Седьмое чувство - Зинченко Майя Анатольевна. Страница 49

– Да, конечно, иди, – кивнул Дарий. – Но без Рихтера не возвращайся.

– Тебе станет лучше, если ты поспишь, – посоветовал Мартин.

Гном болезненно скривился. Спокойно спать, не зная, что происходит с Рихтером, казалось ему кощунством.

– Да, знаю, я хочу невозможного. – Мартин вздохнул и, скрипнув дверью, оставил гнома одного.

Дарий лег поудобнее и попытался расслабиться. Нужно подумать о чем-то приятном и отвлеченном. Нужно подумать… Но его мысли постоянно возвращались к некроманту. Где сейчас его друг? Что он делает? Скорее всего, проклиная все на свете, снова возвращается в этот мир боли. А если его до сих пор жгут?

Гном сглотнул слюну, пытаясь удержать на месте желудок. Он уже видел Рихтера, превращенного в живой факел, но тот огонь был колдовским, а этот – самый обыкновенный. Стены хибары снова поплыли перед ним. Он устало закрыл глаза.

– Наверное, я трус, – сказал самому себе Дарий. – Иначе ни за что не позволил бы Рихтеру это сделать.

В углу послышалось шуршание. Мыши надеялись поживиться зерном, оставшимся от прошлого урожая. Им было невдомек, что все давным-давно съедено еще осенью их товарками.

– Я не хочу тебе надоедать, но мне интересно знать, что с тобой происходит?

Гном попытался открыть глаза и оглядеться, но не смог. Каждая клеточка его тела словно налилась свинцом.

– Кто здесь? – спросил Дарий. Он снова стоял в кромешной тьме.

– Я. Тот, которому нравится его имя, – сказал голос. – Но само имя я остерегаюсь называть. В этом месте полно чудовищ, которые желают похитить его, чтобы обрести душу и выбраться отсюда. Но ведь ты узнал меня?

– Да, узнал, – ответил гном. – Но где ты? Я тебя не вижу.

– Потому что здесь нет света. Ты не хочешь, чтобы здесь был свет. Ты очень опечален.

– Выходит, я снова уснул? – с горечью поинтересовался Дарий.

– Это с большой натяжкой можно назвать сновидением. Скорее это больше похоже на обморок, – сказал Матайяс.

– Как получается, что ты разговариваешь со мной, когда тебе вздумается?

– Ты против? Я тебе мешаю? – спросил голос взволнованно. – Но ведь мы разговариваем редко и только тогда, когда ты мне это позволяешь.

– Означает ли это, что если я захочу, то больше никогда тебя не услышу?

– Да. Но ты же не станешь этого делать? – В голосе Матайяса послышались умоляющие нотки. – Я только хотел спросить, что случилось.

– Я жив, разве этого не достаточно?

– Это здорово! Я очень рад. Но чем же ты так расстроен?

– Вместо меня умер другой человек, – ответил Дарий.

– Вот оно что… – Матайяс вздохнул. – Умирать тяжело. Теперь ты винишь себя в его гибели? Он был твоим другом?

– Надеюсь, что он и сейчас мой друг, – сказал гном. – Он, видишь ли, бессмертный.

– Так не бывает, – недоверчиво сказал Матайяс. – Каждый рожденный должен умереть. Даже боги, – прошептал он, – имеют свой срок… И они знают, что их конец, несмотря на всех их всемогущество, все равно наступит.

– Ты слишком много знаешь для простой мыши, – заметил Дарий.

– Ну я не так уж прост. – Гному показалось, что Матайяс улыбается. – Разве все мыши с тобой разговаривают во сне?

– Ты будешь удивлен: со мной мыши даже наяву не разговаривают. Ни мыши, ни крысы, ни собаки, ни воробьи. Потому что они не умеют говорить. Это подводит меня к мысли о том, что ты демон в человеческом обличье.

– Что ты! Нет! Разве я просил тебя о чем-нибудь Мне ничего не нужно, кроме одного: стать человеком Я не хочу быть бессловесным куском плоти, дожидаясь своей участи. Знаешь, кто мой хозяин? Он торговец, продает змей, а теплокровных животных разводит на пищу своим тварям. До сих пор мне удавалось избегать его цепких пальцев, но мой век короток, скоро я не смогу так резво бегать. И тогда меня ждет пасть какой-нибудь кобры. Жить в постоянном страхе – что может быть хуже этого?

– Пожалуй, теперь я могу тебя понять, – сказал Дарий, вспомнив, что он испытал, сидя в камере.

– Раньше наши с тобой беседы были менее эмоциональны, – заметил Матайяс. – Мы становимся ближе друг другу. Но я чувствую, что ты меня боишься. Почему?

– Я опасаюсь всего, чего не понимаю. Чему не могу найти объяснения, – признался Дарий. – Это естественно.

– Скоро тебе не нужно будет ничего бояться, – сказал Матайяс. И рассмеялся.

– Почему? Что ты обо мне знаешь?! – закричал Дарий.

Не успел он договорить, как со всех сторон на него обрушилось чудовищное по своей силе эхо. Его собственные слова, усиленные десятикратно, множились у него в голове, создавая нестерпимый шум.

– Дарий, прекрати кричать. Это всего лишь кошмар.

Гном открыл глаза. В хижине было совсем темно – уже сгущались вечерние сумерки, и только на фоне неба в дверном проеме вырисовывались два силуэта. Один силуэт, как и голос, окликнувший Главного Хранителя, принадлежал Мартину. А второй…

– Рихтер! – Гном вскочил с кровати, но пошатнулся и, чтобы не упасть, схватился за стену.

– Привет, Дарий, – невозмутимо поздоровался некромант. – Тяжелый сегодня денек, верно? Прекрати меня поддерживать, словно я страдающая обмороками девица, – сердито сказал он монаху. – Я прекрасно могу обойтись и без твоей помощи.

– Но ты очень слаб. И твои ожоги, – Мартин покачал головой, – на них страшно смотреть.

– Не смотри. – Рихтер сделал несколько шагов к тюфяку – от Дария не укрылось, что его друг сильно прихрамывал, – и устало растянулся на нем, закрыв глаза. – Сейчас я усну, а завтра утром буду как новенький. – Маг повернул голову и посмотрел на Дария. – Ты как, нормально? Что с головой?

– Пустяки, – отмахнулся гном. – Меня больше волнует твое состояние.

– Ты же меня знаешь… – сказал некромант и моментально уснул.

Дарий подошел к нему. Мартин шагнул в сторону, и некроманта осветил слабый вечерний свет. Рихтер практически лишился одежды, все его тело было покрыто сочащимися ранами, особенно живот и руки. Зато лицо практически не пострадало. Видимо, оно начало восстанавливаться в первую очередь.

– Давай оставим его одного, – прошептал гном. – Пусть спит. Для него сон сейчас самое лучшее лекарство.

Мартин покачал головой и, не говоря больше ни слова, вышел. Рядом с хижиной валялось толстое, еще нетрухлявое бревно, и они на нем с относительным удобством расположились. Костер разводить не стали, боясь, что огонь может выдать их убежище. На свежем воздухе Дарию стало значительно лучше, в голове сразу же прояснилось.

– Я встретил Рихтера вон там, на пригорке, – сказал Мартин, показав рукой, где именно это произошло. – Признаюсь, тогда он выглядел намного хуже и от моей помощи не отказывался. Но его раны затягиваются прямо на глазах. Удивительно. – Он покачал головой.

– А где Тремс?

– Я отпустил его пастись. Надеюсь, у него хватит ума не уходить далеко. На этом берегу реки частенько появляются волки.

– Странно, леса больше нет, а волки есть.

– Степные, – пояснил Мартин. – Но когда они голодны, то становятся еще злее, чем те, к которым ты привык у себя на севере.

– Волки всегда голодны, это всем известно, – изрек Дарий. – А Рихтер не рассказывал, как ему удалось выбраться с площади?

– Нет. Только рявкнул, что не собирается обсуждать со мной этот вопрос, – Мартин вздохнул. – А я ведь его еще не успел ни о чем спросить. Я так рад, что в итоге все обошлось. Сегодняшний день и вправду получился очень длинным. И непредсказуемым.

– Ты, наверное, тоже устал не меньше, чем мы.

– Да, вы оба заставили меня изрядно поволноваться, – признался монах, широко улыбнувшись и блеснув в темноте зубами. – И хоть моя жизнь находилась в относительной безопасности, мне все равно было нелегко. Кстати, раз я не могу вернуть тебе деньги, то моя лошадь теперь по праву принадлежит тебе.

– Не говори глупостей, – сказал Дарий.

– Нет, это очень важно, – возразил Мартин. – Я привык держать слово.

– Хорошо, – Дарий решил не спорить с принципиальным монахом, – в таком случае считай, что я ее тебе подарил.