Драгоценности Медичи - Бенцони Жюльетта. Страница 74

– В три часа? Тебе пришлось отказаться?

– Ты с ума сошел?

– А как же Риччи?

– Мы попросим машину Риччи подождать или пусть уезжает без нас. В каком-то смысле это меня даже устраивает. Я готов исполнять приказы в армии, но больше нигде.

– Пожалуй, ты прав. Давай встретимся с Хилари! Это меня позабавит, не скрою.

– Сожалею, но я пойду один. Броуни настаивала на этом пункте. Хилари хочет видеть только меня, и я прошу прощения, если это оскорбляет твои воспоминания. Возможно, она боится вновь поддаться твоему роковому обаянию.

– Или боится обнаружить, что я забыл ее. Женщины этого не любят...

– Поскольку встреча будет короткой, она, верно, подумала, что двое беседующих привлекут меньше внимания, чем группа из трех человек. Кстати, ты действительно ее забыл?

– Ты исходишь из старой пословицы, что клин клином вышибают? Да, забыл. Перспектива этого брака приводила Теобальда в отчаяние...

– Ты полагаешь, он больше обрадовался бы другому?

– Между Алисой и мной никогда не вставал вопрос о браке, разве что в мистическом плане. Она все еще находится во власти своего мужа, и я скорее всего расстался бы с ней. Она сама не знает, чего хочет.

– Но ведь она, казалось, дорожила тобой?

– Да, но она дорожила также и Оболенским, своим русским мужем, а в Нью-Йорке на сцене появился новый персонаж: немецкий писатель, которого зовут Гофмансталь...

– Гуго фон Гофмансталь? Он поэт. И уже не первой молодости...

– Нет, Раймунд, его сын! Который овладел искусством использовать отцовские произведения. В последнее время Алиса декламировала их целыми днями напролет. Впрочем, я по-прежнему был нужен ей из-за Египта.

Альдо, который сидел на кровати, предложил другу место рядом с собой. Он по-братски обнял Адальбера за плечи:

– Постарайся забыть и эту! Скажи себе, что на свете есть много красивых женщин, которые будут водить тебя за нос!

– Возможно! Однако, раз уж мы заговорили о красивых женщинах, что у тебя происходит с Полиной?

Альдо мысленно благословил полумрак, царивший в комнате, где горела только одна лампа у них за спиной: он покраснел до ушей.

– Ну, что может у нас быть? Мы друзья...

Исповедаться в ночном грехе Адальберу, который всегда относился к Лизе с нежностью и восхищением, было бы верхом глупости. Альдо знал широту взглядов своего друга, однако тот мог бы и не проявить ее, если бы заподозрил хоть малейшую угрозу брачному союзу, который почитал священным. Но, поскольку Адальбер не был слепым, следовало вести очень осторожную игру. В самом деле, в ответ на его слова археолог насмешливо фыркнул:

– Друзья? Она без ума от тебя! Почему, как ты думаешь, надела она такое платье? Не сомневаюсь, что это творение какого-нибудь великого кутюрье, но одновременно это шедевр провокации. Конечно, она может себе это позволить. Изумительная анатомия! Если она вдруг захочет предложить мне утешение, я буду не в силах отказаться! А ты в утешениях не нуждаешься...

И тут он расхохотался от всей души! Альдо тоже сумел рассмеяться, но прозвучало это довольно кисло. К счастью, Адальбер не стал задерживаться на опасной теме, пожелал другу спокойной ночи и ушел к себе, оставив Морозини терзаться угрызениями... и грезить о будущих радостях.

На следующий день без пяти три Альдо уже был на месте встречи. Он пришел туда пешком. Было солнечно, но не так жарко, как в предшествующие дни. Словом, идеальная погода для прогулки, которая, ко всему прочему, давала возможность поразмыслить, тогда как на велосипеде приходилось больше думать о том, как сохранить равновесие.

Он уже бывал в Тауро, самой старой и, несомненно, самой красивой синагоге Америки: слишком пышное внутреннее убранство ему не понравилось, но чистые строгие линии самого сооружения его очаровали. Подобно любому заурядному туристу, он стал рассматривать фасад и фронтон, следя краем глаза за тем, кто выходит из издания Исторического общества Ньюпорта. И потому не заметил, как появилась машина, на которую, впрочем, все равно не обратил бы внимания: это был обычный зеленый грузовичок, какие здесь можно было увидеть повсюду.

Грузовичок остановился возле синагоги, не заглушив мотор, дверцы кузова раскрылись, и оттуда выскочили двое мужчин, которые схватили Альдо с такой быстротой, что он не успел даже пикнуть. Его швырнули в кузов, где третий мужчина нанес ему мастерский удар в челюсть, отправив в страну грез. Двое других похитителей быстро забрались в машину, которая тут же рванула с места. Площадь перед синагогой была пустынной – час сиесты! – и никто ничего не заметил.

Альдо очнулся довольно быстро. Его ударили лишь для того, чтобы он не оказывал сопротивления, но напавшие на него люди с толком использовали те несколько минут, что он был без сознания. Когда он пришел в себя, челюсть у него болела еще сильнее от того, что ее стягивал прочный кляп. Руки у него были скованы наручниками за спиной, ноги связаны, и он никак не мог уберечься от толчков на неровном полу, куда его бросили. Сначала он ничего не увидел и решил, что находится здесь один, но вскоре различил две пары ног на уровне своего лица и ощутил исходивший от похитителей запах. Те сидели, не раскрывая рта, сам же Альдо говорить не мог и был абсолютно беспомощен, поэтому он решил расслабиться, чтобы сохранить, насколько возможно, ясность мысли.

Он не питал иллюзий по поводу своих похитителей: эти люди, несомненно, служили Риччи. Однако приманкой для него послужила записка Хилари – между тем ему было трудно представить, как молодая женщина исповедуется в своем темном прошлом жениху, которого намерена изрядно пощипать на свой манер.

Поскольку он не знал, сколько времени оставался без сознания, ему было трудно даже приблизительно определить пройденный путь, который казался бесконечным из-за крайнего неудобства его положения. Хотя печка в машине не работала, он чувствовал себя так, словно лежит на раскаленной сковородке. Особенно ближе к концу путешествия, когда местность, видимо, стала более пересеченной. Наконец грузовичок остановился, и у него появилась надежда, что он узнает, куда его привезли. Но надеялся он напрасно: ему тщательно завязали глаза, прежде чем дверцы кузова раскрылись. Его спустили вниз, но земли он не коснулся. Какой-то особо мощный человек просто взвалил его на плечо, словно мешок с мукой, и вся группа двинулась вперед. Вместо запаха моря и пропитанных солнцем сосен на Альдо потянуло духом земли, влажности, чуть ли не плесени.

Это путешествие на чужой спине продолжалось несколько минут. Несший его мужчина преодолел крутой подъем, затем послышался звон ключей, лязг железа, и его опустили наконец на некое подобие матраса из соломы. Он крайне удивился, когда с него сняли повязку и наручники, вынули изо рта кляп и развязали ноги. Лишь теперь он увидел, что находится в просторной камере, одну из стен которой заменяла решетка с толстыми прутьями. Стоявший прямо на земле фонарь освещал подвал, рядом лежал пакет со свечами. Трое мужчин смотрели на него. Те самые, которые не проронили ни единого слова во время похищения и поездки на грузовичке. Они продолжали молчать и сейчас. Убежденный, что ответа от них не добиться, он даже не пытался заговорить с ними. Впрочем, они вскоре ушли, и последний закрыл за собой прочную решетку.

Поскольку похитители по доброте своей не забрали с собой фонарь, он смог разглядеть свой каземат. Похоже, это была древняя темница, куда некогда заключали рабов. Прочные, но старые и проржавевшие прутья восходили, видимо, к семнадцатому или восемнадцатому веку. Никаких отверстий не было, однако вентиляцию воздуха обеспечивали боковые галереи. Кроме соломенного матраса, на котором он сидел, и фонаря, ему оставили кувшин с водой с толстым куском хлеба на нем, ведро для отправления естественных надобностей и одеяло. В целом достаточно для Морозини, которому довелось пережить худшее в лапах маркиза д’Агалара. По крайней мере, здесь было светло, и его не приковали цепью к стене. [44] Камера оказалась почти чистой, матрасная ткань – новой, хлеб – довольно свежим, а вода не отдавала гнилью. Это не означало, что надо было радоваться, но и приходить в отчаяние не следовало. Узнав, что он не вернулся, Полина и Адальбер встревожатся, начнут искать его. Обоим мужества было не занимать, и Альдо не сомневался, что в поисках своих они перевернут небо и землю. Разве что...