Между Полюсом и Европой - Зингер Евгений. Страница 46

Изготовленный в Италии памятник был привезён в Ню-Олесунн и установлен в 1963 году — в 35-ю годовщину со дня катастрофы Дирижабля «Италия».

Местные цветы красивы, но они очень недолговечны, и приезжающие сюда люди создали «вечные» венки — из камня. На склоне холма перед памятниками среди мхов выложены кусочками белого известняка названия нескольких экспедиций и просто отдельные имена.

Обнажив головы, долго стоим на вершине холма — месте, которое навсегда останется символом единения людей на земном шаре. Мне вспомнились справедливые слова, сказанные Умберто Нобиле вскоре после катастрофы: «Тысячелетняя тайна полярных областей дёшево не достаётся… Риск заключается в самой природе таких предприятий, как наше… Быть пионером — это честь, которая оплачивается дорого…»

Возвращаемся в посёлок. Около соседнего дома молодые люди разгружают небольшую ручную тележку с экспедиционным имуществом. Это наши новые знакомые — французские коллеги, изучающие ледники и побережье Конгс-фьорда и соседние с ним районы. Вскоре подходит ещё один человек — средних лет, с увесистым рюкзаком. В его коренастой, крепко скроенной фигуре угадывается бывалый моряк. И действительно, Пьер-Андре Муле — аквалангист, а заодно капитан, механик, моторист и матрос экспедиционного мотобота. Во время второй мировой войны он был участником французского Сопротивления — воевал на подводной лодке в армии Освобождения генерала де Голля. Незадолго до приезда на Шпицберген Пьер работал в океанографической экспедиции Жака Ива Кусто. Товарищи зовут его просто Пам — по первым буквам двойного имени и фамилии.

Пам связывается по транзисторному радиотелефону со своей базой и после короткого разговора передаёт нам приглашение начальника экспедиции профессора Жана Корбеля посетить их станцию в ближайшее воскресенье.

Через день отправляемся в гости в сопровождении Пьера. Дороги нет. Идём прямо по ледяному припаю, прыгая через разводья и трещины. Часто ноги проваливаются по колено в воду. Выручают незаменимые в таких случаях высокие резиновые сапоги. Ещё издали замечаем мачты, на которых развеваются флаги Франции и Норвегии. Затем показываются красные домики и приземистые палатки, пестреющие вокруг них. Это и есть база экспедиции Национального центра научных исследований Франции. Она находится в глубине фьорда, километрах в шести от Ню-Олесунна. Рядом возвышается белый искривлённый язык ледника Восточный Ловен, спускающегося из соседней горной долины. На снегу чётко выделяются тонкие полосы следов, оставленные лыжами и мотонартами, которые называются здесь сноускутерами («снежный скутер»). Видно, что французские гляциологи кропотливо изучают этот «домашний» ледник.

Около базы нас встречает высокий энергичный человек в коротких резиновых сапогах, яркой тёплой ковбойке и без головного убора. Это и есть начальник гляциологической экспедиции профессор Жан Корбель. Известный французский учёный тут же увлекает прибывших гостей в свой научный «городок», расположенный на территории базы. Здесь он знакомит нас с профессором-климатологом Шарлем Пеги и другими сотрудниками экспедиции. Вместе с ними осматриваем лаборатории, гидрологическую и метеорологическую станции.

После экскурсии заходим в один из красных металлических домиков. Прямо из раздевалки попадаем в кают-компанию экспедиции. Справа, у сплошных окон, стоят два длинных стола, а напротив — чугунная печка с плитой, кухонный стол, мойка, полки и шкафы с продуктами и посудой. Столовая напоминает скорее дачную веранду, застеклённую так, будто бы здесь не 79-я параллель, а по крайней мере Ницца.

Сегодня удивительно ясный и необычный для июня день. Ещё вчера грязно-серые кучевые облака закрывали все небо многослойной пеленой. Перед самым сном лохматые тучи начали медленно уползать в сторону дальних гор, а проснувшись утром, мы увидели, что день обещает быть безоблачным, празднично-весенним. Яркое солнце висело над ледниковым плато Хольтедаля ослепительной шарообразной лампой. Золотистые лучи светила, не часто балующие эти места своим скупым теплом, торопились «освободить» промёрзшую землю от зимнего наряда. Засверкали во всей своей первозданной, словно картинной, красе ледяные языки, заиграли тысячи бликов на их хрустальной бахроме, спускающейся в воду. Почернели прибрежные равнины и горные пирамиды, стараясь сбросить с себя снежное покрывало. Зашумели талые воды, быстро сбегая со склонов и постепенно собираясь в бурные шумливые потоки. Морской лёд, ещё крепко припаянный к берегу на несколько километров до самого верховья залива, начал «худеть» на глазах. Участились оглушительные залпы ледниковых «орудий», оповещавших всю округу о рождении нового айсберга в Конгс-фьорде…

Приятная теплота старается просочиться внутрь столовой через сплошные стеклянные рамы. Солнечные лучи, как прожекторы, высветили в кают-компании лист бумаги с дружескими шаржами. Видимо, кто-то из «местных» французов изобразил своих товарищей. В центре портретной галереи гляциологов лицо человека очень знакомого, но которого не видно за столом. Ну конечно же, это генерал де Голль!

В нашу честь гостеприимные хозяева устраивают обед. Мадам Корбель энергично руководит всеми приготовлениями. Ей помогает повар Мишель. Эта высокая стройная девушка с длинными льняными волосами, спадающими на спину, окончила Лионский университет, получив специальность филолога. С детства она мечтала увидеть Арктику, и профессор Лионского университета Корбель предоставил Мишель возможность побывать на далёком от Франции Шпицбергене, предложив филологу сменить профессию на одно лето.

Длинный стол украшен традиционными французскими коньяками и винами. Молодой инженер Анри Жоффрэ раскупорил большую бутыль «божоле» собственного изготовления. Кто-то замечает, что сегодня в столицу Советского Союза прибывает с официальным визитом президент Французской Республики Шарль де Голль. Жан Корбель с большой теплотой вспоминает советских учёных, с которыми ему доводилось встречаться на многих международных конгрессах и симпозиумах. Мы делимся результатами своих исследований. С удовольствием принимаем приглашение Жана Корбеля участвовать в совместных работах на леднике Восточный Ловен.

Перед уходом c базы обе экспедиции дружески объединяются перед объективами фотолюбителей. Все французы во главе с Жаном Корбелем провожают нас.

Возвращаемся поздним вечером. Незаходящее июньское солнце по-прежнему освещает залив и горы: сейчас самый разгар полярного дня на Шпицбергене. Когда кто-либо из нас отстаёт на зыбкой ледяной «дороге», идущий впереди Пам останавливается и ждёт. Такое товарищеское отношение, готовность немедленно прийти на помощь друг другу — давний и добрый обычай людей разных национальностей, которые работают на этом архипелаге.

Через день мои товарищи уходят во французский лагерь, захватив с собой десятиметровый ручной бур и оборудование для измерения температур во льду и фирне. Я остаюсь дежурным по базовой кухне, или, как мы любим говорить на морской лад, по камбузу. Каждый день кто-то из нас удостаивается чести выполнять эту нужную, но не очень любимую обязанность, так как в экспедиции нет штатного повара, а еда быть должна.

Закончив приготовление «сложного» обеда-ужина из четырех блюд (первое, второе, компот и кипяток для чая и кофе), я направляюсь в маленький соседний домик, арендуемый французской экспедицией. Надо занять до завтра пачку соли: своя, как назло, куда-то запропастилась. Стучу в наружную дверь. В ответ раздаётся негромкое пение. Прохожу в короткий коридорчик и вновь стучу уже во внутреннюю дверь. Теперь ясно слышу речь. Правда, не понимаю её. Но по доброжелательному тону: «У, ля-ля, у, ля-ля» — полагаю что можно войти.

В кухне-столовой всего один француз. Он представляется:

— Гюстав, повар экспедиции.

«Какое приятное совпадение», — думаю я и произношу, стараясь быть как можно более серьёзным:

— И я тоже. Моё имя Евгений, по-вашему Эжен. Француз крепко жмёт мне руку и нараспев восклицает:

— О, ля-ля, шер амй Эжен, о, ля-ля, мон амй Жежен!