Последняя схватка - Зевако Мишель. Страница 96

В это же самое время вырвавшаяся на свободу Фауста летела стрелой по дороге Сен-Дени. Женщина готова была загнать хоть десять лошадей, лишь бы оказаться в Париже раньше графа де Вальвера…

Но Вальвер и не подозревал, что утром Пардальян засадил Фаусту в погреб. Одэ договорился с шевалье, что прибудет в Париж, когда начнет смеркаться. Полагая, что в запасе у него еще добрых полчаса, граф решил немного задержаться в Нейи.

Довольные солдаты бурно выражали свою радость: они остановились в харчевне, где их угостили горячим омлетом, изумительной поджаркой и холодным мясом. Из погреба принесли прекрасное вино. Это был кларет из окрестностей Парижа, легкий, бодрящий, ласкающий язык.

Покончив с ужином, они снова отправились в путь и вскоре миновали деревушку Руль. Чтобы попасть к заставе Сент-Оноре, надо было ехать прямо, никуда больше не сворачивая. Но Вальвер намеревался появиться у задних дверей Лувра, выходивших на набережную. Поэтому, перебравшись по мосту через большой водосток, по обеим сторонам которого росли ивы и который еще не был заключен в трубу, а пересекая дорогу, впадал в Сену ниже Шайо, граф взял вправо и по другой дороге выехал к реке.

Наконец отряд добрался до ворот между бастионом Тюильри и Сеной, о которых мы уже упоминали и возле которых оставили Пардальяна. Именно здесь он сидел на парапете и изнывал от тревожного ожидания. Несмотря на сгущающийся мрак, шевалье без труда разглядел приближавшийся обоз. Пардальян вскочил и, покинув свой наблюдательный пункт, заторопился на пристань, находившуюся возле Лувра. Убедившись, что там — до самых Новых ворот — нет ни одной живой души, шевалье притаился за углом.

Вальвер, повозка и эскорт въехали в ворота и остановились: именно здесь испанцы должны были распрощаться с графом. Вежливо раскланявшись с идальго, Одэ объяснил ему дорогу:

— Поезжайте вдоль стены сада. В пригороде повернете направо и доберетесь до заставы Сент-Оноре. Еще не так поздно, и вы наверняка встретите не одного прохожего, который покажет вам дорогу или даже доведет до места.

Пардальян все слышал. Выскользнув из укрытия, он пробежал вдоль стены и через несколько минут очутился на улице Сент-Оноре. Там он перестал кутаться в плащ, вышел на середину мостовой и неторопливо зашагал вперед с видом обывателя, совершающего обычную вечернюю прогулку.

Вскоре произошло то, на что он и рассчитывал: именно его испанский дворянин спросил, как добраться до улицы Мутон. Конечно же, Пардальян ответил, что им по пути, потому что сам он направляется на улицу Тисрандри, на которую и выходит улица Мутон. И шевалье любезно предложил испанцам следовать за ним.

В начале улицы Мутон испанцев встречал какой-то человек. Пардальяна поблагодарили, но спешиваться не стали. Шевалье понял, что отряд еще не добрался до нужного места и ждал, когда случайный попутчик скроется с глаз. Шевалье удалился с безразличным видом. Однако, отойдя на несколько шагов, Пардальян юркнул в тень и стал наблюдать.

Встретивший испанцев человек повел их на улицу Мутон. Пардальян, держась на приличном расстоянии, последовал за ними. Обогнув ратушу и храм Сен-Жервэ, отряд миновал улицу Пет-о-Дьябль и вернулся на улицу Тисрандри.

Почти напротив улицы Пет-о-Дьябль находился тупик Барантен, куда и въехали всадники. Естественно, Пардальян бросился туда же. Но, хорошо зная, что эта смрадная кишка не имеет выхода, он вскоре остановился. В этом тупике было лишь несколько жалких лачуг. Но в самом конце возвышался дом, который по сравнению с другими казался просто маленьким дворцом. Его ворота были распахнуты настежь. Один за другим всадники безмолвно скрылись под темным сводом.

Ворота захлопнулись, и Пардальян пошел прочь. Он был вне себя.

— Разрази меня гром! — цедил он сквозь зубы, широко шагая по улице. — Там и надо было их ждать, на улице Тисрандри!.. А то петляют, как неопытные лисята, а ты бегай за ними по кругу…

Выплеснув раздражение, шевалье утешился такой мыслью:

«Но ведь я же понятия не имел, куда они направляются!.. Знай я их намерения, мне бы не пришлось ждать их три часа в Тюильри… Да и до улицы Мутон не нужно было бы их вести».

Тут он сам себе устроил разнос:

«Что за муха меня укусила! Как можно ныть, если я наконец обнаружил то, что напрасно искал целый месяц!.. Чтоб мне пусто было! Старею я, старею, совсем невыносимым стал, древний ворчун, брюзга несчастный!.. Если и дальше так пойдет, никто не сможет со мной ладить. Я просто опротивею самому себе!..»

Пожав плечами, Пардальян беззаботно заметил:

«Не велика беда! Мне-то что?.. Ведь жить мне осталось всего ничего!.. Поспешу-ка я лучше в наше логово. Вальвер наверняка сделал все как надо и давно меня поджидает».

Как видите, за Вальвера Пардальян совсем не беспокоился. Он и мысли не допускал, что их затея может неожиданно провалиться.

Вальвер немного задержался там, где распрощался с испанцами: он ждал, пока они отъедут подальше. Когда отряд исчез из вида и стало ясно, что всадники больше не вернутся, Одэ взглянул на Ландри Кокнара и скомандовал:

— В путь, Ландри… смотри, не устрой в порту кораблекрушения!

— Мы позаботимся, чтобы эта беда нас миновала, — важно ответил Ландри.

Оба они шутили. Как и Пардальян, они полагали, что их затея близка к счастливому завершению. Но из этого не следует, что господин и слуга были беззаботны. Наоборот, оба были предельно внимательны, не желая погубить все дело в самом конце.

Вальвер поехал первым. Он продвигался шагом, прислушиваясь и присматриваясь к пустынной набережной. Становилось все темнее… Одэ держал руку на эфесе, готовый в любой момент обнажить шпагу.

Сразу за Вальвером катила повозка. Рядом с коренником ехал Ландри Кокнар. Крестьянин сидел на облучке, кнут висел у него на шее. Кучер все время бурчал себе под нос что-то неразборчивое, непрестанно поминая лошадей: воз и кони были практически единственным его достоянием, и он очень за них беспокоился.

Так они добрались до Новых ворот. Путешествие подходило к концу. Еще одна-две минуты, и их задача была бы выполнена.

В это время Вальвер заметил толпу головорезов, которая мчалась прямо на него. Бандиты были пешими, но со шпагами в руках. Впереди бежала разъяренная Фауста, за ней — не меньше двадцати ее верных солдат. Герцогиня потеряла несколько драгоценных минут ради того, чтобы заскочить домой и взять их с собой.