Драгоценности Медичи - Бенцони Жюльетта. Страница 40

– Далеко отсюда до Главного управления полиции?

– Довольно далеко, но такси доставит вас вовремя. Муниципальный центр, в который входит штаб-квартира полиции Нью-Йорка, находится на юге Гринвич-Вилидж.

Иначе говоря, Альдо предстояло отправиться почти туда же, где он побывал: умнее было бы предварительно навести справки, чем болтаться по улицам без дела! Он быстро поднялся в свой номер, чтобы взять письмо Уоррена, и через несколько минут ехал в такси на юг Манхэттена...

Когда он почти выбегал из дверей отеля, чтобы скорее сесть в машину, то чуть не сбил с ног девушку, которую не успел даже рассмотреть, бросив ей только: «Простите великодушно!»

Но даже если бы он успел приглядеться, вряд ли бы узнал ее. При всей своей эксцентричности Нелли Паркер идиоткой не была и сменила вызывающе яркий шотландский берет на коричневую фетровую шляпу-колокол, полностью закрывшую огненные волосы. Когда Морозини исчез, она обратилась к швейцару:

– Этот торопыга, куда он так помчался?

– К копам!

– На такси и так спешит? Что это на него нашло?

– Понятия не имею. Единственное, что могу вам сказать, мисс Паркер: он едет к боссу, потому что пригласили его на Бэкстер-стрит.

– Ого! Что же он там собирается делать?

Швейцар многозначительно развел руками, тогда как усеянный веснушками маленький носик журналистки сморщился от усиленных размышлений. Наконец она сказала со вздохом:

– Ух! Я гонялась за ним весь день и начинать заново нет смысла. Когда я появлюсь там, он уже уедет. Наверное, лучше подождать его здесь? Что скажешь, Вилли?

– Конечно, он в конце концов вернется сюда, но, с вашего позволения, мне непонятно, чего вы так надрываетесь. Этот тип настолько интересен? Согласен, внешне он вполне ничего, но...

– В данном случае это не так важно, хотя... Что касается того, интересен ли он... Да, чрезвычайно! Куда бы он ни приехал, вокруг него всегда расходятся волны, и я уверена, что благодаря ему раскопаю груду сенсационного материала!

– А почему же тогда здесь нет никого из ваших коллег?

– Потому что их интересует только кино, бейсбол и политика. Ладно! Так что мне делать?

– Заходите и присаживайтесь в холле! Это словно главная ложа в театре: вы сразу увидите, как он войдет...

– Почему бы и нет? Я закажу себе чашку кофе. А тебе спасибо за помощь, Вилли!

– Само собой, мисс Паркер! Я помню добрые старые времена: здорово у нас тогда все получалось...

Весь административный аппарат города был сосредоточен к северу от Фоли-сквер в квартале, построенном в конце девятнадцатого века. Здания большей частью относились к стилю неоклассицизма. Штаб-квартира полиции Нью-Йорка располагалась еще севернее, в квадрате, ограниченном улицами Хестер-стрит, Грэнд-стрит, Броум-стрит и Бэкстер-стрит, где находился главный вход с двумя огромными бронзовыми фонарями по обеим сторонам. [29]

Таксист, высадивший Альдо перед дверью, охотно согласился подождать своего клиента, поскольку, будучи болтлив и любопытен, как почти все члены его корпорации, он так и не сумел выяснить, зачем этому элегантному джентльмену понадобились копы.

Главное управление полиции, конечно, уступало в монументальности нью-йоркской мэрии, которая походила на пятнадцатиэтажный свадебный пирог с колоннами, увенчанный тремя цилиндрами – также в окружении колонн! – и статуей Гражданской славы. Но все же это было внушительное здание с большой лестницей, занимавшей б*!*у*!*льшую часть первого этажа. Но царившая здесь атмосфера оказалась совершенно такой же, как в Скотленд-Ярде или на Кэ дез Орфевр: лихорадочная суета, запах табака и хронически скверное настроение. Некоторое различие обнаружилось только в размерах офисных помещений: кабинет Фила Андерсона оказался вдвое больше, чем кабинеты Ланглуа и Уоррена, вместе взятые. Правда, первый был крупной шишкой, а двое последних нет. В шкафах до потолка, полностью скрывавших стены, в беспорядке лежали груды папок, вымпелы и призы, в одном углу стоял флаг Соединенных Штатов. Над громадным письменным столом, занимавшим центр комнаты, вились клубы дыма, посреди которых восседал, подобно Будде в завитках благовоний, шеф городской полиции – с полузакрытыми глазами за очками в черепаховой оправе.

Держа в левой руке сигару, он ухитрился извлечь свое дородное тело из вращающегося кресла и протянул правую, широкую, как лопата, гостю с сердечностью, которой Морозини – по опыту общения с его коллегами по ту сторону Атлантики – отнюдь не ожидал. На кожаном бюваре, стоявшем перед ним, лежала карточка Уоррена.

– Добро пожаловать! – прогремел он густым басом. – Очень рад видеть одного из друзей Уоррена! Как поживает наш любимый старый крокодил?

– Превосходно. Во всяком случае, когда я встречался с ним несколько недель назад, – ответил Альдо, которого позабавило это прозвище.

– Отлично! Присаживайтесь и расскажите мне вашу историю! Уоррен пишет, что вы схлестнулись с этим мерзавцем Риччи? Чем он вам досадил?

Андерсон скорее выплюнул, чем назвал эту фамилию. Одновременно его веселая, круглая и весьма упитанная физиономия с маленькими глазками, походившими на яблочные косточки, заметно помрачнела.

– До настоящего времени лично мне он ничем не досадил. Просто я оказался замешан в одно мерзкое дело, в котором он, по моему убеждению, играет главную роль. Вместе с тем, – с улыбкой добавил Морозини, – я не хотел бы, чтобы вы приняли меня за пылкого южанина с разыгравшимся воображением...

– Не беспокойтесь, мой мальчик! Я знаю, кто вы такой!

– Да? Я удивлен и польщен!

– Я много раз бывал в Европе и всегда интересовался драгоценностями, как большинство моих соотечественников. В среде ювелиров, особенно тех, кто занимается старинными украшениями, ваш авторитет непререкаем. Порой некоторые из этих вещиц попадают сюда, и случается с ними разное, так что мои пристрастия идут на пользу работе. А теперь расскажите, что вам известно о Риччи. Где вы с ним познакомились?

– В Париже, когда я обедал в «Ритце» с моим соотечественником, художником Джованни Болдини...

Андерсон повернул голову, чтобы выплюнуть кусочек сигары.

– С ним я тоже знаком! Приятно узнать, что он еще жив.

– Жив, конечно, но сильно постарел, и недавний пожар, едва не разрушивший его дом, подействовал на него самым удручающим образом.

– Дело рук Риччи?

Морозини ответил неопределенным жестом:

– Я в этом уверен, однако доказательств у меня нет.

– Когда имеешь дело с ним, доказательств никогда не бывает. В этом его сила. Но продолжайте! Я больше не буду вас прерывать!

Он сдержал слово, и только манера курить выдавала его чувства: дым из открытого рта, походившего на кратер вулкана, выходил либо яростными клубами, либо спокойными кольцами. Когда Морозини завершил свое повествование рассказом об отъезде из Ньюхейвена вместе с телом Жаклин, Фил Андерсон какое-то время молчал, откинув голову на высокую спинку черного кожаного кресла и устремив взор в потолок. Чтобы не мешать его размышлениям, Альдо тоже закурил сигарету, что не улучшило атмосферу в комнате, но позволило слегка расслабиться. Наконец шеф нью-йоркской полиции произнес, больше размышляя вслух, чем обращаясь к гостю:

– Несчастная все равно не прожила бы долго, если бы последовала за Риччи в эту страну. Брак с ним не приносит счастья, и на сегодняшний день он, несомненно, овдовел бы уже в третий раз...

– Что вы хотите сказать?

Прежде чем ответить, полицейский позвонил и попросил принести кофе, предварительно удостоверившись, что Морозини составит ему компанию. По собственному почину он величаво прошествовал к окну и открыл его, чтобы проветрить комнату. Впрочем, сигару свою он уже докурил. Пока в кабинет не принесли поднос, он наслаждался свежим воздухом и уличным шумом, потом закрыл окно, вернулся к столу, разлил кофе по чашкам, отдал одну из них Морозини, предоставив тому возможность самому решать, сколько следует положить сахара, уселся в кресло, залпом опорожнил свою чашку и достал очередную сигару, кончик которой попросту откусил. С удовольствием затянувшись и выпустив первое кольцо, он развалился поудобнее и заявил: