Дезире - Зелинко Анна-Мария. Страница 115

— Твоя кровать готова, все сделано так, чтобы ты мог в любую минуту поселиться здесь.

Он осматривал комнату, как будто видел ее впервые.

— Я буду жить также в помещении штаба. Мне нужно принимать много народа, а здесь это невозможно, Дезире. Ты же понимаешь?

— Ты не хочешь жить здесь?

Он обнял меня за плечи.

— Ты знаешь, что я нарочно не приехал в Париж в то время, как шведские войска входили в город торжественным маршем. Теперь мне необходимо вести переговоры с царем. Кроме того, я ведь говорил тебе, Дезире, что я никогда не вернусь в эту комнату.

— Боже мой, но ведь пять минут назад ты предполагал поместиться здесь вместе со всем своим штабом, — сказала я растерянно.

— Я тогда не видел этой комнаты. Прости меня, но я сюда никогда не вернусь, — он прижал меня к себе. — Теперь давай спустимся. Моя свита надеется поздороваться с тобой. А Фернан, конечно, приготовил нам поесть.

На другой день, когда по всему Парижу зазвонили колокола, я прошла в мой садик. Колокола возвещали начало победного парада войск союзников. Я не хотела видеть этот парад. Я знала, что для Жана-Батиста это тяжелое испытание, и не хотела видеть его в этот момент. Мои домашние уехали смотреть, а я сидела в своем садике одна.

Неожиданный гость посетил меня в это время. Согнувшись почти до земли, он низко поклонился мне. Тонкий нос, маленькие глаза и зрачки, как острия булавок…

Когда Наполеон узнал, что его министр полиции состоит на секретной службе у англичан, он выгнал его. Незадолго до битвы под Лейпцигом он дал ему поместья в Италии и удалил из Парижа.

Бывший якобинец был скромно одет, но в петлице красовалась огромная белая розетка.

Я указала ему место на скамейке возле себя. В это время смолкли колокола, и я услышала, что он говорит:

— Простите, Ваше высочество, что я вас побеспокоил.

Я забыла Фуше. Я забыла его, но сейчас, когда я его увидела, во мне вновь поднялось чувство неприязни, и мне было трудно скрыть это.

— Я приехал к м-м Жюли Бонапарт по поручению Талейрана, — сказал Фуше, вынимая из кармана лист бумаги. — Талейран очень занят и поручил мне… а кроме того, я хотел засвидетельствовать Вашему высочеству… в этом документе, — сказал он, увидев мою гримасу, — будущее членов семьи Бонапарта, — он протянул мне бумагу.

— Я передам сестре, — сказала я. Он похлопал по бумаге ладонью:

— Посмотрите, Ваше высочество. Я прочла:

«Матери императора 300000 франков

Королю Жозефу 500000 франков

Королю Луи 200000 франков

Королеве Гортенс с детьми 400000 франков

Королю Жерому с королевой 500000 франков

Принцессе Элизе 300000 франков

Принцессе Полине 300000 франков».

— Ежегодно, Ваше высочество, ежегодно, — объяснил Фуше. — Наше правительство великодушно.

— А где будут жить члены семьи Бонапарта?

— За границей, Ваше высочество, только за границей.

Жюли, которая всегда чувствует себя несчастной, покидая Францию, будет эмигранткой! Всю жизнь в эмиграции! И почему?.. Потому, что я однажды привела Жозефа в наш дом. Нужно ей помочь! Я сделаю все, чтобы помочь моей бедной сестре!

— Вероятно, вы попросите Его высочество похлопотать о м-м Жюли Бонапарт. Не правда ли? Быть может, вы сами будете просить аудиенции у короля Людовика, чтобы похлопотать за сестру?

— У короля Людовика?.. — повторила я, пытаясь приучить себя к этому новому звучанию.

— Его величество ожидают в Тюильри в ближайшие дни.

«Чем занимался этот король Людовик в продолжение всех лет своей эмиграции? Чем он занимался?» — спрашивала я себя.

— А что будет с генералом Бонапартом? — спросила я, пытаясь вновь привыкнуть к прежнему имени Наполеона.

— Ему предложили хорошие условия. Он может выбрать для жительства любое место за пределами Франции. Какой-нибудь остров, например. Может быть, остров Эльба, или пересечь океан. Его может сопровождать группа из четырехсот человек, которых он выберет по своему усмотрению. Кроме того, генералу сохраняется титул императора. Это милостивое решение, не правда ли?

— И что решил император?

— Говорят, он выбрал остров Эльбу. Это очаровательный небольшой остров, который напоминает родину генерала. Мне говорили, что растительность там такая же, как на Корсике.

— А императрица?

— Ей сохраняется титул герцогини Пармской при условии, что она откажется от всех прав наследства для своего сына. Но все эти детали будут уточнены в Вене на конгрессе. Там будут решать вопрос организации новой Европы, возвращения изгнанной Бонапартом династии и признания ее законных прав. Предполагаю, что Его высочество, ваш супруг, также будет в Вене.

Наконец, он ушел. Если бы он остался еще минуту, я, вероятно, позвала бы на помощь, так он был мне противен.

Вечером Жюли сказала мне:

— Жозеф пишет мне из Блуа. Он хочет поехать в Швейцарию и купить там имение. Я должна уехать к нему с детьми, как только смогу. Но я не хочу ехать. Не хочу! Дезире, не прогоняй меня, не бросай меня! Останься со мной, хотя бы пока мои дела не будут устроены здесь в Париже, умоляю тебя!

Я утвердительно кивнула.

— Я останусь с тобой, Жюли.

20 апреля Наполеон выехал на Эльбу. В это же время в газетах появились заметки, одинаково заинтересовавшие Францию и Швецию. Я прочла, что наследный принц Швеции намерен развестись со своей женой Дезире Клари, сестрой м-м Жюли Бонапарт. После развода бывшая принцесса Швеции будет жить в своем доме на улице Анжу под именем графини Готландской.

Что касается наследного принца, то он еще не сделал выбор между русской великой княжной и прусской принцессой. В газетах промелькнуло также, что наследный принц Швеции может породниться с домом Бурбонов. Газеты считали, что для бывшего Жана-Батиста Бернадотта подобный брачный союз весьма желателен.

От чтения этих противных листков меня оторвали чьи-то быстрые шаги на лестнице.

— Надеюсь, я не разбудил тебя, девчурка? Мне жаль, что ты еще в постели. Я хотел проститься с тобой. Завтра я уезжаю.

Мое сердце сильно билось. Уже завтра!.. Его взгляд упал на газеты на моем ночном столике. Он прочел.

— Ты мог бы стать членом старинной династии благодаря новой женитьбе, Жан-Батист, — сказала я. И поскольку он продолжал читать:

— Ты разве не читал этой статьи?

— Нет, у меня нет времени читать эти скандальные хроники. Жаль, что ты в постели, а то у меня внизу экипаж, и я хотел предложить тебе…

— Ты пришел проститься и хочешь предложить мне что-то? — мой голос звучал грустно. — Скажи мне то, что хотел, но говори скорее, иначе я могу сойти с ума.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Это не так срочно. Я просто хотел просить тебя прокатиться со мной еще раз по парижским улицам. В последний раз, Дезире.

— В последний раз? — я потеряла голос. Вопрос прозвучал хрипло, шепотом.

— Знай, что я никогда не вернусь в Париж!

Сначала я не поняла, потом расплакалась.

— Но что с тобой, Дезире? Ты больна?

— Я думала, что ты мне сейчас скажешь о разводе, — проговорила я, всхлипывая, и откинула одеяло. — Я быстро оденусь, и мы поедем еще раз по улицам Парижа вместе в коляске, вместе, Жан-Батист, правда, вместе?

Коляска катилась вдоль Сены. Верх был откинут. Я положила голову на плечо Жана-Батиста и почувствовала его руку на своей талии.

Еще не совсем рассвело, и огни фонарей танцевали в воде Сены. Жан-Батист приказал кучеру остановиться, и мы пошли на «наш мост», держась за руки. Мы наклонились над водой, облокотившись о парапет.

— Всегда так, — сказала я грустно. — Я всегда ставлю тебя в неловкое положение. Сначала в гостиной м-м Тальен, потом в гостиной королевы Швеции. Прости меня, Жан-Батист!

— О, это безразлично! Я только очень беспокоюсь о тебе. Я хотел бы знать, как ты представляешь свое будущее, Дезире.

Я бормотала что-то неразборчивое, но потом взяла себя в руки, и слова нашлись:

— Если ты считаешь, что для тебя будет лучше, если ты разведешься со мной и женишься на принцессе, если это будет лучше и для Оскара — по своему усмотрению. Я ставлю одно условие.