Тварь - Бенчли Питер Бредфорд. Страница 14

Кроме того, может быть, там окажется что-то стоящее для Випа, если никто больше не предъявит на это претензий. Плот, радио, ракетница. Что-нибудь, что можно продать или использовать. Что-нибудь, что принесет Випу деньги или поможет сэкономить их. А Шарп знал, что Вип нуждался.

«И еще, – думал Шарп, – я ему кое-что должен».

Кое-что? Черт, он был должен Випу Дарлингу на все сто процентов.

Вип спас рассудок Шарпа в такой момент, когда существовали все предпосылки, что Маркус превратится в дурачка, увлекающегося забавами наподобие «Серфинг: нацисты должны умереть» или «Женщины-амазонки на Луне». Его выходные дни стали непереносимы. Он нырял с каждой платной туристической группой, оказавшейся на островах, объездил на мотоцикле каждый квадратный дюйм, посетил каждый форт и музей, расшвыривал деньги в каждой пивной – у него не было моральных возражений против того, чтобы стать пьяницей, но его организм не переносил алкоголь и ему не нравился вкус спиртного. Он просмотрел все фильмы в видеотеке базы, кроме тех, где убивали топором приходящую няню. Каждый день он читал до тех пор, пока ему не отказывали глаза и не атрофировались ягодицы. Он был на грани невообразимого – собирался начать играть в гольф, – когда на каком-то торжестве на базе познакомился с Випом.

Как зачарованный слушал он рассказ Випа о технике розыска затонувших кораблей и задал достаточно разумных вопросов, чтобы заработать приглашение как-нибудь в воскресенье выйти в море... что быстро превратилось в каждое воскресенье и большинство суббот. Слушая Випа, он многое понял и, что любопытно, начал стыдиться за свое образование. Потому что перед ним был человек с шестью классами образования, который научил себя быть не просто рыбаком и ныряльщиком, но еще и историком, биологом, нумизматом и... да что говорить, ходячей морской энциклопедией.

Шарп выразил готовность вносить свою долю за стоимость горючего Дарлинга, но его предложение было отвергнуто; затем он попытался помочь красить судно, и на этот раз предложение было принято, и это понравилось ему, потому что он стал чувствовать себя причастным к делу, а не бездельником. Потом Вип как-то показал Маркусу фотографии старых кораблекрушений, сделанных с воздуха, и внезапно – как будто какая-то дверь, скрипя, раскрылась, осветив тот уголок его мозга, о существовании которого он даже не подозревал, – Шарп увидел возможность новых интересов, новых целей.

Вип научил Маркуса не надеяться на классически сказочное представление о кораблекрушениях: вот корабль стоит на грунте прямо, все паруса подняты, скелеты в треуголках сидят там, где приняли смерть, и играют на груду дублонов, лежащих рядом. Старые корабли были деревянными, и в большинстве случаев те из них, что натолкнулись на Бермуды, затонули в мелких водах. Штормовые волны разбили их на куски, а столетия движущейся воды разбросали и вдавили их в дно, дно поглотило их, и на том месте выросли кораллы, приняв погибших в свои объятия.

Есть три главных признака того, что на дне лежат обломки корабля, сказал однажды Вип. Когда судно было загнано за полосу рифов – переброшено туда ветром и подтолкнуто идущими следом волнами, то оно разрушает сам риф, убивает хрупкие кораллы и оставляет царапину, которая с высоты двух сотен футов выглядит как гигантский след шин.

Острый глаз может заметить пару пушек, обросших, покрытых коралловым панцирем, выглядящих как ни на что не похожая масса, выстроенная в противоестественно прямую линию. А старая поговорка гласит: природа не терпит прямых линий. Но наличие пушки не означает, что сам корабль находится поблизости, потому что часто команда, когда корабль бился в агонии, выбрасывала все тяжелое за борт, чтобы не дать ему перевернуться. Вполне возможно здесь найти пушку, а в другом месте – якорь и не обнаружить судна, если море утащило его на мили от этого места, прежде чем швырнуть в пучину и разбить на куски на месте последнего его отдохновения.

И бесспорным признаком, видимым с воздуха, но наиболее трудным для определения, была груда балласта, потому что Вип настойчиво утверждал, что то место, где судно потеряло свой балласт, и было местом его гибели. Конечно, палубу корабля могли унести волны, могла уплыть и оснастка, за которую уцепились один-два человека, но душа и тело судна – его груз, его сокровища – лежали там же, где и балласт. Обычно старые корабли в виде балласта брали речные камни с Темзы, Эбро или другой реки вблизи родного порта. Камни были гладкими, круглыми и не слишком большими, чтобы их мог поднять человек.

«Думай о булыжниках, – сказал Вип Шарпу, – потому что все булыжники в таких местах, как Нантакет, когда-то были балластом, привезенным в брюхе корабля, и булыжники эти удерживали судно в вертикальном положении на пути через океан из Англии, а потом на обратном пути заменялись бочонками с нефтью».

Поэтому Шарп поставил себе цель: высматривать нагромождения очень круглых камней, сваленных в кучу, как правило, в белых песчаных ямах между темными вершинами кораллов. Вип рассказал ему, что старые корабли наталкивались на эти вершины и застревали там, пока не приходила следующая волна, не снимала их и не бросала содержимое корабля на песок, который охватывал и скрывал добычу.

Теперь уже Шарп не упускал возможности вылета, и во время полета – независимо от того, кружили ли они над островами для налета часов, для тренировки молодых пилотов или для испытания нового оборудования, – он всегда высматривал следы кораблекрушения. Он летал на предельно низкой высоте, отклоняясь от курса то туда, то сюда так, чтобы солнечные лучи под косым углом проникали на мели. И если кто-то из команды спрашивал, что, черт возьми, он делает, Шарп туманно отвечал что-то вроде: «Определяю возможности вертолета».

Пока что Маркус обнаружил только две груды балласта, два кораблекрушения. Об одной из груд Вип сказал, что она была обследована в шестидесятых годах. А вот вторая до сих пор была неизвестна. В скором времени они отправятся туда, чтобы провести раскопки.

Теперь сигналы были громкими и постоянными, и Шарп разглядел что-то желтое, перекатывающееся вверх и вниз на волнах. Он нажал на рычаг управления и снизился до сотни футов.

Это был плот, небольшой, пустой и, очевидно, неповрежденный. Шарп облетел его, стараясь оставаться на достаточной высоте, чтобы нисходящие потоки воздуха от лопастей вертолета не начали вращать плот и не перевернули его.

– "Капер", это Хьюи-один.

– Да, Маркус, – послышался голос Випа.

– Это плот, на борту никого нет. Просто плот. Может, упал с судна. Некоторые аварийные радиомаяки начинают работать при соприкосновении с соленой водой.

– Может, разрешишь мне поднять его моей шлюпбалкой? Я похожу кругом, чтобы посмотреть, нет ли людей, а потом привезу плот на берег. И никому не придется мокнуть.

– Давай, Вип. Это на расстоянии триста сорок от того места, где ты был. Доберешься примерно за час. А мы тем временем поищем по координатной сетке, полетаем туда-сюда, пока горючее не вынудит вернуться на базу.

– Есть, Маркус.

– Думаю, ложная тревога, но «страна свободных и родина храбрых», во всяком случае, благодарна тебе, Вип.

– Рад стараться. «Капер» всегда готов помочь.

8

– Может быть, этот день не окончательно потерян, – заметил Дарлинг, поднимаясь по трапу на крыло мостика.

– Это почему? – Майк укладывал последние витки проволочных вожаков [13].

– Дал нам шанс раздобыть плот. Если это «Свитлик» и на нем не стоит имя владельца, то выйдет пара тысяч долларов, а может, и больше.

– Кто-нибудь предъявит на него права. Так всегда бывает.

– Возможно... если судить по тому, как нам «везет» в последнее время.

Менее чем через час они увидели плот, и Дарлинг медленно обошел вокруг, изучая его, как какой-нибудь образец на предметном стекле микроскопа.