Изумруды пророка - Бенцони Жюльетта. Страница 2

– Хорошо еще, что уровень воды невысок, – заметил Альдо, разглядывая свои уже промокшие туфли. – Тут можно было бы попросту утонуть... И вообще, если бы я знал заранее, то надел бы высокие сапоги!

– Вода пробивается только раз в три часа, – пояснил мальчик, – так что опасаться нечего. Это подземелье было вырыто царем Езекией, чтобы защитить Гихон и уберечь город от жажды...

Несколько скользких ступенек, вырубленных в скале, железная решетка, которую мальчик открыл и запер снова, когда они ее миновали, а затем – погружение в недра земли. Это погружение, показавшееся Морозини бесконечным, пробудило воспоминания о прошлом, которое ему совсем не хотелось пережить заново. Его первая встреча с Симоном Ароновым, хромым одноглазым человеком с гордой душой, ввергшим его в лавину самых невероятных приключений, произошла в похожем месте. Все начиналось так же: с бесконечно долгого путешествия по галереям и коридорам подземелий Варшавского гетто. Была бы у него хоть малейшая надежда встретиться с Симоном в конце пути, по которому вел его этот незнакомый мальчик, Морозини с радостью согласился бы пройти еще столько же, но хозяина пекторали больше не было на свете: он положил конец своим страданиям, взорвав вместе с собой старинную часовню, а с ним погиб и его заклятый враг... И теперь Альдо пришло в голову: а вдруг этот паренек просто-напросто начитался Жюля Верна и открыл новую дорогу к центру Земли... В желтом свете фонаря впереди была видна лишь все та же черная дыра, и уже чудилось, что этот путь никогда не кончится, но тем не менее должен же был он хоть куда-то привести! Морозини беспокоила и еще одна «мелочь»: вода теперь доходила до щиколоток... Наконец над водой показались высокие ступени, они поднялись и... оказались под открытым небом. Во дворе какой-то мечети, построенной, должно быть, еще во времена крестовых походов. Во всяком случае, от нее мало что осталось. Посреди двора был большой водоем, где собиралась вода из источника. Рядом, на камне, сидел длинноволосый бородатый мужчина со сгорбленной спиной, одетый в черный долгополый сюртук. На голове его красовалась черная же фетровая шляпа. Фотографическая память Морозини позволила ему мгновенно и безошибочно узнать в нем раввина Абнера Гольберга. Раввин встал, приветствуя гостя.

– Ты можешь оставить нас, Эзекиель, – сказал он мальчику. – Ты отлично выполнил поручение. А князя Морозини я провожу сам...

– Могу ли я узнать, где мы находимся? – спросил князь, которому было неудобно в промокших брюках и туфлях. – Хотя, кажется, я когда-то уже видел это место...

– Нет никаких оснований скрывать, – спокойно ответил раввин, и голос его звучал ровно и мягко, почти вкрадчиво. – Вот перед нами – Силоамская купель, в которую, благодаря каналу, прорытому Езекией, постоянно поступала вода, и потому жители Святого города могли выдержать любое нападение, не страдая от жажды.

– Силоамская купель? – удивился Морозини. – Разве нельзя было прийти сюда посуху, обычным путем? По-моему, мы не меньше трех километров шлепали по грязи!..

– Не преувеличивайте, а кроме того, для такого молодого и тренированного человека, как вы, князь, это не так уж тяжело, тем более что жара спала. Успокойтесь: я не заставлю вас возвращаться назад той же дорогой!

– Вам-то самому, видно, не хочется промочить ноги?

– Дело в другом – необходимо было сохранить нашу встречу в тайне. В туннеле Езекии никто не мог вас выследить, а то, что я вам сейчас скажу, крайне важно для будущего Израиля.

– Как? Опять? Мне казалось, что, возвратив вам пектораль, я сделал уже достаточно для вашего народа!

– Конечно, и наш Великий Раввин выразил вам нашу глубокую признательность. Вот только... пектораль еще не обрела того могущества, которым обладала изначально...

– Не понимаю, чего ей еще не хватает, этой пекторали? Может быть, это не ей, а вам просто-напросто недостает терпения? Не могли же вы всерьез предполагать, что стоит ей со всеми камнями оказаться здесь, на месте, и тут же, немедленно, возродится в наши дни царство Соломоново? Слава богу, сейчас мирное время и...

– Да, мирное, но это мир на английский манер, а кроме того, повторяю, символ единства двенадцати колен Израилевых когда-то обладал необычайным пророческим могуществом... в котором мы сейчас испытываем большую нужду. Скажите, неужели вы не заметили на оборотной стороне пекторали двух отверстий, напоминающих маленькие кармашки?

– Конечно, заметил, но я не придал этому значения, поскольку никто не смог объяснить мне, зачем они нужны.

– Они имеют колоссальное значение, потому что именно в этих «кармашках» находились в незапамятные времена «Урим» и «Туммим», «Свет» и «Совершенство», – два изумруда, пришедшие к нам из тьмы веков. Пророк Илия, на котором уже была рука Господня и в которого вселился дух Яхве, получил их во время одного из своих видений прямо с Неба... Илия был уже немолодым человеком, и Господь хотел помочь ему в беспощадной войне, которую он вел с нечестивым безбожником царем Ахавом и его женой, бесстыдной Иезавелью. Достаточно было взять в каждую руку по чудесному изумруду, чтобы ясно увидеть будущее, и это ясновидение снисходило на пророка подобно тому, как вода начинает бить из родника в скале...

– Я никогда не слышал ничего подобного о пекторали, и, думаю, по той простой причине, что она была изготовлена по приказу царя Соломона, то есть намного позже...

Тонкие губы раввина раздвинулись, и в зарослях его черной бороды ослепительно сверкнула улыбка.

– Вероятно, но воссоединение пекторали с этими священными изумрудами придало ей особое могущество. Я не могу и не хочу рассказывать вам всю историю – мы потеряли бы слишком много времени впустую, но кое-что вам знать нужно. До наших дней дошли сведения о том, что Илия оставил своему ученику Елисею изумруды тогда же, когда и свою власяницу, – перед тем как вознестись в огненной колеснице на небо. Затем камни передавались из рук в руки Великими Первосвященниками – по мере того как они наследовали друг другу. И когда была наконец создана пектораль, они нашли там себе место. Но это место – ненадежное, потому что, в отличие от всех остальных камней, изумруды не были закреплены в оправах – их вставляли в «кармашки» только на время обрядов. Впрочем, поскольку изумруды предназначались Господом для укрепления могущества истинного пророка, Первосвященники обретали пророческий дар, лишь надев на себя пектораль. А поскольку хранить столь драгоценные камни в ничем не защищенных «кармашках» пекторали было небезопасно, изумруды обычно держали в специальном кожаном мешочке, подвешенном к золотой цепи, которую Первосвященники носили на шее...

– В таком случае почему же они в свое время не предсказали появления римского императора Тита, который принес с собой войну, разрушение Храма и почти полное уничтожение народа?

Абнер Гольберг отвел глаза, словно не желая видеть развернувшейся перед ним страшной картины.

– Люди стали совсем другими, гнусные пороки, страсть к золоту завладели умами даже тех из них, кому следовало бы быть среди самых достойных, самых благородных, самых великих... Во времена разграбления Иерусалима «Урим» и «Туммим», «Свет» и «Совершенство», уже не были в Храме. Впрочем, пророчества никогда не помогали избежать катастроф, потому что люди в них не верили.

– И что же сделали с этими камнями? Продали их? Может быть, потому, что перестали верить в их силу? Господь ведь не слеп и не глух, вполне возможно, что Он попросту отнял у изумрудов их чудодейственную силу, посчитав недостойными тех, кто владел «Уримом» и «Туммимом»? В таком случае они стали обычными драгоценными камнями... Очень красивыми, наверное? – добавил князь, невольно поддавшись своей страсти к драгоценностям, в особенности к тем, которые имеют свою историю.

– Нет, до этого все-таки не дошло! Камни были украдены незадолго до того, не знаю кем, но знаю точно, что они побывали в руках у вождя ессеев, которые укрылись в Масаде, последней и самой мощной из выстроенных Иродом крепостей, той, что смогла устоять дольше других...