Флорентийка - Бенцони Жюльетта. Страница 28
Это неопытное, только что пробудившееся к любви существо заставило его заглянуть в потаенные глубины своей души и сделать потрясшее его открытие. Он думал, что любит Фьору так же, как прежде любил и других женщин. Но на этот раз охотник, похоже, попался в свои собственные сети и не имел ни малейшего желания от них освободиться.
Однако с рассветом ему придется это сделать. Раб данного обещания, Филипп должен будет уехать, покинуть жену, зная, что впредь ее больше не увидит, что их жизненные пути никогда не пересекутся. Бельтрами ни за что не согласится на изменение их контракта, особенно что касается его последнего пункта. Филипп понял это по тому полному ненависти взгляду, который купец бросил на него при прощании, когда он уже собирался подняться в спальню Фьоры…
– Я люблю тебя! – прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы. – Ты никогда не узнаешь, до какой степени я тебя люблю…
– Почему же я этого никогда не узнаю? У нас впереди целая жизнь. Вполне достаточно, чтобы доказать свою любовь.
– Кто знает, что нас ждет впереди? Я уезжаю, а ты должна остаться, потому что я не могу взять тебя с собой.
– Так уж это невозможно?
– Ты же прекрасно понимаешь, что женщин не берут на войну.
– Может быть, они воевали бы не хуже мужчин? Я пошла бы на любой риск, только чтобы быть рядом с тобой.
– Выходит, я женился на молодой львице? – ответил Филипп, целуя жену. – Твои слова, любимая, лишь растравляют мои раны. Ты должна остаться… хотя бы для того, чтобы не подводить отца. Ведь великий Лоренцо именно потому так и злопамятен, что не обладает законным правом вершить власть. Я ничуть не обольщаюсь относительно его чувств к моему герцогу. Если Лоренцо узнает, что отец отдал тебя мне в жены, даже не спрося его мнения, то вас обоих ждут неприятности.
– В таком случае мне остается только ждать, – вздохнула Фьора. – Но даже неделя разлуки покажется мне непереносимой… Ты действительно должен уехать рано утром?..
– Да, я не могу задерживаться…
– Тогда не будем терять ни минуты времени, дарованного нам судьбой. Люби меня! Филипп, люби меня еще и еще, чтобы воспоминаний с избытком хватило на те дни и ночи, что мне придется прожить без тебя.
Филиппа не надо было уговаривать. В нем вновь проснулось желание. Но он сдерживал себя, боясь причинить боль юному существу, которое так безоглядно доверяло ему себя. Поэтому он слегка отодвинулся.
– Не надо спешить, моя милая… Ты так молода, так хрупка… Я боюсь причинить тебе боль!
– Ты никогда не сделаешь мне больно, потому что я сама тебя зову… Мне так нравится быть твоею…
Филипп смотрел на жену, не отрывая глаз, завороженный ее красотою… Неяркий свет ночника позолотил ее тело, подчеркнул нежную округлость груди, изящную линию бедер. Он долго любовался ее прекрасным, чистым лицом. Нежные губы Фьоры приоткрылись в ожидании, а глаза потемнели от страсти. Никогда прежде Филиппу не приходилось обладать такой красавицей. Со временем она расцветет еще пышнее, но не ему ею любоваться. При этой мысли сердце его сжалось.
– Ты этого хочешь? – спросил он внезапно охрипшим голосом. – Ты этого действительно хочешь?..
В ответ послышался совсем детский и одновременно такой волнующий смех Фьоры:
– Конечно, я этого хочу! Платон утверждает, что то, что доставляет удовольствие, полезно повторять два, а то и три раза!
Филипп онемел от удивления. В первую брачную ночь он меньше всего ожидал услышать упоминание о Платоне. Кто бы мог подумать, что такая хорошенькая, молоденькая девушка воспитана на произведениях греческих философов! А так как его собственные познания в античной литературе ограничивались «Комментариями» Цезаря, то Филипп почувствовал себя задетым…
– А что Платон говорил о любви? – спросил он, снова начиная ласкать нежную кожу Фьоры.
– Он… он не упоминает о ней совсем, – пролепетала она. – Но зато он пишет… «Отдай, и тебе возвратится сторицею!» И я… я навсегда отдаю тебе себя! И хочу, чтобы ты всецело принадлежал мне…
Тогда Филипп грубо взял ее, как взял бы любую женщину в захваченном и отданном на разграбление городе. Фьора кричала под ним, но он рукой зажал ей рот. Филипп чувствовал, что по ее лицу текут слезы, и, поняв, что причинил ей боль, не смог сдержать злорадства: ведь эта девушка, зачатая в грехе и воспитанная на еретической философии, несомненно послана ему самим дьяволом. Он хотел бы убить ее, чтобы освободиться от сети, которой она так незаметно опутала его душу. И вот его пальцы уже сжимаются на хрупкой шее девушки… Но тут Фьора открыла свои огромные, блестевшие от слез глаза и потянулась к нему припухшими от поцелуев губами…
– Филипп! – прошептала она. – Мой любимый, мой господин.
– Дьявол тебе господин! – прорычал Филипп. – Подобная красота не может быть угодна всевышнему…
Внезапно опомнившись, Фьора попыталась вырваться из объятий мужа.
– Если уж речь зашла о дьяволе, то это ты разбудил его во мне, – сказала она так горестно, что Филиппу стало стыдно.
Теперь Фьора плакала вовсе не от счастья. Одну за другой Филипп осушил губами слезинки на ее щеках, затем долго целовал дрожащий рот, пока вновь не пробудил в ней желание…
– Прости! – прошептал он наконец. – Ты просто свела меня с ума…
– В таком случае мы оба сумасшедшие, – сказала Фьора, успокоившись, и положила голову на плечо мужа.
Несмотря на усталость, ей не хотелось спать. Сколько угодно времени для сна останется после отъезда Филиппа, когда ее постель будет пустой и холодной…
– Я и не думала, что любовь может доставить такую радость, – вздохнула она. – Мне бы хотелось, чтобы тебе было со мной так же хорошо, как мне хорошо с тобой…
– Разве ты не чувствуешь, как я счастлив с тобой?
– Может быть… но иногда мне кажется, что ты меня ненавидишь…
– Не надо так думать. Все дело в том, что ты слишком красива. Твоя красота просто пугает меня.
– Но почему? Ведь все, что я имею, принадлежит только тебе. Ах! Дорогой! Научи, как надо любить тебя…
– Порядочных женщин не учат подобным вещам, – ответил Филипп с напускной строгостью.
– К чему мне в такую ночь быть порядочной женщиной? У меня еще останется на это много времени. А сейчас я хочу чувствовать себя только твоей женой…
Растроганный этими словами, Филипп принялся добросовестно направлять первые шаги ученицы, но та оказалась достойной своего учителя, и скоро за пурпурным пологом, скрывающим любовников, установилась тишина, прерываемая лишь томными вздохами…
Еще три раза Филипп овладевал молодым, кажущимся ненасытным телом жены. Наконец сраженная усталостью, Фьоры провалилась в глубокий сон. Голова ее свесилась с подушки, а длинные, влажные от пота волосы волной упали на ковер. Тогда Филипп растянулся на простынях и, уткнувшись лицом в подушку, забылся крепким сном.
Но уже близился рассвет. В деревне пропел первый петух, и его крик был дружно подхвачен со всех сторон…
Дверь спальни тихонько отворилась, и на пороге появилась Леонарда. Женщина буквально застыла, потрясенная открывшейся глазам картиной: догоравший ночник едва освещал кроваво-красный альков и два распростертых, сращенных любовью тела. Обнаженная, застывшая в бесстыдной позе Фьора напоминала умершую вакханку. Леонарда нахмурила брови и, машинально перекрестившись, медленно двинулась к кровати, в которую она когда-то, сто лет тому назад, уложила невинную девушку…
Осторожно, стараясь не разбудить новобрачную, она приподняла ее и уложила поудобнее на кровать. Погруженная в глубокий сон, Фьора лишь пробормотала несколько бессвязных слов и улыбнулась, но, как только голова ее коснулась подушки, она сразу свернулась в клубочек, словно довольный котенок. Леонарда прикрыла молодую женщину и, обогнув кровать, подошла к Филиппу, осторожно потрясла его за плечо и тихо прошептала в самое ухо:
– Мессир, вставайте! Уже пора…
За долгие годы военной службы Филипп привык спать где придется и просыпаться по первому зову. Поэтому он сразу же повернулся и посмотрел на Леонарду совершенно осмысленным взглядом…