Завтра Была Война - Зеликов Иван Николаевич. Страница 3

— Так значит, ты хочешь, чтобы я дарила любовь всем? Что-то ты очень непостоянен в своей ревности, мой дорогой философ.

— Не ты, но твой портрет, пусть он вещает всему миру о твоей любви, ибо мир, потерявший веру в любовь, не сможет долго существовать. Ты же будешь принадлежать лишь мне, как и сама того желаешь.

— Какой же ты всё-таки эгоист, несмотря на то, что ты философ и йог, впрочем, любовь всегда эгоистична, и не мне тебя порицать. — Фелис подошла к парапету, на котором до того сидела и уставилась на море. — Кстати о йогах, ведь они же вроде не боятся холода, тогда почему я ещё ни разу в этом году не видела тебя купающимся?! Вон, например, молодой человек, явно не йог, а уже более получаса не выходит на берег.

В море и вправду виднелась чёрная голова и руки пловца. Мощными движениями он загребал воду и буквально за несколько минут исчез из виду в открытом океане, только иногда на гребне очередной волны мелькала чёрная точка и вновь пропадала.

— Бесстрашный пловец, настоящий мужчина, — тараторила с явным восхищением Фелис,

— И как он только не боится плавать в открытом океане, ведь там же могут быть акулы.

— Какие акулы в наше время, дорогая, опомнись, — с саркастической усмешкой заметил подошедший Раджан, обнимая Фелис сзади за плечи, — к тому же, против случайных акул и других больших рыб бухта защищена слабым шоковым силовым полем…

— Ты просто завидуешь и снова ревнуешь, дорогой, — парировала Фелис, — ведь сам— то так не можешь. С другой стороны, ты прекрасно знаешь, что на зиму генераторы поля сокращают в числе и подтаскивают поближе, чтобы сэкономить энергию, а этот парень плавает далеко за пределами поля. К тому же он плавает не в мелкой бухте с тёплой, прогретой солнцем водичкой, а в открытом море, где злобствует холодное течение, тогда как ты со своим хвалёным самоконтролем и самовнушением не окунулся даже здесь. Никакие отговорки о том, что ты не любишь солёной воды, не принимаются, ты просто трусишь!

— Ах, я трушу?! Ну смотри! — Раджан отступил на несколько шагов и с разбегу рыбкой нырнул в воду, даже не касаясь парапета, прямо как был в белых шароварах. Несколько секунд было видно, как он старается уйти на глубину, но раздувшиеся штаны ему явно мешали. Тогда он резким движением сбросил их, выпустив при этом множество пузырей воздуха, среди которых исчезло его тёмное тело. Фелис смеялась почти минуту, наблюдая, как эта тряпка, пропитавшись водой и потеряв запас плавучести, пошла на дно, ей было очень интересно, как же Раджан пойдёт в город в одних широких трусах. Придётся ему снова нырять и доставать свою одежду, а тут почти десять метров глубины. Когда же пошла третья минута, а Раджан всё не появлялся на поверхности, Фелис начала беспокоится, хотела звать кого-нибудь на помощь, но кроме неё, мужчины, скрывшегося за горизонтом, да маленькой девочки, плескавшейся на мелководье, видимо пришедшей вместе с мужчиной, никого не было видно. Фелис сама неплохо плавала, но нырять с трёхметровой высоты на десять метров, а потом искать на глубине тело любимого она не решалась. На исходе пятой минуты, её охватило отчаяние, она дико закричала, слёзы сами собой брызнули из глаз, а руки в нервном движении смяли и разорвали соломенную шляпку. Фелис не выдержала и, не преставая кричать, забралась на парапет и прыгнула ногами вниз в ближайшую волну. Тут же её, разогретую на солнце, сдавил обруч холода, но почти сразу отпустил, так как она начала энергично выдыхать воздух и загребать руками, чтобы скорее оказаться на дне, где предположительно покоился Раджан. Она не открывала глаз, дабы как можно дольше не увидеть его тела, потому, холодные руки, внезапно обвившие её за талию, и холодные губы, впившиеся в неё поцелуем, оказались такой неожиданностью, что она мгновенно потеряла сознание, решив что уже умерла. Очнулась Фелис оттого, что кто-то несколько раз энергично, но предельно ласково и осторожно ударил её по щеке, ещё не веря в то, что произошло. Не поверила она и тогда, когда, открыв глаза, увидела лицо смеющегося

Раджана, услышала этот смех. Только незнакомый, но такой узнаваемый запах соли в сочетании с его телом окончательно привёл её в чувства.

— Йог, чёртов! — Выдохнула, наконец, она, резко вырываясь из его объятий и направляясь к берегу, чтобы хоть немного согреться, так как руки Раджана продолжали быть страшно холодными после длительного пребывания на глубине.

— Не всё же тебе надо мной издеваться! — Весело крикнул ей в след Раджан и тоже поплыл, пытаясь настичь Фелис. Но та, казалось, его не замечала и на большой скорости приближалась к берегу, опередив Раджана на несколько метров.

Выйдя на берег, она без сил опустилась на песок и снова заплакала, а может быть это просто капельки солёной воды скатывались с её ресниц. Метрах в двадцати от неё резвилась абсолютно голенькая девочка лет трёх, не старше. Она занималась тем, что заходила в море по пояс, ловила набегающую волну и вместе с ней выкатывалась на песок, оглушительно при этом хохоча. Вышедший на берег вторым, посрамлённый в заплыве Раджан попытался было устроится рядом с Фелис, но та резко встала и подошла к девочке. И когда та, в очередной раз выкатившись на берег, развалилась на тёплом песке, спросила, не очень-то надеясь получить ответ от такой крошки:

— Ты такая смелая девочка, как тебя зовут?

— Натали, — прозвучал звонкий детский голос, — папа говорит, что так звали мою маму, а я тоже назову свою дочку Натали.

— А ты не боишься утонуть в таких высоких волнах, Натали? — продолжила разговор Фелис, просто так, чтобы не возвращаться к Раджану, который демонстративно отвернулся, также всем видом показывая обиду.

— Нет, не боюсь! Море любит смелых и добрых, так говорит папа. —Девочка немного промолчала, а потом продолжила. — Вы так сильно кричали, потому что боялись, что ваш жених утонул, да? Не надо было бояться, он художник, а значит добрый и очень смелый!

— С чего ты взяла, что он мой жених, — рассмеялась Фелис.

— Но ведь я же видела, как вы целовались на причале.

— Ничего-то ты ещё не понимаешь, Натали, поцелуи обычно ничего не значат…

— А вот и понимаю! — Ответила девочка полным уверенности в собственной правоте голосом. — Папа говорит, что я очень умная!

— И как твой папа не боится оставлять такую умную девочку одну? Ведь это он уплыл далеко в море? — Натали кивнула, и Фелис продолжила. — Ведь тебя может кто-нибудь украсть, или, может быть, твой папа о тебе не заботится?

— Мой папа меня очень любит! Он самый лучший папа на свете! — Выпалила Натали, казалось, сейчас у неё из глаз брызнут слёзы, но она так и не заплакала. — А если кто-то захочет меня украсть, я выбью ему все зубы, исцарапаю лицо и откушу пальцы! — Заявила девочка, мгновенно развеселившись и представив, как она будет это делать, впрочем, зубы и ноготки у неё действительно были острые.

— Вон, подплывает мой папа, хотите, я вас познакомлю? — Вдруг спросила она. — Он вам понравится.

— Да нет, лучше не надо…

— А! Ваш жених будет ревновать! Я бы тоже ревновала на его месте, вы такая красивая, я тоже буду красивой, когда вырасту!

— Всё-то ты знаешь, — снова рассмеялась Фелис, — ладно, беги встречай своего папу, а я пойду к своему жениху, чтобы он не ревновал. — И, хохоча во всё горло, она действительно направилась к хмурому Раджану, который уже раскаялся в своей глупой шутке и теперь только и ждал момента для примирения, уставившись в песок тяжёлым взглядом. Фелис подобралась к нему сзади на цыпочках, обвила руками мощную шею и поцеловала в плечо, в знак того, что всё забыто.

— Это что, Иудин поцелуй? — Спросил Раджан, не поворачивая головы — он обычно пользовался терминологией той культуры, с представителями которой общался, и Фелис всё чаще и чаще поражалась его безграничным энциклопедическим познаниям — на что она перегнулась через него и поцеловала уже в губы, запрокинув голову любимого на себя.

— Нет, это два Иудиных поцелуя, а это все три отречения Петра, а это тебе за Брахму и Мохини, — продолжала она, целуя его снова и снова, — надеюсь, ты не забыл эту легенду и помнишь, что бывает, если отвергают женщину?