Бонжур, Антуан! - Злобин Анатолий Павлович. Страница 66

— Тут опять эти закорючки, — лепетал Иван, — я забыл, как их переводить.

— Кавычки, знак прямой речи, — пытаюсь втолковать ему, но он глядит на меня вопрошающими глазами. — Значит, отсюда начинается прямая речь. Кто там говорит: Альфред или Виль?

Антуан заглядывает в тетрадь.

— Это Виль говорит. Они тогда поспорили и разошлись.

— Ладно, Иван. Пусть Антуан забирает тетрадь и сам читает, а потом расскажет своими словами.

Закуриваю. Второй час ночи. Иван почти на каждой фразе спотыкается, но упрямо стоит на своём. Наконец на закорючках он сдаётся, уступает тетрадь Антуану.

— Перекур с дремотой, — объявляю я. — Поговорим за жизнь. Ты не должен переутомляться, Иван: родина ждёт от тебя новых свершений.

— Моя Тереза тоже плохо знает грамоту, — вздыхает Иван, — в войну она училась мало. Но для Мари мы сделали хорошее образование. Мари обучалась в свободной системе, за такую школу приходилось платить много денег.

— Зять-то чем занимается?

— Он учится фотографическому делу. Но он ещё молод. Я говорил им: не надо делать детей. Мари познакомилась с ним на ярмарке. Клод проживает в Льеже и часто оставался ночевать у нас в доме. Мы с Терезой ложились спать в средней спальне, чтобы они не могли бегать друг к другу.

— Проспал ты, Иван, — посмеиваюсь я.

— Да, я проспал своего внука, пришлось вести их к кюре.

Я отправился на кухню, чтобы сварить кофе покрепче. Выпили кофейку, опять пообщались с Иваном.

Наконец Антуан захлопнул тетрадь и дал резюме. Не очень-то весёлым оказалось оно. Альфред Меланже не выдержал напряжения поединка, растянувшегося больше чем на два года: заболел и попал в лапы к Мишелю. Тот чисто сработал. Ещё до убийства Альфреда переменил имя и сделался П.Д. Даже болезнью Альфреда сумел он воспользоваться: маячил перед ним и уходил. А потом простучала та очередь, прошившая ветровое стекло. Отныне Щёголь был уверен в своей безнаказанности: не осталось ни одного живого свидетеля его преступления.

Зато мы получили уравнение с двумя неизвестными: Мишель R. = П.Дамере, кличка Щёголь. Это и есть единственная наша ниточка, такая тонкая, что её даже потянуть боязно, того гляди оборвётся. То он в Монсе, этот вездесущий Щёголь, то в Намюре, то в Генте, ищи-свищи по всей Бельгии. Ни имени, ни адреса, ни знака. Альфред Меланже боялся довериться до конца даже бумаге, и тайна ушла вместе с ним. Правда, можно поехать в Намюр или Монс, чтобы попробовать там раскопать, какой такой П.Д. покупал и продавал отели вскоре после войны: в нотариальных конторах могут сохраниться записи, но это тоже дело затяжное.

Последняя остаётся зацепка: «Остелла» — предсмертный клич Альфреда Меланже. Случайно ли это вырвалось в полубредовом беспамятстве, или то был пророческий вскрик отчаявшегося сердца?

Утро вечера мудрёнее. Иван поехал домой, мы с Антуаном разошлись по спальням. Тот поспал всего три часа и помчался к своей цистерне. Я встал с неясной головой, побежал к роднику. Распавшиеся камни тайно поблёскивали в воде, ничто не могло потревожить их ломчатого покоя.

Я побежал обратно, хватая с кустов ежевику. Факты нужны мне, достоверные факты, а их как раз и не было. Зато загадок сколько хочешь надавала синяя тетрадь: Лошадиная скала, дом в горах, ещё один «кабан» по кличке Буханка — откуда он взялся? И снова путается под ногами полковник Виль — на кой черт он мне сдался вместе с его Веллингтон-стритом? Тени обступают меня, сплошные тени, и с каждым разом их становится все больше.

Как же всё было? Мишель сделал вид, будто ушёл на охоту, и передал план операции немцам. Но мотив, каков мотив предательства? Только он может сцепить добытые факты, соединить распавшиеся камни.

Бегу по открытой дороге, и дальние холмы влекут меня. Он где-то там бродит. Он предал, убил, но совесть его не терзает, он крепко спит, исполнив свой предательский мотив, и голоса им убиенных не тревожат его по ночам. Живой и невредимый, преуспевающий, жуирующий, самодовольный, лгущий, обжирающийся, произносящий речи, попивающий «клико» — так и останется, если я не найду его и не совершу свой суд. А я сам на бобах сижу.

Сюзанна домовито распоряжалась у очага, бросая на меня соболезнующие взгляды. Я подмигнул ей: ничего, Сюзи, как-нибудь выкрутимся. Начнём с «Остеллы» и выкрутимся.

Для начала подведём все же предварительные итоги. След на Жермен оказался ложным, зато он привёл меня к Николетт. Но кто же указывал мне на этот след? Отец и чёрный монах. Отец обманулся, чёрный монах — навряд ли. Значит, мы имеем и кое-какие положительные выводы даже из ложного следа. Синяя тетрадь также отметает подозрения на Жермен. Но по-прежнему главным остаётся вопрос: находился ли предатель среди «кабанов» или надо искать его дальше? Тетрадь отвечает на этот вопрос довольно туманно, но всё же след прощупать можно. И ошибка отца, если он сам писал записку, имеет свои основания.

Жермен, Матье Ру, Мариенвальд — все имена, начертанные было на белом камне, отпали. Впрочем, не совсем: чёрного монаха мы пока подержим в резерве. И новое возникло имя: Мишель R. = П.Д., пока оно ещё не расшифровано. Но монах-то явно связан с этим человеком, пусть не сейчас, так в прошлом, иначе зачем было ему наговаривать на Жермен? Куда-то выведет новый след? На «Остеллу»?.. Или он опять окажется пустым? Но нет пока иной нити.

Сюзанна взяла плетёную корзину, спустилась в погреб. Резко прозвучал телефонный звонок, перебив мои разбегающиеся мысли. Я даже вздрогнул от его внезапной тревожности — что сулит этот ранний звонок?

Телефон залился снова. Я один на один с телефоном. Третий звонок. Сейчас на том конце провода положат трубку, и я никогда не узнаю, что хотел сказать неуслышанный голос.

— Это дом Форетье? — спросила по-французски женщина, я тотчас узнал её.

— Бонжур, Любовь Петровна, — отвечал я бодро, она-то никогда не узнает о моей печали.

— Как поживаете, Виктор? — голос её не обещал ничего доброго.

— Гран мерси, Любовь Петровна. У нас, как говорится, полный манифик, Антуан на работе, мы только что позавтракали с Сюзанной. Жду Ивана и Луи. Президент обещал позвонить. — Все ей доложил, пусть возрадуется.