Дезире - Зелинко Анна-Мария. Страница 39

— Нож! — закричала я. — У него нож!

— Нет, это щипцы, не кричи так, Эжени, — спокойно сказала Мари, но голос ее дрогнул.

Все-таки, наверное, у него был нож, потому что боли возобновились, они наплывали со спины на живот, как было раньше, но все скорее, сильнее и, наконец, без передышки.

Я чувствовала, что разрываюсь, разрываюсь и, наконец, я потеряла сознание.

Голос великанши, ставший опять грубым и безразличным:

— Это последний момент, доктор Мулен.

— Она еще может выкарабкаться, гражданка, если кровотечение остановится.

В комнате раздался странный крик, похожий на писк. Я хотела открыть глаза, но веки были как из свинца.

— Жан-Батист! Сын! Великолепный мальчуган! — сказала, всхлипывая, Жюли.

Вдруг я смогла открыть глаза. Я открыла их так широко, как только смогла. У Жана-Батиста сын! Жюли держит на руках белый сверток, а Жан-Батист стоит рядом с ней.

— Какой он маленький! — удивленно говорит он. Он поворачивается, подходит к кровати, становится на колени, берет мою руку и прислоняется к ней щекой. Его щека покрыта жесткой щетиной, он не брился и… да его щека совсем мокрая от слез. Разве генералы могут плакать?..

— У нас чудесный сын, но он еще очень маленький, — говорит он.

— Так всегда бывает сначала, — еле могу я произнести. Мои губы так покусаны, что я с трудом могу говорить.

Жюли протягивает мне сверток. Среди белоснежных простынок видна маленькая рожица, красная, как рак. Маленькая мордочка крепко зажмурила веки и кажется сниженной. Может быть он недоволен, что пришел на этот свет?

— Прошу всех покинуть комнату. Супруга нашего министра нуждается в отдыхе, — сказал доктор.

— Супруга министра?.. Это он тебя так называет, Жан-Батист?

— Со вчерашнего дня я военный министр, — говорит Жан-Батист.

— А я тебя даже не поздравила, — прошептала я.

— Конечно! Ты же была очень занята, — ответил он, улыбаясь. Жюли положила маленький сверток в колыбельку, и со мной остались только доктор и великанша. Я заснула.

Оскар!

Совершенно новое имя, имя, которого я никогда не слышала! Оскар! Это звучит красиво! Говорят, что это северное имя. Мой сын будет носить имя северного народа, он будет называться Оскар. Это желание Наполеона, так как он обязательно хочет быть крестным. Он нашел это имя в одной из Кельтских песен Оссиана, которые читал в палатке в пустыне. Когда он прочел письмо Жозефа с сообщением, что я ожидаю ребенка, он написал: «Если это будет сын, Эжени должна назвать его Оскаром. Я хочу быть его крестным». Ни слова о Жане-Батисте, который имеет больше всех прав высказать свое желание. Когда мы показали это письмо Жану-Батисту, он улыбнулся:

— Не станем обижать твоего прежнего обожателя, девчурка. Пусть будет крестным нашего сына, и Жюли будет представлять его во время крестин. Имя Оскар…

— Ужасное имя, — сказала Мари, которая была в комнате.

— Это имя севернего героя, — сообщила Жюли, принесшая нам письмо Наполеона.

— Но наш сын не с севера и он не герой, — сказала я, рассматривая крошечную мордочку моего малыша, которого я держала на руках. Теперь личико не красное, а желтое… У моего сына желтуха, но Мари уверяет, что почти у всех новорожденных бывает желтуха в первые дни после рождения.

— Оскар Бернадотт. Это звучит отлично! — говорит Жан-Батист, и дело решено. — Через две недели мы переезжаем, если ты не возражаешь, Дезире.

Через две недели мы переезжаем в новый дом. Военному министру нужно жить в Париже, и Жан-Батист купил небольшой особняк между улицами Курсель и Роше, на улице Сизальпин. Дом не намного больше нашего маленького дома в Соо, но теперь мы, по крайней мере, будем иметь настоящую детскую рядом с нашей спальней, а также гостиную и отдельно столовую, чтобы Жан-Батист мог принимать политических деятелей и чиновников, которые часто посещают его по вечерам. Пока он принимает их в нашей столовой.

Что касается меня, то я чувствую себя прекрасно. Мари готовит только мои любимые блюда, и я теперь уже не так слаба и даже могу сама сесть в постели.

Правда, меня навещает очень много народа, и это меня утомляет. У меня были Жозефина и даже Тереза Тальен, а также писательница с лицом мопса — мадам де Сталь, которую я знаю только понаслышке. Кроме того, Жозеф торжественно преподнес мне свой роман, так как он разродился книгой и считает себя поэтом милостью Божьей. Его книга называется «Моина или поселянка из Мон-Сени», и это такая скучная и сентиментальная история, что я засыпаю каждый раз, как принимаюсь за чтение. Жюли постоянно спрашивает:

— Не правда ли, прелестно?..

Я прекрасно знаю, что все эти визиты адресованы не мне и не моему сыну Оскару с его желтой как лимон мордашкой, а жене военного министра. Эта дама с лицом мопса, которая к тому же является женой шведского министра, но которая не живет с мужем, потому что занята писанием романов, а для вдохновения ей необходимо общение с молодыми поэтами, волосатыми, сдиким взглядом, в которых она влюблена…, так вот, эта м-м де Сталь сказала мне, что Франция, наконец, обрела человека, который все поставит на место, и что все считают моего Жана-Батиста настоящим главой правительства.

Я, конечно, прочла призыв Жана-Батиста к армии в тот день, когда он был назначен военным министром. Этот призыв был так хорош, что у меня слезы навернулись на глаза.

Жан-Батист обращался к солдатам Родины и писал: «Я вижу вашу скорбь. Нет нужды спрашивать знаете ли вы, что я разделяю ее. Я заверяю, что не позволю себе ни минуты отдыха, пока не обеспечу вас хлебом, обмундированием и оружием. А вы, мои товарищи, вы должны обещать еще раз победить эту ужасную коалицию против нашей Республики! Мы сдержим клятву, которую мы давали!»

Когда Жан-Батист возвращается из министерства в восемь часов вечера, ему сервируют легкий ужин возле моего изголовья, потом он спускается в свой рабочий кабинет и диктует секретарю до полуночи.

В шесть часов утра он уезжает верхом на улицу Варенн, где сейчас помещается военное министерство, и Фернан говорит, что его походная кровать, которую Жан-Батист поставил внизу, часто остается нетронутой. Это ужасно, что именно мой муж должен спасти Республику!

Ведь правительство не имеет денег, чтобы купить обмундирование и оружие для 90 тысяч рекрутов, которые по приказу Жана-Батиста проходят обучение, и эта нехватка денег вызывает ужасные сцены между Жаном-Батистом и директором Сийесом.

Если бы еще Жан-Батист имел отдых, когда приезжает домой! Но нет. Я слышу, что все время приезжают и уезжают люди, и Жан-Батист вчера сказал мне, что представители различных партий делают огромные усилия, чтобы перетянуть его на свою сторону. Как раз сейчас совершенно разбитый усталостью он глотает свой суп большими глотками. И Фернан докладывает, что Жозеф желает поговорить со своим зятем Жаном-Батистом.

— Только этого мне не хватало сегодня, — вздыхая, говорит Жан-Батист. — Пригласите его наверх, Фернан.

Появляется Жозеф. Он наклоняется над колыбелькой и говорит, что Оскар — самый прелестный ребенок, какого он когда-либо видел. Потом он просит, чтобы Жан-Батист спустился в свой рабочий кабинет.

— Я хочу попросить вас кое о чем и боюсь, что наш разговор будет скучен Дезире, — говорит он.

Жан-Батист покачал головой.

— У меня так мало возможностей видеться с Дезире, что я хочу остаться возле нее. Садитесь и рассказывайте покороче, Бонапарт. У меня еще много работы на сегодня.

Оба сели возле моего изголовья. Жан-Батист взял мою руку, его легкое прикосновение передало мне спокойствие и силу. Мои пальцы скрылись в его руке как под надежной крышей. Я закрыла глаза.

— Речь идет о Наполеоне, — услышала я. — Что бы вы сказали, если бы Наполеон выразил желание вернуться во Францию?

— Я скажу, что Наполеон не может вернуться, пока военный министр не вызовет его с театра военных действий в Египте.

— Дорогой свояк Бернадотт, нам обоим не нужно уверять себя в том, что присутствие Наполеона в Египте сейчас так уж необходимо. С тех пор как мы лишились флота, наши операции в Египте стали… Кампания может быть…