Вальпургиева ночь - Завозова Анастасия Михайловна. Страница 69

— И что? — И ничего! Напились все как свиньи, привиделось им невесть что… Похмеляться надо!

— Как нам найти твоего начальника? — Мишка полезла в сумку за записной книжкой. — Он сейчас в городе?

— А то! — хмыкнул Венька. — Отдыхает, паразит, урод… Живет где-то на Козодоева, точнее сказать не могу. Зовут Щпец, Николай Иоганнович.

Я задумчиво поскребла свое копытце о Венькин кедик.

— Больше ничего не знаю! — взвизгнул архивариус.

— В архивах записи об этом селе сохранились? — настырничала Мишка. — Какие-нибудь документы?

— Ну, сохранились… — осторожно начал Венька. — Только в архив я вас не проведу, там разрешение надо выправлять….

— А нам и не надо разрешения! — влезла я. — Я знаю, у вас недавно хорошую базу данных поставили, сама делала, Вася проектировал… Поэтому или я туда лезу — и тогда там будет как после Мамаевой вечеринки, или ты, Вениамин, сам присылаешь нам подборочку документов. Ну, уважишь просьбу девушки?

— Да ведь праздники же! — завопил Веня.

— Стыдись! — укорила я горе-архивариуса. — Только тупые и серые уроды отдыхают в праздники! Санечка! Пиво для юноши!

Венька возрадовался и присосался к кружке с жадностью доковылявшего до водопоя буйвола, а мы с Мишкой поспешили покинуть «Клондайк».

— Шпеца твоего отыщем без проблем, — обнадежила я филологишку. — У меня в компе хорошая адресная книга забита.

Отыскали мы Николая Иоганновича и в самом деле быстро. Жил дядька и впрямь на Козодоева, дом четырнадцать, квартира двадцать семь. Пока Мишка переписывала себе адрес и телефон, я поковырялась еще в локальной сети и выяснила кое— что интересное.

— Спец-то этот Розе Витольдовне почти коллега, — сообщила я Мишке. — О, гляди, на том же факультете учился, где твоя тетя преподает сейчас. Только специальность другая — архивное дело, да и образованьице-то у нас незаконченное высшее, погнали бедолагу оттуда после третьего курса.

Мишка старательно занесла себе в книжечку и эту информацию. Тут в комнату просунулась моя мамка и призывно гаркнула:

— Девчонки! На кухню — чай пить! Я подхватила Мишаню под белы руки, пока она не вспомнила весь этикет и старинный русский обычай, по которому три раза от приглашения надо отказываться, и потащила на кухню. Путь наш пролегал мимо ванной, откуда доносились странные звуки, напоминавшие сопение боксеров на ринге или вопли бизона, отдирающего репейник от собственного зада.

— Мамуль! — крикнула я. — У нас в ванной полтергейст или Лешка носки стирает?

— Второе, — ответила маманя.

Надобно сказать, что братец мой единокровный к благородному делу хозяйствования не приучен был вообще. В быту Лешка напоминал растерявшегося слона, по какому-то недоразумению попавшего из пампасов в Арктику. Он не мог абсолютно ничего! Даже вечную яичницу, спасительное блюдо всех мужчин, шарахающихся от плиты, как от пулеметной установки, Лешка так и не освоил. После нескольких попыток поджарить яйца просто так безо всякого масла или маргарина, перепортив добрую половину кухонной утвари, Леша уже и не пытался порадовать нас этим блюдом. Но готовка-то ладно, не умеющий готовить мужчина — это еще не катастрофа, но ведь и ничего другого Лешка не умел. Забить гвоздь в стену — целая проблема, Лешка до сих пор искренне считает, что это делают деревянной ручкой молотка. Починить капающий кран, ой ма-ама, однажды он в хозяйственном порыве чуть не утопил Радзевецких. Правда, они даже порадовались, потому что как раз решили клеить новые обои. Ободрали старые, а тут Лешка со своим потопом. Водичкой-то остатки старых обоев со стен хорошо смылись…

А еще Лешка не умел стирать. Совсем. Ну да, ладно, мама и на это рукой махнула, смирившись с необходимостью самой стирать. Но вот носки… Мамуля категорически отказывалась даже к ним приближаться. «Договаривайся с Полиной! — вопила мамуля. — Я это и за большие деньги стирать не буду!!!» Иногда братец и вправду через силу отслюнявливал денежки, и я мужественно, в дедушкином противогазе, настирывала Лешкины носки. Но братец-то мой еще тот жлобяра, за копеечку босым по снегу в тридцатиградусный мороз бегать будет! Поэтому действовал он следующим образом, где-то за неделю до предполагаемой стирки ненавязчиво так выставлял свои носки рядком за дверь комнаты. Иногда маманя не выдерживала и кидалась стирать, одновременно полоская при этом и Лешку. Но чаще всего ма держалась, я тоже, поэтому где-то через неделю, когда чистыми носками в доме и не пахло и кончались даже мои безразмерные с телепузиками, Лешка тащил стирать свои… Он с грохотом цеплял всю снизку крючком старого удилища и с душераздирающим грохотом тащил это в ванную. Если и на грохот никто не реагировал, Лешка сам запирался в ванной и отчаянно кидался в битву с носками…

Все это я весело пересказывала Мишке, разливая чай и нарезая фирменную колбасную запеканку:

— Мы уже отчаялись его пристроить! — сообщила я Мишке, шлепая ей на тарелку кусок запеканки побольше. — Кому такое счастье нужно?

Мишка вежливо покивала. Эту историю, только в разных вариациях, она слышала уже много раз.

— Думаешь, этот… Вениамин пришлет нам документы? — спросила она, ковыряя запеканку вилочкой.

— А то! — кивнула я, откусывая от своего куска. — Пришлет, то есть куда денется. Он вообще-то парень неплохой, только болеет, наверное. А чего тебе так сдалась эта… Хотяевка, так, что ли?

Мишка кивнула и вздохнула:

— Мы пытаемся найти хоть какие-нибудь следы Черной Инквизиции… Предположительно в начале девятнадцатого века там проповедовал кто-то из этой милой организации.

— Ваши пострадали? — деловито спросила я, украшая запеканку сверху дополнительным куском сыра.

— Нет… от инквизиторов точно нет, но там все равно творилась какая-то чертовщина. — И тут Мишка пересказала мне супержутик про какую-то тетеньку из их рода, которая мертвого из гроба поднять смогла. М-да, видать, баба еще покруче меня зажигала…

— Хоть сейчас кино снимай! — вздохнула я. — А вообще-то быть ведьмой — это так прикольно! Помню, как меня в Швеции колбасило — деревья ломало, топоры летали, молнией туда-сюда шарахало…