Изумруды пророка - Бенцони Жюльетта. Страница 46

– И знайте, что англичанка из хорошей семьи не боится никаких врагов, ни реальных, ни воображаемых!

– Так оставайтесь здесь! – вполне логично заметил князь.

Она бросила на него возмущенный взгляд.

– Вот этого я как раз и не сделаю! Единственная вещь, которой я... которая была бы мне неприятна, это остаться покинутой здесь, среди туземцев, говорящих на непонятном языке и больше похожих на медведей, чем на людей, пока вы там спокойненько дадите себя поубивать! Пойдем вместе! Ну, вы идете?

И, выпрыгнув из повозки прямо в грязь, что, похоже, нимало ее не озаботило, она решительно двинулась по еще не тронутой дороге – на ней не было никаких следов. Альдо и Адальберу оставалось лишь последовать за девушкой.

– Я буду ждать вас до завтрашнего вечера, но не дольше! – крикнул им вслед возчик. – У меня работы хватает!

И вошел на постоялый двор.

– Не слишком торжественная надгробная речь! – заметил Морозини, пожав плечами и поглубже натягивая на голову каскетку.

Дорога была разбитой, и продвигаться вперед оказалось нелегко, но стоявший по обеим ее сторонам лес был великолепен. Его голубые дали были озарены отсветами снега, и только легкий бег косули временами нарушал эту застывшую красоту. Хилари вела себя достойно, от мужчин не отставала. Как и положено организованной и привыкшей к путешествиям англичанке, она всегда возила с собой одежду, в точности соответствовавшую климату и ситуации. Вот и теперь ее ноги были защищены от холода и непогоды высокими шнурованными ботинками, а все прочие части тела укрывались под твидовой юбкой, пестрым свитером и шубой на бобровом меху, крытой толстым коричневым сукном.

По мере того как путешественники приближались к замку, дорога все круче забирала вверх, и внезапно деревья расступились, открыв взгляду высокие каменные стены средневековой ограды. Стены были пробиты редкими бойницами, виднелся и стрельчатый портал с изглоданными временем скульптурами и с воротами, висевшими на огромных ржавых петлях. В воротах было маленькое окошко. Зимнее безмолвие ощущалось здесь явственнее, чем где-либо еще.

– Ну и что нам теперь делать, чтобы нас впустили? – проворчал Адальбер, которому это место было явно не по душе. – В рог трубить, что ли?

– Если он у тебя при себе, можно, конечно, попробовать, но вообще-то здесь есть цепь, и она, должно быть, соединена с колоколом...

– Все до того проржавело, что боюсь, как бы цепь не оборвалась, если за нее потянуть...

Хилари положила конец этим рассуждениям, ухватившись за цепь и энергично дернув. По ту сторону стены загудел колокол, судя по звуку – довольно большой, потом бешено залаяли собаки. Хилари нетерпеливо дернула за цепь во второй раз, и тогда над краем стены показался на редкость неприветливый персонаж, исполин в кожаной одежде, в волчьей шапке, такой же косматой, как усы и борода, которой он зарос до самых глаз. На поясе у него висели топор и нож с широким лезвием, за плечом – охотничье ружье. Он хрипло прокричал нечто, означавшее, должно быть, «что вам угодно?».

– Мы хотели бы поговорить с графиней Илоной... – ответил Альдо по-немецки.

– С чего ты взял, что она графиня? – шепнул ему Видаль-Пеликорн.

– В этих странах титул почти всегда прилагается к замку, и ей это может только польстить. И потом, поскольку ее фамилии мы не знаем, так все-таки лучше звучит, чем мадам или фрау Илона, разве нет?

– Пожалуй, – усмехнулся Адальбер.

Тем временем исполин снова, на этот раз тоже по-немецки, спросил со стены:

– Что у вас за дело к ней?

– Хотим предложить ей одну сделку; мы прибыли издалека: я – князь Морозини, антиквар из Венеции...

– А остальные?

– Это... леди Доусон, из Британского музея, – кратко объяснил Альдо, решив не углубляться в дебри английских титулов, – и господин Видаль-Пеликорн... из... из Коллеж де Франс!

Хилари впервые улыбнулась.

– Похоже, нас с вами обоих повысили в звании? – шепнула она Адальберу.

– Вам повезло больше, чем мне. Я не отказался бы побыть бароном... или маркизом. Мне всегда нравился этот титул. От него веет войной в кружевах и пудреными париками...

Исполин тем временем скрылся, больше ничего не сказав, и прошло не меньше десяти минут, пока он появился снова, предварив свое появление адским грохотом задвижек, сопровождавшимся скрежетом ключей и истосковавшихся по маслу петель. Встав в проеме ворот, громила почти целиком заслонил его собой, и за ним в полумраке лишь угадывался далеко уходящий свод.

– Только мужчины, – рявкнул он. – Женщина останется снаружи!

– Ну вот, что я вам говорил? – прошептал Морозини под аккомпанемент бурных возражений страшно оскорбленной девушки.

Потом, уже погромче, прибавил, обращаясь к привратнику:

– Послушайте, но ведь это же невозможно! Мы же не оставим знатную даму томиться у вас под дверью?

– Или так, или вообще никто не войдет! Никто не мешает вам остаться с ней или вообще немедленно уйти отсюда... Вас не приглашали!

Он уже отступил на шаг, собираясь запереть ворота, но Адальбер вмешался в разговор:

– Настаивать бесполезно. Лучше ты иди туда один, а я составлю компанию Хилари.

– О, я вполне могу побыть и одна, – запротестовала та. – Я... Мне очень жаль, Адальбер, – прибавила она, понизив голос.

– Давно бы так! – пробормотал Морозини. И, направившись к привратнику, бросил ему: – Пойдемте!

Тот свирепо оскалился, обнажив под спутанными усами кривые зубы:

– Скажите вашим друзьям, что лучше бы им вернуться в деревню. Может быть, им долго придется ждать... и даже очень долго. А зимой сюда по ночам приходят волки.

– Очень мило, что вы нас предупредили, – произнес несколько встревоженный Адальбер, – но мы достаточно взрослые для того, чтобы самим решать, как нам поступить... Мы остаемся!

– Ваше дело!

Еще мгновение – и тяжелая дубовая створка, окованная железом, захлопнулась у Морозини за спиной так же неумолимо, как опускается на могилу каменная плита. Это так на него подействовало, что даже захотелось оглянуться и посмотреть, не заметна ли над воротами надпись, которая начертана огненными буквами над вратами Дантова ада: «Входящие, оставьте упованья». Но потом, пожав плечами, отогнал эту мысль. Ради Лизы он готов был вступить в схватку со всеми демонами, какие только есть на земле.

То, что открылось ему в конце прохода под низкими сводами, где всадник не смог бы проехать, не пригнувшись, выглядело столь же неприветливо. Теперь перед ним возвышался сам замок, стоящий на скале и словно выраставший прямо из нее. Замок был заключен в кольцо двора, стиснутого каменными стенами, в толще которых размещались службы. Он ничем не напоминал место увеселений: это было сооружение вроде широкой и приземистой круглой башни с редкими и узкими тройными окнами, и единственным, что немного смягчало облик этого чудища, была окружавшая верхний этаж галерея с изящными аркадами. На фоне хмурого неба, по которому ветер гнал растрепанные тучи, замок выглядел зловещим, почти не уступая в этом своеобразному украшению, водруженному посреди двора: виселице, на которой покачивался скелет, подвешенный за ребра к огромному крюку для туш... Представив себе, какая смерть выпала на долю этого человека, Альдо почувствовал, что бледнеет... Но его уже встречали: четыре огромных пса, свирепо рыча, натягивали поводки, которые удерживал железной рукой исполин, точная копия привратника. И одного из этих псов было бы достаточно, чтобы Альдо почувствовал себя не лучше повешенного... Тем не менее нельзя было показывать свой страх, и Альдо, презрительно пожав плечами, лишь скользнул взглядом по человеку с собаками и вслед за провожатым поднялся по каменным ступеням, которые вели к двери замка...

Переступив порог, он с изумлением огляделся, спрашивая себя, уж не перенесся ли он в другой век или, может быть, на другую планету, настолько безумным выглядело то, что его окружало: головокружительное нагромождение лестниц с просветами, балок на цепях, темных сводов и еще более темных провалов, похожих на каменные мешки. Несколько летучих мышей дополняли картину, придавая интерьеру особое мрачное очарование. Никому и в голову не могло бы прийти, что здесь живет женщина. И тем не менее Альдо провели по этим каменным и деревянным лабиринтам к двери, выкрашенной красной краской и ведущей в комнату, которая куда больше напоминала тюремную камеру, чем прихожую. Ее обстановку составляли низкая кровать с соломенным тюфяком и одеялом, стул, стол с потушенным фонарем и примитивные «удобства». Исполин зажег фонарь и, положив на стол несколько листков бумаги и перьевую ручку, выглядевшую здесь неуместно, указал на все это гостю.