Тайна дела № 963 - Заседа Игорь Иванович. Страница 32

«С чего бы это ему на мир зверем глядеть? – удивился я. – Слава богу, жаловаться грех: квартира в Москве, на улице Горького, рядышком с представительством Украинской ССР, в старом доме с четырехметровыми потолками, жена – не то солистка, не то восходящая «звезда» Большого, чемпион СССР, заслуженный мастер спорта, в славе купается, но держится достойно – без разных там мелких шалостей на таможне с компьютерами да «видиками», и в перспективе – медаль в Сеуле».

– Федя, извини за навязчивость и пойми – я не держу на тебя обиды за Ивана. Ты – мастер, ты сам должен выбирать, какой тренер тебе нужен и нужен ли вообще. Просто ты не вправе забывать, дружище, что ты для Ивана – как сын… наладь с ним отношения, он многого не потребует, ведь знаешь его – чистая душа… позвони, спроси, как живет, о себе пару слов добавь. Поверь мне, он искренне желает тебе добра!

– У нас нормальные отношения, Олег Иванович, – отрезал Федор и с внезапно прорвавшейся злостью добавил, как пощечину отвесил: – И вообще не лезьте вы куда вам не следует! Надоели мне… доброжелатели…

Нам больше не о чем было разговаривать. Я повернулся, чтобы уйти, но тут к нам подоспел Вадим Крюков, наставник Федора. Мы с ним выступали в Мехико, на Играх, почти двадцать лет назад. Дружить не дружили, но, встречаясь, разговаривали как старые товарищи, коим есть что вспомнить да и заодно обменяться мнениями о сегодняшней жизни. Крюков, оставив спорт, быстро прогрессировал по административной линии, организатор он был дельный, его пригласили в Госкомспорт, в управление легкой атлетики, где он отвечал за беговые дисциплины. Но когда несколько лет назад Вадим Крюков, сколотив группку из трех спринтеров-мужчин и двух девушек, бегавших короткие дистанции, переметнулся на тренерскую работу, его шаг многих озадачил – начинать новую карьеру, когда тебе под сорок, согласитесь, не каждый способен. Ведь и место он занимал твердое, хорошо обеспеченное, три-четыре раза в год за кордон с командами или делегациями. Но скептики быстро умолкли, когда его ребята «побежали». Правда, с девчатами Крюкову не пофартило – обе его кандидатки в сборную перестали улучшать результаты, сникли и потом вообще исчезли со спортивного горизонта. Для самого Крюкова, вернее, для его тренерской карьеры это обернулось выигрышем, потому что он смог расширить группу мужчин. А когда к нему переехал из Киева Нестеренко и спустя год улучшил рекорд страны многолетней давности, авторитет Вадима рвануло вверх. Злые языки, правда, поговаривали, что он дружен с кем-то из руководителей Комитета и потому ему повсюду во всех его делах – режим наибольшего благоприятствования. Но я с этими утверждениями не был согласен: Крюков делом доказал, что тренер он стоящий.

– Привет, Олег Иванович! – еще издали, явно желая задержать меня, громко воскликнул Крюков.

Мы поздоровались.

– Ну что, поговорили? – Он быстро, оценивающе взглянул на Федора – без улыбки, строго, пытливо, потом – улыбаясь, впился в мои глаза, в его взоре я увидел немой вопрос-обеспокоенность. – О чем вы тут?

– Нормально, – как ни в чем не бывало, пожалуй, даже с облегчением ответил Нестеренко. – Ведь Олег Иванович меня, можно сказать, с пеленок знает, а с Кравцом вообще друзья.

– Как там Иван? – поинтересовался Крюков. – Камень за пазухой на меня не держит? Чудак-человек, ведь всегда нужно знать свой предел в спорте. А

Федя… Федя уже был ему не по зубам.

– Ну, зачем же так! – Федор смолчал, проглотив эту подлянку, а я не стерпел. – Еще неизвестно, как пошли бы дела у Федора – планы у них с Иваном Дмитриевичем были большие и, кстати, стали воплощаться в жизнь…

– Олег, – Крюков перешел на ты – явный признак попытки расположить к себе, расслабить собеседника, – это мираж. Повторяю, у каждого есть свой предел. Вот ты, скажем, Юлианом Семеновым не станешь же, хотя знаю, пишешь бойко, читал, нравится. Так и в спорте, в тренерской работе! У каждого свой круг.

– Ладно, – я решил закончить бесцельный разговор, что хотел – сказал, что говорить не нужно – не стану говорить, – Федя на меня не в обиде, ты не думай, что мы тут что не поделили из прошлого. Буду за вас болеть и, ежели все будет о'кей, напишу от души… хотя ты прав, Юлиан Семенов из меня никогда не выйдет. По одной простой причине: мне не импонирует он как писатель.

– Вот уж и обиделся! Я ведь просто хотел как можно доходчивее свою мысль донести. А что касается Юлиана, так твои писания мне больше по душе, потому что о нашем, спортивном, мире. – И к Феде: – Давай, собирайся, массажист ждет, витамины приготовлены. Я сейчас приду.

Когда Федор скрылся в проходе, Крюков, как ни в чем ни бывало, ласково обнял меня за плечи и сказал, тепло дыша в лицо:

– У Федора сейчас нервишки играют – еще бы! Ведь на одну доску с самим Джоном Бенсоном ставят, выше Карла – ты понимаешь, что это такое?!

– Он действительно готов?

– Только не для печати, хорошо? Ведь мы, спортсмены, суеверны. После Сеула – пожалуйста, пиши что хочешь, вспоминай и интерпретируй наши с тобой разговоры как пожелаешь. А сейчас скажу, но ты нигде не упомянешь об этом, да? Федя может зацепить мировой. Ми-ро-вой! Но даже ему я не говорю, чтоб не перегорел. Здесь он скорее всего финиширует третьим, но разрыв будет в сотых. А мне ничего другого и не нужно. Не нужно, чтоб Федя победил Джона или Карла! Ни в коем случае! Сеул, там это и случится, поглядишь, дружище…

– Ни пуха ни пера!

– К черту!

Расстались, казалось, по-доброму, а на душе у меня – камень.

Время приближалось к пяти, и я отправился искать Сержа. Но он сам наткнулся на меня.

– Пора ехать! Час пик, как бы не опоздать. – В голосе его прорвалось беспокойство. У меня самого сердечко стучало, как перед стартом, и напрасно я хотел списать это на разговор с Федором да Крюковым: пока мы беседовали, а скорее – пикировались всерьез, мысли мои были там, у Тюркеншанцпарк.

– Я готов. Только забежим в пресс-бар, по чашечке кофе хлебнем.

– Ну разве что – по кофе.

На удивление, нашего брата там оказалось мало – рано, ни день ни вечер, мы получили ароматный горячий напиток и, молча, обжигаясь, поспешно выпили.

Серж оказался отличным водителем – смелым, но в пределах разумного риска, хорошо чувствующим машину и, что не менее важно, поведение других водителей.

Маршрут мы наметили по карте загодя и вскоре катили уже по Мариягилферштрассе. Здесь скорость упала: самая торговая улица Вены в это время запружена покупателями, а редкий венец, возвращаясь с работы, удержится, чтоб не потолкаться по громадным универмагам или крошечным лавкам, где можно увидеть вещи, сработанные во всех концах света – от Японии и Гонконга до США и Бразилии. Серж нервничал, но не высовывался из кабины и не ругался с прохожими, как поступали некоторые его особенно нетерпеливые коллеги. Но на часы нет-нет да и бросал косой взгляд.

– Нормально, – успокаивал я его. – Из графика пока не выбились.

Когда выбрались наконец к площади Европы и свернули на Гюртель – окружную широкую и ровную дорогу, дело пошло веселее. Серж не зло, но ворчал:

– Не мог найти местечка поближе! У черта на куличках этот турецкий парк! Гарема нам только еще не хватало!

– С чего это ты взял, что тебя ждет гарем? – решил я немного поиздеваться над Сержем, провозгласившего себя непоколебимым женоненавистником. – Хватит тебе красотки, ну, хотя бы такой, как Кэт. – И я ему рассказал, как Келли, предварительно связав мне руки, измордовал меня до полусмерти, а потом, чтоб окончательно унизить, устроил показательный секс-урок.

– Не врешь? Да его убить за такое мало! – возмутился Серж, всем телом повернувшись ко мне. Глаза его метали молнии.

– Эй, ты, лучше гляди на дорогу! – закричал я, и вовремя: Серж едва не проскочил на красный, и полицейский на углу подозрительно посмотрел в нашу сторону. Впрочем, разве можно не обратить внимание на истошный визг тормозов, исторгнутый нашей машиной?

– А ты не заводи, не заводи меня! – возопил Серж, вытирая со лба холодный пот.