Тварь - Бенчли Питер Бредфорд. Страница 3

Вода, которая раньше только капала на дно трюмов, теперь полилась с большей силой.

Элизабет управляла штурвалом, положив на него ноги, а сама откинулась на подушки в кокпите. Слева от нее, на западе, от дневного света осталась только фиолетовая полоска на границе мира. Справа поднимался лунный серп, отбрасывающий золотую ленту, протянувшуюся к Элизабет по поверхности моря.

На нем нет душ, думала женщина, глядя на месяц. Это была идея арабов: она прочла о ней в «Исследователях», одной из двух десятков книг, которые годами хотела прочесть и наконец проглотила за последние шесть месяцев, – и решила, что это ей нравится. Новый месяц – пустое небесное судно, отправляющееся в месячное путешествие, чтобы собрать души умерших; по мере того как проходят дни, оно распухает и распухает, пока наконец, переполнившись душами, не исчезает, чтобы выгрузить свою ношу на небе, затем опять появляется пустое судно, и все начинается вновь.

Одной из причин, почему ей нравилось сравнение с кораблем душ, было то, что впервые в своей жизни ей показалось, будто она понимает, что собой представляет душа. Элизабет не была глубокой натурой и всегда меняла тему, прежде чем серьезные разговоры могли стать слишком глубокими. Кроме того, они с Гриффином всегда были очень заняты, чтобы остановиться и задуматься.

У него было хорошее место в фирме «Ширсон Леман бразерс», она работала в отделении Химического банка. Восьмидесятые годы были временем, когда они приобретали себе «игрушки»: апартаменты стоимостью в миллион долларов, дом за полмиллиона в Стонингтоне, две автомашины с обогреваемыми сиденьями и с освежителями в пепельницах. Деньги приходили и уходили: двадцать тысяч долларов за обучение детей в частной школе, пятнадцать тысяч долларов в год за обед вне дома пару раз в неделю, двадцать тысяч на отпуск, пятьдесят – на содержание и ремонт дома.

«Двадцать тысяч сюда, двадцать тысяч туда, – бывало шутили они, – и скоро вы заговорите о действительно больших деньгах».

Шуткой это было потому, что деньги стабильно приходили все время.

А затем, в один прекрасный день, кран был перекрыт. Гриффина уволили. Неделей позже Элизабет предложили выбор: половина рабочего времени на полставки или увольнение.

Выходное пособие Гриффина позволило бы им жить в течение года, правда без излишеств, пока он подыскивал бы себе другую работу. Но другая работа (несомненно, за меньшее вознаграждение) означала бы то же монотонное топтание, но уже несколько ниже прежнего положения.

Второй вариант состоял в том, чтобы взять их выходные пособия, купить яхту [5] и посмотреть, действительно ли в мире есть еще кое-что, кроме confit de canard [6] и оригинальной шипучей воды.

Они сохранили дом в Стонингтоне, продали апартаменты в Нью-Йорке и положили деньги от продажи на хранение в банк, для финансирования образования детей.

Они стали свободными, и со свободой пришли волнение, страх и – день ото дня, почти минута за минутой – открытия. Открытия о самих себе, друг о друге, о том, что важно, а без чего можно обойтись.

Это могло оказаться бедствием – два человека, вынужденные пребывать двадцать четыре часа в сутки на пространстве в пятьдесят футов в длину и двенадцать футов в ширину. И первые две недели они задавались именно этим вопросом. Они путались друг у друга под ногами и брюзжали по поводу всего на свете.

Но затем они освоились, и с приобретением опыта пришла уверенность в себе, а с уверенностью пришло уважение к себе и признание своей силы.

Они вновь влюбились друг в друга и, что не менее важно, вновь стали нравиться сами себе.

Они не представляли, что будут делать, когда вернутся домой. Может быть, Гриффин попытается найти работу на финансовом поприще, хотя судя по всему, что они читали – главным образом в карибском издании «Тайм», – финансовый бизнес находился в плачевном состоянии. Может быть, он попытается найти работу в судоремонтных мастерских. Ему всегда нравилось что-нибудь мастерить, он даже не имел ничего против того, чтобы лакировать поверхности или сшивать паруса.

А что она? Может, она станет инструктором по хождению под парусами или попытается устроиться в группу по защите окружающей среды. Элизабет пришла в ужас от того, что они видели, – как разрушаются рифы на Багамах и уничтожается живая природа на Наветренных и Подветренных островах. Они плавали с аквалангами над опустошенным дном, усыпанным выбеленными морем раковинами мертвых моллюсков и разбитыми щитками ракообразных. Остров за островом они наблюдали океаническую среду, разграбленную и разрушенную. И оттого, что у них было время думать и наблюдать, они пришли к более полному пониманию замкнутого круга, в котором нищета, порожденная невежеством, порождала нищету, порождающую невежество. Элизабет пришла к мысли, что, может быть, есть что-то, что она в состоянии сделать, – приложить свои силы как исследователь или лоббист. У нее все еще сохранились связи с богатыми людьми, с которыми она имела дело в Химическом банке.

Неважно, что-нибудь они найдут. И что бы они ни нашли, это будет лучше того, что было раньше, потому что они стали другими.

Это было чудесное путешествие, путешествие без единой неприятности.

Впрочем, не совсем так. Одна неприятность все-таки была – им пришлось воспользоваться двигателем. Элизабет ненавидела его нескончаемое урчание, нелепое бульканье, когда выхлопная труба погружалась и выскакивала из воды, мерзкий запах газов, клубящихся над кормой и обволакивающих кокпит.

Отверстие в выхлопной трубе начало расти по мере того, как отваливались мелкие кусочки проржавевшего ослабленного металла. С каждым резким движением яхты, с каждым небольшим рывком из стороны в сторону происходило движение не только корпуса, но и всего, что было внутри его, – незначительное, незаметное, но достаточное, чтобы вызвать напряжение, чтобы усугубить нагрузку на уязвимое место.

Глаз не заметил бы увеличения отверстия, но теперь, когда нос судна зарылся между двух коротких прерывистых волн, выхлопная труба подверглась небольшому скручиванию. Она выгнулась и разорвалась, а затем вся вода из охлаждающего насоса хлынула в трюмы. И как только корма опустилась и выход выхлопной трубы оказался под водой, уже ничто не помешало бы воде прорваться внутрь судна.

Элизабет клонило в сон. Движение яхты было наихудшим типом снотворного: достаточно отрывистое, чтобы быть неприятным, но недостаточно резкое, чтобы заставить женщину быть настороже. Может, ей следовало разбудить Гриффина?

Она взглянула на часы. Нет. Он спал только полтора часа. Пусть поспит еще полчаса. Тогда он будет бодрым, и она сможет немного поспать.

Элизабет похлопала себя по лицу и потрясла головой.

Она решила петь. Невозможно заснуть, когда поешь, – научный факт. Она пропела несколько строк из песни «Что ты будешь делать в жизни без меня?».

Волна захлестнула корму и промочила Элизабет насквозь.

Ничего страшного. Вода не холодная. Она...

Волна? Как волна может захлестнуть корму судна, если ты двигаешься навстречу волнам?

Элизабет обернулась.

Корма находилась всего на четыре дюйма выше поверхности воды. За то время, пока Элизабет наблюдала за ней, корма опустилась еще немного, и еще более сильная волна накатилась на борт яхты и разлилась по подушкам.

Адреналин скакнул вверх по спине и побежал вниз по рукам. Минуту Элизабет сидела неподвижно, заставляя себя быть спокойной, оценить обстановку. Раздражающее клокотанье выхлопной трубы прекратилось. Едкие запахи больше не вились над кормой.

Волны с обеих сторон судна казались выше. Яхта двигалась вяло, переваливаясь из стороны в сторону, корма отяжелела.

Элизабет потянулась вперед, за штурвал, подняла пластиковую крышку и включила рычажок, приводящий в действие трюмную помпу. Она услышала, как заработал электромотор, но что-то было неладное в производимом им звуке. Он был далеким, слабым и натужным.