Сын шевалье - Зевако Мишель. Страница 27

Теперь путь преграждала железная решетка в форме креста. Гренгай схватился за прутья обеими руками… раздался сухой треск. Решетка, разломившись на четыре куска, полетела на землю. Гренгай, спрыгнув с плеч Карканя, объяснил, смеясь:

— Хозяйка этой халупы, должно быть, изрядная скряга… эти прутья, на вид такие прочные, сделаны из дерева и только выкрашены под железо. Она, видно, не заметила то, что я углядел cpaзу: один из прутьев с трещиной… вещь совершенно невозможная для честного железа. Ну, монсеньор, если вы желаете войти, проход открыт.

Через две минуты все четверо оказались в доме госпожи Колин Коль. Кончини зажег специально принесенную восковую свечу и стал осматриваться вокруг, глядя сквозь прорези надетой на лицо маски.

Они находились в довольно большой кухне, где все было расставлено в идеальном порядке, блестело и сверкало безупречной чистотой.

Две двери: одна справа, сделанная из цельной деревянной панели, другая, застекленная — прямо перед ними. Именно к последней они и направились. Открыть ее удалось без труда, и они прошли в спальню.

Прямо перед ними стояла большая кровать под балдахином. Чья-то дрожащая рука слегка отодвинула полог, и показалось бледное лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами, с разинутым ртом, готовым позвать на помощь. Это была почтенная домовладелица — госпожа Колин Коль.

Прежде чем ей удалось издать хоть какой-то звук, Кончини одним прыжком оказался рядом и, откинув полог в сторону, прошипел:

— Если будешь кричать и сопротивляться, этот кинжал вонзится тебе в горло. Если будешь молчать и повиноваться нам, получишь вот этот кошелек. Выбирай.

Увидев над собой человека в маске, почувствовав прикосновение острого лезвия к своему морщинистому горлу, услышав голос, полный угрозы, показавшийся ей ужасным, достойная матрона решила, что настал ее последний час. Инстинктивно закрыв глаза и отвалившись на подушки, она в полуобморочном состоянии пролепетала умирающим голосом:

— Пощадите!

Однако надо полагать, что слово «кошелек» обладало над ней магической властью, ибо, уловив его, она приоткрыла один глаз. Заветный предмет показался ей вполне увесистым: сквозь вышитый шелк просвечивали желтые блики драгоценного металла; слышался божественный звон монет.

Вся эта сцена длилась не более секунды. Едва Кончини успел произнести «выбирай», как кошелек выскользнул из его пальцев, словно притянутый каким-то мощным магнитом, и в мгновение ока испарился, так что никто не смог бы сказать, куда он исчез.

Похищение свершилось с такой быстротой и ловкостью, что в это трудно было поверить. Сам Кончини задохнулся от удивления, а трое храбрецов, по праву считавших себя мастерами в делах подобного рода, выразили свои чувства восхищенно-изумленным свистом.

Матрона же, проделав этот фокус, вновь закрыла глаза и окончательно потеряла сознание… по крайней мере, внешне. Встревоженный Кончини воскликнул с раздражением:

— Черт бы побрал эту потаскуху… она в обмороке!

— Ба! — насмешливо промолвил Гренгай. — Пощекочите ее острием кинжала… и вы увидите, что старая мегера притворяется…

Действительно, при этих словах госпожа Колин Коль вдруг резко приподнялась и, пригвоздив Гренгая гневным взглядом к полу, завизжала:

— Наглец! Мегеру я еще могу простить! Но как ты смеешь называть меня старухой! Да знаете ли вы, что за мной ухажеры так и вьются? Если бы мне надоело быть вдовой, нашлось бы много желающих, слава Богу! Довольно! С таким висельником, как ты, мне и говорить противно!

— Дьявольщина! — произнес Эскаргас с восхищением. — Какая глотка!

Кончини слушал, не говоря ни слова. Он ясно видел, что матрона обладает завидным хладнокровием и редкой проницательностью. Понося Гренгая, она упорно старалась разглядеть лицо человека в маске, сразу угадав в нем предводителя.

Действительно, хитрая кумушка без труда уразумела, куда клонится дело. Этим людям нужна была не она, а девушка, спавшая наверху. Если не производить шума и не пытаться звать на помощь, то лично ей ничего угрожать не будет — напротив, можно будет даже поживиться. Она инстинктивно поняла, что ночным гостям без нее не обойтись и что с них при удаче удастся сорвать еще один кошелек, подобный тому, что она так ловко прикарманила.

Желая избежать пронизывающего взора госпожи Колин Коль, Кончини знаком велел своим подручным вести переговоры, а сам отошел в сторону. Он уже сожалел о неосторожно вырвавшихся словах, ибо акцент мог его выдать.

Вперед выступил Каркань, самый рассудительный и основательный в нашей троице, обладатель безупречно-вежливых манер.

— Почтенная дама, — начал он, кланяясь со всем изяществом, на какое был способен, — вам придется немедля встать. Поторопитесь, будьте любезны, потому что времени у нас мало, а терпением природа нас обделила.

Эскаргас и Гренгай одобрительно переглянулись: невозможно было изъясниться с большей вежливостью и большей предупредительностью.

Однако госпожа Колин Коль этого не оценила. Судя по всему, она отличалась вздорным и неуживчивым характером, ибо нисколько не растрогалась, а, напротив, возопила визгливым голосом, напустив на себя вид оскорбленной стыдливости:

— Встать перед вами? Уж лучше сразу убейте меня! Какая непристойность! Да за кого вы меня принимаете? Я вам не чета, бесстыдники, хамы, мужланы! Клянусь рождеством Христовым! Честная женщина вроде меня не может нарушить законы благопристойности… Отвернитесь хотя бы и обещайте, что не станете подглядывать!

— Какая глотка! Какая глотка! — повторял в восторге Эскаргас.

— Ах, черт возьми! — выругался Гренгай. — Достаточно задернуть полог. Ваши прелести нас не интересуют!

Положительно, у госпожи Колин Коль был дурной характер. Предложение Гренгая нисколько не устроило ее — напротив, привело в еще большую ярость. Брызгая слюной и не замечая, что в порыве благородного негодования она обнажила именно те прелести, которые требовалось скрывать честной женщине вроде нее, старуха закричала:

— Не интересуют? Ах ты, безмозглый бандит, гнусный выродок! Да меня на коленях тщетно умоляли показать то, чем ты смеешь пренебрегать! Распутник! Турок! Мавр! Слава Богу, всем известно, что я честная женщина и каждый знает…

Но что именно знает каждый, так и осталось неведомым, поскольку Каркань властно оборвал ее:

— А ну, честная женщина, задерните полог и поторопитесь… иначе придется мне вам помочь.

Поразительная вещь! Достойная матрона метнула на статного Карканя весьма выразительный взгляд. На ее лице появилась широкая улыбка, обнажившая несколько еще сохранившихся зубов, чья красота не заставляла сожалеть о тех, что уже выпали. Затем она стыдливо потупилась и вздохнула всей грудью, вздымавшейся от волнения, тогда как морщинистая иссохшая рука, закаленная тяжелой домашней работой, машинально поглаживала белоснежную простыню. Зрелище это было настолько жалким и одновременно комичным, что Гренгай, не выдержав, резко задернул занавески, из-за которых послышался жеманный голосок:

— Вот это мужчина! Только он один знает, как надо обращаться со слабой женщиной.

— Ай да Каркань! — фыркнул Эскаргас. — Он завоевал сердце целомудренной дамы. Везет же этому висельнику!

Каркань, не поняв насмешки, надулся от гордости и с победоносным видом подкрутил ус. Нельзя было не восхититься его бесстрашием… недаром он в свое время едва не подался в монахи!

Пока госпожа Колин Коль одевалась, трое храбрецов, чтобы не терять времени, объясняли, что от нее потребуется. Она, впрочем, не очень их задержала и вскоре появилась перед ними, нацепив на себя старую юбку и накинув на плечи облезлую шаль. По щекам ее уже текли самые настоящие слезы.

— Неужели вы собираетесь забрать с собой бедную девушку? — простонала она с лицемерной горестью.

Но, несмотря на свое волнение, она исподтишка бросала призывные взоры на Карканя, одновременно стараясь заправить под ночной колпак несколько некстати выбившихся прядей.

— Забрать с собой? А как же иначе? Немедленно!