Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Зиглер Мано. Страница 4

Отто и Эл суетились возле самолета, как цыплята около мамы-курицы, а Рудольф Опитц пристегнул себя ремнями безопасности в кабине. Крышка люка захлопнулась… послышался треск… солнечный луч отразился от металла… и Пиц понесся по полосе, оставив клуб гари. Шасси дикими скачками понеслись по полю. Пиц надавил на ручку управления, и самолет, словно летучая мышь, оторвался от земли. Внезапно на высоте между двумя и тремя сотнями метров ревущий звук мотора смолк! Тяжелое облако гари вырвалось из хвоста самолета, который лишь секунду до этого несся стрелой ввысь, а теперь стал стремительно падать. «Пиц, будь осторожнее!» Ужас парализовал всех, кто наблюдал за этой картиной, которая напоминала замедленный кадр в фильме, хотя все происходило молниеносно. Баки были наполнены до краев. Не войди в штопор, друг! Машина блефует! Все смотревшие затаили дыхание, когда Пиц стал выправлять свой тяжелый самолет. Я закрыл глаза, ожидая взрыва, который должен был произойти неминуемо, но, чудо из чудес, самолет повернул и стал снижаться. Наверняка баки с горючим разлетятся на куски в ту же секунду, как самолет дотронется до земли, но нет, взрыва не последовало, и Пиц коснулся земли легко, словно перышко, отбросив крышку люка над собой, когда машина встала как вкопанная. Мы сразу же окружили самолет, помогая Пицу подняться с кресла и одновременно заливая водой горящий хвост самолета, который угрожающе продолжал коптить! Пиц, бледный и трясущийся, облегченно присвистнул, пожал плечами и, пробормотав что-то по поводу удачного расположения звезд тот день, побрел в направлении столовой. Мы пошли за ним, и Тони очень красочно убеждал в нецелесообразности какой бы то ни было попытки соперничать с ним в подобных условиях чтобы на такой малой высоте суметь вывести самолет из крена, хотя сразу же обеспечил полезными советами.

– Если такое произойдет с кем-то из вас, – сказал Тони, – тяните рычаг, чтобы быстро избавиться от горючего, и попытайтесь сесть ровно, без поворотов и наклонов.

Рис. 3. «Ме-110»

– А если удастся, берите курс прямо на кладбище, чтобы сэкономить расходы, – добавил Фритц сухо.

Спустя несколько секунд «Вf-110» приготовился к взлету, включив двигатели, и наши занятия были возобновлены. В тот вечер в суматохе мы слышали, что двигатель на самолете Пица отказал из-за неполадок, возникших при ускорении. Это могло служить правдой, а могло – оправданием. У нас не было возможности поговорить о таких вещах, потому что все технические вопросы являлись сверхсекретной темой. С другой стороны, мы уже знали, какие неполадки наиболее часто возникают при наборе скорости. Могла произойти остановка в подаче топлива, и, как следствие, мотор мог заглохнуть, но избежать этой проблемы было не так просто. Это было равносильно тому, что сказать водителю, который едет но горной дороге – серпантину, строго соблюдать скорость 60 километров и не сбавлять даже на поворотах. Как бы там ни было, но тот случай мистического спасения Пица многим из нас оставил в ту ночь надежду, что в жизни нужно верить в лучшее.

Глава 3

«САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ» СТАРТ

По окончании курса нашего обучения планеризму наступил день, когда мы, совсем еще неопытные юнцы, должны были произвести свой первый самостоятельный старт. У некоторых из нас, настроенных особенно скептически и отягощенных зрелищем, увиденным во время полета Пица, развеялись иллюзии, что старты непременно должны пройти успешно, потому что даже у таких асов, как Пиц, Шпёте и Тони Талер, могли случаться накладки. И хотя большое количество успешных полетов наших инструкторов говорило об обратном, все же неприятное ощущение перед полетом Фритца Кельба, который шел первым, не покидало нас. Перед тем как подняться в кабину, он порылся у себя в кармане, вытащил смятую пачку сигарет и протянул мне, торжественно проговорив:

– Вот, Мано. Осталось три штуки. Выкури их в намять обо мне, если там, в воздухе, меня разнесет на кусочки!

Но «Ме-163А» не разнес его на кусочки, и я представил, что слышу радостный крик Фритца, когда он стрелой рассекал небо, волоча за собой сине-черный клуб дыма. Его машина была в полном порядке, и вот он с диким ревом промчался высоко над нашими головами. Фритц ловко и без ошибок посадил самолет, а потом крикнул мне:

– Эй, Мано! Этому полету я бы предпочел только одно – прогуляться с самой красивой девушкой Берлина!

Эти слова означали то, что он очень доволен выполненным заданием.

Затем настал мой черед. Никогда в жизни мне не приходилось оседлывать жеребца, но, выпади мне такая возможность, я уверен, что чувствовал бы то же самое, что и перед своим первым самостоятельным стартом. Я сильно волновался; капли пота выступили на лбу, и волосы прилипли к голове. Во рту пересохло, а ладони стали липкими. Я буквально заставил себя сесть в кабину. Всего несколько секунд паники, и спокойный голос инструктора дал мне наставления, и мучившие меня страхи улетучились сами собой. «Крепко держи ручку управления во время отрыва от земли… сбрасывай шасси, когда наберешь несколько метров… натяни рычаг немного на себя, когда будешь пересекать границу аэродрома». Затем мне было сказано, что я должен снизиться и выполнить серию произвольных поворотов, постепенно делая их все более частыми, но постоянно следя за высотой, и, наконец, произвести нормальную посадку. Все это звучало совсем просто, но не сыграет ли этот чертов истребитель со мной злую шутку?

Мне без труда удалось удержать в равновесии тяжелый хвост, и, со звеневшими в ушах словами «Не забудь про шасси!», фонарь кабины надо мной захлопнулся, и я приготовился к полету. Быстро все проверив и установив ручку подачи топлива в нужное положение, включил стартер. Двигатель запустился. Система заработала, и я немного расслабил левую руку, лежащую на руле, и, к моему огромному удивлению, оглушающий грохот самолета в самой кабине был немного тише. Затем сила в две тысячи лошадиных сил притянула меня к креслу и понесла мой самолет через поле все быстрее и быстрее. Внезапно тряска прекратилась, и я поднялся в воздух. Это свершилось! Самолет зарычал и громыхнул, когда я сбросил шасси, и этот малюсенький «Ме-163А» метнулся ввысь, словно стрела, выпущенная из лука. Отметки границы аэродрома были подо мной, и я с облегчением повел ручкой управления. Я сидел откинувшись назад, и вокруг меня ничего не было, кроме голубого неба и темной синевы надо мной. Потрясающе! Нет другого слова, которым можно выразить испытанное удовольствие, когда я поднялся на самую высоту. Мои мозги теперь освободились от всех мыслей, ранее внушавших страх, и я ни о чем не мог думать, кроме как о прелести полета и о том, как прекрасна жизнь. Но очень скоро мои мечты прервали мирские заботы: идти верным курсом, соблюдать нужную высоту, следить за давлением, за тягой двигателя и другими приборами. Я должен был быть готов к докладу после полета, и потому было естественно, что я наблюдаю за всеми этими нелепыми циферблатами и запоминаю все их показания.

Резкий толчок вывел меня из раздумий, и я ощутил, как мой самолет закачало, и он завис в воздухе. Я потянулся вперед, насколько это возможно было сделать из-под пристегнутого ремня, неожиданно осознав тот факт, что гул вокруг меня прекратился. Топливо закончилось. Казалось, тишина укутала меня, словно мягкое покрывало. И вдруг неведомая сила неистово потянула самолет на несколько сот метров, а затем скорость начала снижаться. Взглянув на альтиметр, я увидел, что нахожусь на высоте четырех тысяч метров и уже можно начинать виражи. Я опустил крыло и накренил самолет вправо, увидев внизу сверкающее в солнечных лучах озеро в Цвишенане. Мне сразу вспомнилось детство, счастливые дни, то незабываемое мирное время. Да, я не мог и представить себе вероятность того, что когда-то мне придется совершить вынужденную посадку на воду этого самого озера. Наши инструкторы информировали нас, что в случае вынужденной посадки истребитель камнем пойдет на дно, и мы должны быть изворотливы, чтобы вовремя выплыть из кабины и не затонуть вместе с самолетом. Насколько я мог разглядеть, пролетая дальше, подо мной ковром растянулись поля, и меня забавляла мысль, что всего несколько дней назад многие из нас, сидя на берегу, коптили свежепойманных угрей, а вечером пили крепкий бренди, устроившись в маленькой пивной, которая находилась где-то здесь, среди этих полей. А наутро мучились от похмелья.