Салават Юлаев - Злобин Степан Павлович. Страница 4

Сила наша росла…

Но русские тоже не дремали. Хотя они и лгали про мир с турками, но у царицы было множество воинов. Она прислала на нас казаков с Яика и с Днепра — реки, которая течёт далеко к закату, и она прислала много солдат и пушек, и вот ещё не успели очиститься дороги от воды в горных лощинах, ещё не везде растаял снег, а победа изменила нам.

Велик аллах в гневе и в милости!

Русский командир Языков напал на нас с казаками и солдатами, другой командир, Арсеньев, пришёл на помощь ему, а нас оставил аллах.

Нам оставалось отойти назад и ждать, пока придут две приставшие к нам дороги. Чтобы отойти, надо было двигаться по пути на Свибинский юрт через крепость Чабайкул, но собаки русской царицы, изменники-тарханы, заняли эту дорогу.

Хан советовался со мной. Мы решили скрыться в лесу при истоке Усень-елги, где много гор и камней. Но гяуры не дали нам дождаться, пока реки войдут в берега и воды успокоятся; они окружили нас крепко, как кольца аждаги. И вот от нас уехала целая толпа трусов и изменников к тарханским собакам, и они звали с собой остальных и кричали Кара-Сакалу, что он — обманщик и самозванец.

Их было около ста человек. Когда они уехали, хан, опустив голову, долго сидел в коше, потом позвал меня.

— Нельзя, чтобы русские узнали, что у нас нет согласия, — сказал он. — Ни один из изменников не должен дойти до «верных», ни один из них не должен остаться в живых… Делай, как знаешь!

Я понял хана. Я собрал пятьсот человек; из них было двести с ружьями. Мы сели на коней и ещё до заката, обогнав изменников по самым трудным дорогам, хотя погубили в пути лошадей, заняли ущелье, где лежал их путь. Мы поступили с ними, как раньше с войсками старшины Булара; разница была в том, что из них мы ни одного не оставили живым, мы убили также бывших с ними семнадцать женщин и много детей. Мы добили всех раненых, и никто не узнал от изменников, что среди нас есть несогласие.

Когда я сказал обо всём хану, он вздохнул.

— Мы поступили неверно, Юлай! — ответил он. — Разве можно завтра убить тысячу человек, если они захотят нас оставить? Ворона клюёт живую крысу, а блохи, которые жили в её шерсти, боятся и убегают!

На нас напали в первую же ночь после этого русские начальники Арсеньев и Языков. Мы бежали так поспешно, что оставили наши коши и едва успели уйти за Кызыл-елгу.

Татарин Торбей шёл с тысячью казаков против нас из Верхнеозерной крепости. Гяурский князь Урусов, большой начальник, шёл с полдня от Сакмарска.

Хан был прав. Прошло три дня после первой измены, и снова от нас бежали многие, но, боясь, что их постигнет та же судьба, бежали ночами, тайно, чтобы никто не знал, и предавались гяурам.

И вот пришёл день: гяуры соединили силы.

Аждага, сестра шайтана, крепко сжала кольцо. Хан говорил с воинами. Он сказал:

— Аллах поможет нам победить. Будьте смелы. Если же видно будет, что не устоять, то бегите за Яик; там ждёт моё войско — восемьдесят тысяч воинов.

Тогда один башкирин громко засмеялся и многие закричали:

— Обманщик!

— Надо тебя выдать русским!

— Мы будем сражаться только потому, что все равно теперь нас казнят!

— Изменник!.. Убьём его!..

В этот же миг из леса раздались выстрелы: гяуры опередили нас и напали первыми.

Они были страшны громом ружей. Многие наши кони были только что взяты из табунов, и они пугались стрельбы. Нужно было сойтись врукопашную, и тогда ещё неизвестно, кто победил бы. Хан бросился первым навстречу выстрелам и прокричал, как призыв, имя аллаха.

Мы ринулись за ним сквозь деревья. Кони наши спотыкались о корни и раздирали груди ветвями кустарника. В безумии отваги мы не заметили хитрости гяуров, мы не поняли их обмана: никто не отступал перед нами, никто не шёл нам навстречу; мы сами отдали себя во власть врага! Солдаты были на деревьях. И, думая, что мы идём навстречу врагу, мы оказались под дождём пуль, хлынувших на наши головы с вершин леса. Для того чтобы стрелять вверх, мы должны были подымать головы и получать заряды в лицо или в горло, не прикрытое булат-саутом.

Аллах отступился от нас. Хитрый командир батыр Павлуцкий поймал нас в сети.

Гяуры спрыгнули с деревьев и оказались внезапно со всех сторон вокруг нас. Их конница подходила из речной долины с двух сторон. Перед нами лежал путь в горы или в степь.

Убегать всегда хочется под гору, и мы под выстрелами бросились вплавь через Яик в степи.

Несколько дней в беспорядке, смятенные, мы уходили от воинов Павлуцкого. Солдаты и казаки преследовали нас до реки Тобол, не давая нам передышки. Усталые воины наши становились слабы сердцем, как женщины, и, покидая войско, сдавались в плен гяурам или разбегались по степи, чтобы отдаться кайсакам.

Имя аллаха славно! Сам пророк бежал от своих врагов, и год бегства его из Мекки свят. От него же ведётся исчисление лет правоверными.

Мы бежали.

Начальник гяуров послал кайсакам грамоту, чтобы нас поймали, и обещал им за то подарки и милости.

И вот, когда уже солдаты из-за усталости лошадей не могли гнаться за нами, когда мы считали себя в безопасности и спокойствии и стали на ночлег на реке у подножия Улькиям-Бен-тау, ночью напали на нас, сонных, кайсаки Букенбай-батыра и, связав нас, взяли, а многих убили.

Салтан-Гирей, отбиваясь, вонзил в грудь одного кайсака свой кинжал, а кайсак ударил его ножом в плечо и ранил. Я тоже был ранен. Мы ожидали, что нас выдадут русским и те нас казнят, но Кара-Сакала выкрали ночью его кунаки, а нас, оставшихся, кайсаки продали в рабство хивинским купцам, которые пришли с караваном.

Я год жил в плену у хивинского купца. Я был рабом. Рабство тяжело башкирину, но нельзя рассказать все муки сразу, Я не стану говорить об этом сегодня.

Через год я с караваном шёлков пришёл в Ногайскую орду, бежал от своего хозяина и стал пробираться на Урал.

Я шёл через джюнгарскую землю. В это время джюнгары воевали с кайсаками, и меня поймали кайсаки, говоря, что я соглядатай. Я сказал, что не джюнгарец, но башкирин и бежал из Хивы, однако они не поверили и потащили меня на пытки.

Меня вели на верёвке, привязанного за шею к седлу, когда встретился богато одетый всадник.

Кайсак, который вёл меня, сказал:

— Вот брат джюнгарского хана. Скоро он прогонит его в будет царствовать, а та собака, теперешний хан джюнгарцев, которому ты служишь, будет казнён, как и ты.

Я взглянул на будущего хана джюнгар и узнал его: у него не было носа и одного уха, и у него была большая чёрная борода.

Я крикнул ему:

— Кара-Сакал! Брат! Я — Юлай! Вели отпустить меня!

Он вздрогнул и оглянулся, сдержал своего коня и сказал, обратясь не ко мне, а к воинам, которые тащили меня:

— Я не знаю этого человека. Рыжий кобель его брат! Дайте рабу плетей за такую дерзость!

А когда кайсак ударил меня плетью и рассёк мою спину до крови, хан усмехнулся:

— Хочешь братом быть знатному человеку, ты, придорожная грязь!

— Салтан-Гирей, ты не узнал меня? Я — Юлай! — простонал я с мольбою.

— Моё имя Чогбас — хан Пресветлый, поганый раб, — ответил он мне. — Бейте раба плетьми за то, что он не знает моего имени, — сказал он воинам.

И они били меня плетьми и заставляли бежать за конём, пока я не упал, потеряв слух и зрение. Ночью меня подобрал нищий старик, затащил в свой камышовый шалаш и привёл в чувство. Он вывел меня в степь и указал мне тропу через степи к родному Уралу…

Больше я не видел неверного, лживого хана и не слыхал о нём…

Когда я пришёл домой, мой отец готовился к смерти. Он заявил меня бежавшим из плена от кайсаков. Русский начальник долго выспрашивал меня и отпустил.

Велик аллах!

Когда у царицы была война с прусским ханом, она позвала башкир на войну. Я поехал и смело дрался, я получил медаль за войнуи стал сам начальником. Потом я вернулся домой и с тех пор живу спокойно.

Прошли года, и вот я стал старшиною юрта.

Вот я был батыр, а теперь я слуга царицы. И нет больше батыров, смирился народ.