этот теплый, пропитанный гарью ветер попадает мне в ноздри, в горло, в глаза, заполняет легкие… На языке и деснах я чувствую странный сладковатый привкус дыма.
Я зажмуриваю глаза, сжимаюсь в комочек, меня охватывает слабость…
Стены вокруг меня кружатся как в водовороте, я падаю.
Пробуждаюсь от пронзительного, удушающего запаха крови. Одурманенный этой вонью, я открываю глаза. Я лежу между лапами мертвого кота. Его покрытые сажей когти касаются моего брюха. Я перевожу взгляд выше и вместо сверкающих глаз вижу пустоту.
Придавивший меня своим телом кот – это всего лишь шкура, из которой вырвали внутренности.
Рядом лежат выпотрошенная собака и коза, у которой нет половины тела. Но основную часть лежащих вокруг трупов составляют все же крысы – серые, черные, рыжеватые, черно-белые, разрезанные на части, искалеченные.
Над головой слышу громкий шум воздушного потока… Вытяжная труба…
Я смотрю наверх – туда, откуда я свалился.
Из темнеющей высоко над головой дыры доносится отдаленное карканье птиц. Стены вокруг покрыты черной скользкой сажей. По этому жирному налету наверх не заберешься… Лапки скользят, зацепиться не за что… Запах гари, вонь сожженных трупов, жара. Этим путем я, уж точно, никак не смогу выбраться. Слышу грубые голоса людей, отзвуки умерщвления… и все понимаю. Я упал прямо на подготовленную к сожжению кучу убитых зверей, и единственный выход отсюда – это ещё не захлопнутая железная дверца передо мной. Голоса и шаги приближаются. Удастся ли мне выскочить из печи, насквозь пропитанной вонью паленого жира?
Я выскочил. И почти в ту же минуту железная дверца за моей спиной захлопнулась.
Притаившись между полными трупов мешками, я смотрю, как дверца печи раскаляется до красноты. Сажусь на задние лапы и слюной промываю высохшие от жары и сухого воздуха глаза.
Люди открывают дверцу и лопатой выгребают обугленные останки. Как мало пепла осталось от огромной кучи мяса, жира, костей, шкур, шерсти…
Приносят новые корзины, полные мертвых зверей. Некоторые крысы ещё дергаются, дышат, попискивают. Сейчас печь сожрет и их. Они превратятся в пламя, в дым, в бьющий от бетонных стен жар, в вонючую сажу, в пепел.
Беги, пока тебя не заметили. Беги из этого царства мертвых. Ты жив и хочешь остаться среди живых.
Я пробираюсь вдоль стены все дальше и дальше от печи для сжигания трупов… Там должен быть выход.
Темный цвет пола у стены и слабый свет забранных решетками лампочек помогают мне оставаться незамеченным.
Я то и дело останавливаюсь. Прижимаюсь к ящику с песком. В стене нет отверстий, где могли бы жить крысы. Но их запах, смешанный с запахами других зверей, все же явно доносится из помещения, которое находится за стеклянным коридором.