Бездна - Авраменко Александр Михайлович. Страница 35

Анти получил отпуск, чтобы засеять ждущую зерна почву, а там и подоспело рождение сына. Словом, всё было неплохо. Он уже свыкся с новой жизнью, привык в походному быту. Конечно, хозяйство оставленное на женщин требовало мужской руки, где нужно было заменить дранку на крыше, где поправить ясли или забор, да и старшие сыновья совсем забыли всякий страх и доводили мать до слёз. Но — война…

А потом началось.

Стёртый с лица земли прорывающимся в Атлантику объединённым русско-немецким флотом Выборг был, как оказалось первым звонком. Русские не сидели подобно медведю в обложенной охотниками берлоге. Оказалось, что они нашли на своих бескрайних просторах новые источники нефти, построили десятки и сотни новых заводов. Объединившись с немцами СССР получил новый толчок в своём научном и техническом развитии. Объединённые конструкторские бюро создали невообразимо мощную технику, и тогда началось…

Взрыв колоссального снаряда ударил по ушам жутким грохотом. Взметнулись ввысь ошмётки непонятно чего, громадные куски бетона с торчащими прутами арматуры с воем пронеслись над полузасыпанным землёй в обвалившемся окопе Анти. Сквозь звон в голове донеслись чьи то вопли о помощи. Сорвинен не верил своим глазам — громадный, двухэтажный командный бункер, в котором находился командир роты, представлял собой воронку глубиной в два человеческих роста. Кое-где в её стенах кипел расплавившийся от разрыва металл, да чернели оплавившиеся от тротила камни фундамента. Он осмотрелся, но тут же новый разрыв швырнул его прочь от остатков бункера. Воздушная волна со всего маза ударила финна о торчащий из земли остаток сосны, Сорвинен вскрикнул от острой боли — торчащий обломок пронзи обмундирование и воткнулся в бицепс левой руки.

— А-а-а!

Он выдохнул воздух и стиснул зубы. Кто-то из своих, он не запомнил, подскочил к сидящему на земле очумевшему Анти и тронул за плечо:

— Бежим отсюда, Сорвинен! Надо идти назад, где снарядов нет! Командир батальона приказал!

Пошатываясь. Анти поднялся, и придерживая торчащую щепку свободной рукой пошатываясь побежал в тыл. Леса не было… Торчащие кое-где обломки стволов, вывернутые начисто из земли огромные вековые пни, многочисленные борозды от валунов, стронутых с места тротилом… Его, похоже, ещё и контузило, поскольку земля под ногами ходила ходуном и раскачивалась, ежесекундно пытаясь убежать прочь. Но он ошибался — это началась артподготовка. Сотни орудий всех калибров извергали тысячи снарядов по первой линии финской обороны, перемешивая землёй тела, камни, бетон, танки и орудия, непрерывный грохот, визг осколков, треск перебиваемых деревьев — ужасающая симфония войны. Где-то потерялся его нечаянный напарник, зато Сорвинен наткнулся на убитого санитара и разжился индивидуальным пакетом в его сумке. На минуту присев в овраге он на скорую руку вытащил из раны дерево, облил спиртом и йодом, взятым там же где бинт, и неумело замотал руку. Поморщившись от дёргающей боли отцепил от пояса фляжку и сделав глоток из склянки, запил водой. Стало легче. Спирт немного притупил боль и привёл его в себя. Встал на ноги, осмотрелся. Сзади, откуда он прибежал стоял сплошной дым, разрываемый и подсвечиваемый множеством непрерывных разрывов. Подумав, Анти двинулся дальше в тыл, решив выйти к штабу полка. Уж там то наверняка есть кто-нибудь из командиров…

— Батальон! В атаку!

Скомандовал Петров, услышав в наушниках команду. Дизель танка взвыл, мехвод воткнул передачу, и новенькая «тридцать четвёрка» рванулась с места. Сизый дым из идущего впереди танка мешал видеть поле боя, но его механик пока справлялся, выругавшись, Владимир крутанул панораму вправо, а потом назад — все машины батальона шли вперёд, раскинувшись широким веером, ныряя в воронки и раскачиваясь на камнях. Хлёстко ударила длинноствольная «семидесяти пяти миллиметровка» соседа справа — чуть впереди вырос разрыв…

— Молодец, шестнадцатый!

Глазастый сын гор усмотрел всё таки в мешанине, оставшейся после такой артподготовки уцелевшую противотанковую пушку, и первым же снарядом превратил её в обломки. Но если здесь есть одна, значит, должны быть и другие.

— Усилить наблюдение!

Едва он выговорил это, как огненная трасса промелькнула перед глазами. Ударившись в башню соседнего 18-ого, бронебойный снаряд прочертил фиолетовый веер рикошета, с фырчанием уйдя в сторону.

— Слева двадцать! Возле валуна!

Но не только командир заметил «антитанк», одновременно сразу четыре танка ударили по ПТО. Из не успевшего опасть фонтана сплошных разрывов вылетело решётчатое колесо британской «двухфунтовки».

— Воздух!

Со стороны врага быстро приближались чёрные чёрточки самолётов, захлопали крышки люков, танкисты быстро устанавливали зенитные «МГ» на турели, торопливо продёргивали ленты, вставляли кольца авиационных прицелов в мушки.

— Огонь без команды! По готовности!

Гулко, чуть скрежуще загрохотала «двадцатимиллиметровая» автоматическая зенитка на шасси устаревшего «Т-26». Наводчик орудия вертелся на своём кресле, словно бешеный, а прислуга на откинутых бортах башни едва успевала втыкать магазины. Но расчёт знал своё дело накрепко — огненные трассы ни на секунду не исчезали из воздуха. И вот, наткнувшись на одну из них вильнул в сторону и запарил мотором «Бленхейм», закладывая разворот, чтобы уйти на аэродром. Но поздно — на повреждённом самолёте скрестились трассы сразу десятка танковых пулемётов, и через мгновение он вдруг ярко вспыхнул, и, медленно вращаясь в воздухе, оставляя за собой чёрный смолистый дым стооктанового бензина беспорядочно вращаясь, отвесно пошёл к земле. Задымил второй штурмовик противника. «Бристоль-Бульдог» наклонив тупую морду вошел в пике, но брызнули в разные стороны обломки винта и капота, сверкнули на солнце крошки плексигласа фонаря, и самолёт вдруг клюнул вниз и воткнулся в землю, в мгновение ока превратившись в груду хлама. Владимир даже опешил — чего-чего, а подобного отпора со своей стороны он не ожидал! Нет, конечно, десятки и сотни учебных часов сказывались! Но чтобы так… Он вновь осмотрелся — самолёты врага поспешно разворачивались и беспорядочно сбрасывая бомбы на своих же уходили на Запад, домой. В чём дело?! А, ясно! распуская тугие дымные хвосты работающих на форсаже моторах, с Востока спешили истребители. Вот они настигли неповоротливых французов, застучали слышимые даже сквозь грохот моторов очереди авиационных пушек, потянулись трассы снарядов к плоскостям и кабинам… В это время танк комбата уже подошёл вплотную к первой линии окопов. Точнее, тому, что там было… Несмотря на весь его боевой опыт Петров НИКОГДА такого не видел. Сплошная перепаханная земля. Хаос. Непонятные остатки неизвестного вещества. НИЧТО…

Он коротко доложил об увиденном и получил новый приказ — выдвинуться вперёд на тридцать-сорок километров к реке, занять оборону, и ждать пехоту. Быстро переключил рацию и, отдав приказ подчинённым, двинул батальон вперёд…

Глава 24

Иркутск. Берлин

Верочка рыдала. Навзрыд. Захлёбываясь слезами и поминутно сглатывая рыдания. Ей было очень плохо. Как всё изменилось за какие то полгода!

Ещё прошлой весной всё было чудесно: она, успешная студентка Ленинградского педагогического института. Поклонник, блестящий военный с перспективным будущим, весёлая студенческая жизнь — молодёжные вечеринки на квартирах друзей, как правило, молодых людях из приличных семей самого лучшего происхождения, с многочисленными родственниками за границей и обширными связями в Торгсине или НКИДЕ. А значит — импортное заграничное бельё, которым она так обожала поражать своих ночных партнёров. Тончайшие чулки из настоящего шёлка, вызывающие зависть окружающих её однокурсниц из ПРОСТЫХ семей, настоящие французские духи и парижская косметика.

Конечно, ничто в жизни не даётся бесплатно, но она происходила из семьи уважаемых раввинов, и её дедушку очень уважали в Бердичеве. Именно он придумал тот знаменитый по всем настоящим семьям рецепт хлеба, который весил ОЧЕНЬ много, но содержал практически не капли муки, и его можно было печь в неограниченном количестве для продажи и обмена на гойское золото. Как он хорошо заработал на нём в те голодные двадцатые годы, когда вспыхнул голод в Поволжье, и тысячи гоев остались без куска хлеба. И пусть этот, так называемый хлеб вызывал впоследствии жуткие язвы по всему телу, погибал желудок, наступала слепота. Пусть! Ведь он шёл гоям! ЛЮДИ его не ели. И ни в коем случае не кормили даже скотину. А гои — что же, на то они и гои… И Верочка навсегда запомнила его слова, что за каждый успех надо платить.