Последняя схватка - Зевако Мишель. Страница 44

Убедившись, что Флоранс сама по себе не опасна, Леонора, которая обычно не делала плохого лишь ради удовольствия творить зло, уже не видела смысла преследовать девушку своей ненавистью. Флоранс стала ей безразлична. А потом Леонора невольно поддалась неотразимому обаянию красавицы; как Галигаи призналась Марии Медичи, ее тронула эта чистая и благородная душа, простившая матери все обиды и полная лишь беспредельной любви к ней.

И Леонора не то чтобы привязалась к дочери Кончини (привязаться к Флоранс она никогда бы не смогла), а стала относиться к ней с уважительной благосклонностью. Галигаи не только не желала теперь девушке зла, но даже готова была оказать ей некоторые услуги — разумеется, лишь те, которые никак не могли повредить ее обожаемому Кончини.

…Когда маркиза д'Анкр вошла к Флоранс, та встала и придвинула ей кресло. Леонора жестом показала, что не собирается садиться, и сразу приступила к делу.

— Дитя мое, — произнесла она, — вами очень заинтересовалась герцогиня де Соррьентес. Сейчас она будет просить у королевы разрешения забрать вас с собой. Герцогиня говорит, что хочет видеть вас одной из своих фрейлин и берется вас опекать.

— Еще недавно, когда я была цветочницей и приносила цветы мадам герцогине де Соррьентес, она была ко мне очень добра. Но я никак не думала, что она до такой степени заинтересуется мною, — ответила Флоранс; по поведению девушки трудно было понять, польстило ли ей такое внимание знатной дамы.

— Герцогиня жаждет видеть вас подле себя! Но только не подумайте, что она вас полюбила, — усмехнулась Леонора. — Просто герцогиня знает, кто вы на самом деле. А она — злейший враг вашей матери.

— Почему же, ненавидя мою мать, она хочет взять меня к себе? — изумилась Флоранс.

— А вы не догадываетесь? — вскинула брови Леонора. — Чтобы вы были у нее под рукой! Эта женщина видит в вас средство, с помощью которого можно погубить вашу мать.

— Мадам, — промолвила Флоранс с невыразимой грустью, — я уже очень давно поняла, что с моим рождением что-то неладно… Но ужаснее всего то, что сама моя жизнь представляет смертельную угрозу для женщины, которая произвела меня на свет. От этой мысли у меня разрывается сердце! И именно поэтому я сразу решила никуда отсюда не выходить, чтобы не навредить своей матери, И дала вам честное слово, что не переступлю порога этой комнаты.

— И вы сдержали свое обещание, согласна. Но что вы хотите этим сказать? — спросила Галигаи.

— Я хочу сказать, что ни мадам де Соррьентес, ни кто-либо другой никогда не дождутся, чтобы я причинила хоть малейшее зло своей матери, — решительно заявила Флоранс.

— Жар, с которым вы говорите, доказывает вашу искренность,, — улыбнулась Леонора. — Но вы очень ошибаетесь, полагая, что мадам де Соррьентес станет действовать в открытую. Нет, она будет держаться в тени и тайно плести свои подлые интриги — причем с такой ловкостью, что вы ничего к не заподозрите: само ваше присутствие в ее доме будет ей прикрытием. Не так ли коварно она пыталась расположить вас к себе и завоевать ваше доверие?

— Вы полагаете, мадам, что она уже тогда знала, кто я такая? — удивилась девушка.

— Можете не сомневаться. — заверила ее Леонора. И продолжала: — Она и сейчас действует так, как привыкла, — исподтишка. По просьбе маркиза д'Анкра королева уделила вам капельку своего драгоценного внимания. И довольно сухо пригласила вас в Лувр. Вот и все. И ничего больше. Она совсем забыла про вас. Это не удивительно: у нее столько забот! Поэтому вы живете здесь у меня, находясь под моим покровительством и моей защитой. Мадам де Соррьентес очень хорошо это знает — и только у меня ей следовало спросить, готова ли я отпустить вас к ней. Но она не стала этого делать, ибо отлично понимает, что как искренний друг вашей матери и никогда не соглашусь на такое… И, минуя меня, герцогиня обратилась прямо к королеве.

— И вы полагаете, что Ее Величество позволит?.. — прошептала Флоранс.

— Ах, бедное мое дитя! — вздохнула Леонора. — Королеву совершенно не волнует, останетесь ли вы у меня или отправитесь к мадам де Соррьентес. Поэтому она отдаст вас ей. А мне придется молча повиноваться… И тогда ваша мать погибнет, неизбежно погибнет!

— А если я откажусь? — спросила испуганная девушка. — По-моему, королева не может принудить меня к этому силой.

— Конечно, нет, — согласилась Галигаи с улыбкой, радуясь, что Флоранс сама затронула ту тему, к которой Леонора собиралась подвести беседу. — Если вы не пожелаете последовать за мадам де Соррьентес, даже Ее Величество вынуждена будет склониться перед вашей твердой волей. Я только хотела вас предупредить. Теперь вы все знаете. Вам решать, погубить ли свою мать, отправившись к герцогине, или спасти несчастную женщину, продолжая жить у меня.

— Тут и думать нечего, мадам! — вскричала Флоранс. — Раз вы согласны, я потребую, чтобы меня оставили у вас.

— В таком случае — будьте наготове, — проговорила Галигаи. — Скоро за вами пришлют.

Добившись своего, Леонора поторопилась уйти. Открыв дверь, она обернулась и с наигранным равнодушием сказала:

— Не забывайте, что, если вам будет угодно, вы вправе изменить свое решение.

При этом горящий взгляд Галигаи был прикован к лицу девушки. Та сразу поняла: Леоноре необходимо твердо знать, что ее подопечная не передумает; и красавица пылко заверила маркизу д'Анкр:

— Мадам де Соррьентес сможет увезти меня из Лувра только силой.

Леонора улыбнулась: теперь она не сомневалась во Флоранс. Благосклонно кивнув девушке, Галигаи вышла из комнаты.

А Флоранс не двинулась с места; она еще долго стояла, опираясь руками о спинку кресла. Девушка погрузилась в размышления и немало времени провела, глядя в пространство. Обдумывая короткий разговор с Леонорой, Флоранс быстро пришла к заключению: «Ее послала моя мать. Да, именно так»,

Вздохнув, девушка сказала себе: «Бедная матушка, как ей приходится хитрить, чтобы скрыть от меня то, что не составляет для меня никакой тайны! Лучше бы она мне доверилась! И я бы сразу успокоила ее!.. Но она не может, она совсем меня не знает! Она же королева… Увы! Лучше бы она была простой горожанкой!.. Но она королева!.. Да, королева, и из-за меня может пострадать ее честь! Конечно, для нее было бы лучше, если бы я умерла! Да, ее преследует страх, и ей не будет покоя, пока я жива… И все же она не захотела погубить меня… Она старается меня спасти! А раз так, значит, в глубине сердца она хранит капельку нежности к ребенку, которого ей когда-то пришлось бросить и которого она никогда не сможет признать… ибо она королева. Да ведь я этого от нее и не жду. Мне бы только услышать — пусть это будет даже самый тонкий намек, — что в ее душе есть уголок и для меня. И я начинаю верить, что рано или поздно этот благословенный миг настанет, да, да, он обязательно настанет!»