Русская наследница - Знаменская Алина. Страница 28

— Я вам уже рассказывала! — ужаснулась Катя. Внимательную, радушную Ирину Львовну словно подменили! Кате стало жарко.

— Рассказать можно все, что угодно. А как было на самом деле — мы не знаем. Вероятно, вы вспомнили о мальчике в связи с тем, что не можете больше иметь детей.

Катя не скрывала своего удивления, и Ирина Львовна удовлетворенно улыбнулась.

— Да, милочка, не удивляйтесь. Мы провели большую работу касательно вас. И пришли к выводу, что преждевременно доверять больного ребенка такой мамаше. А вдруг через полгода вам в голову придут еще какие-нибудь фантазии? Мы не можем рисковать.

— Но как же так? — Кате не хватало воздуха, она теряла голос. Он вдруг утратил свою силу, стал сиплым, срывающимся. — Ведь Шурику нужна операция! Я достала денег!

— Операция — разговор особый. Если вы внесете деньги на его лечение, сумму мы примем. Но уж полетит с мальчиком в Америку наш сопровождающий.

— Вы не можете, вы не можете… — Катя сипела, не слышала сама себя.

— Мы все можем, — спокойно возразила Ирина Львовна. — Закон на нашей стороне. А вот вы как раз не имеете ни моральных, ни юридических прав на этого ребенка. Вы что, собираетесь после операции привести Сашу к себе в общежитие? Студенты колледжа — прекрасное соседство для больного ребенка!

— У моих родителей трехкомнатная квартира, — пересохшими губами прошуршала Катя. — Я приведу его туда.

— И подарите мальчику дедушку-алкоголика? — закончила за нее заведующая. — Как ни крути, ничего не получается, Катерина Ивановна.

Катя с силой скомкала шарф в руках.

— Вы хотите сказать, что я и потом, после операции… Что я никогда не смогу забрать Шурика?!

Ирина Львовна пожала плечами.

— Этого я предсказать не могу. Обращайтесь в вышестоящие инстанции. Возможно, там решат по-другому, в чем я лично сильно сомневаюсь. Боюсь, вам придется побегать. Усыновляют же наших детей только иностранцы. Это я вам уже говорила.

Виталик Кириллов с завидным энтузиазмом выгуливал иностранного гостя.

— Мо-ло-ко, — старательно читал Виталька очередную вывеску и останавливался, выжидательно взирая на Филиппа.

— Мо-ло-ко, — послушно повторял Филипп. — Правильно?

Виталька, довольный, кивал. Он был необычайно горд своей миссией. Он ежедневно водил гостя излюбленным маршрутом, и прогулки обоим доставляли удовольствие.

— Универмаг. — « Виталька показал на двухэтажное кирпичное здание с высокими окнами.

— Что есть универмаг? — остановился Филипп и серьезно посмотрел на мальчика. Виталька развел руками, беспомощно улыбаясь, покрутил головой, и вдруг в глазах его вспыхнула искра.

— Пойдем!

Они вошли в шумное нутро универмага и остановились на пятачке меж стеклянных витрин.

— Супермаркет! — объявил Филипп, хитро поглядывая на мальчика.

— Универмаг! — уловив хитрую нотку в голосе Филиппа, поправил Виталька. Он сообразил, что его вызывают на игру, и с готовностью вступил в нее. — Универмаг! Универмаг! — повторял он, с восторгом глядя на своего спутника. — Универмаг!

— Супермаркет, — небрежно возразил Филипп, игнорируя Виталькино нетерпение и делая вид, что рассматривает витрину. — Супермаркет.

Так они продвигались от витрины к витрине, повторяя каждый свое. Филипп был рад, что мальчик привел его в магазин. Вчера Рэй привез ему деньги, и он хотел чем-нибудь порадовать своих русских друзей. Он показывал на какую-нибудь вещь, и мальчик называл ее. Филипп искоса поглядывал, пытаясь поймать блеск заинтересованности в детских глазах. Но Виталька оставался равнодушен к вещам.

Книга? Машина? Электронная игрушка? Виталька старательно все называл, но не проявлял особого интереса.

Они выбрали для Ани сумочку на длинном ремне и положили внутрь шоколадку. «Анька обрадуется», — пообещал Виталька. Даше купили фартук, украшенный вышивкой. Двинулись дальше. Филипп намеревался уже перейти на второй этаж, когда заметил, как смотрит Виталька на витрину спортивного отдела. Мальчик открыл рот и забыл про Филиппа. Здесь имелись ролики всех видов, хоккейные клюшки, каски, боксерские перчатки, длинный ряд сверкающих велосипедов, мячи, а также все для плавания под водой. Филипп не задавал вопросов, а только предельно внимательно наблюдал. Что же так приковало внимание этого необычного ребенка? Он прекрасно видел, как трудно живется Даше и ее детям, какой ценой платится в этой семье за каждую маленькую радость. Может, ребенок хочет велосипед? Нет, велосипеды стоят себе разноцветной блестящей шеренгой, подходи, смотри, трогай. Если бы Витальку заинтересовал велосипед, он со свойственной ему прямотой не сумел бы скрыть этого.

Нет, он смотрит мимо. Мимо маски для подводного плавания, удочек, роликов… Мячи? Там, на полке, яркой привлекательной россыпью пестрели мячи: из оранжевой пупырчатой резины — баскетбольные, кожаные, упругие до звона — футбольные. Еще там лежали продолговатые для регби, волейбольные и мелкие, шершавые — теннисные. Филипп подошел поближе.

— Что тебе нравится? — спросил он и положил руку на Виталькино плечо.

Тот вздрогнул, будто очнулся от сна, глубоко вздохнул.

— Мяч. — Это прозвучало до странности виновато. И Филипп вдруг ощутил всем своим существом, что вбирает в себя это коротенькое слово в устах Витальки: мяч.

И запах новой, не тронутой ничьими руками кожи, и немного шершавое ощущение упругих боков в ладонях, и теплый ветер в лицо, и простор пустого двора… Хруст сухого листка под ногой и пружинистая надежность теплой родной земли. И обида, что ты не такой, как все, и тебя не берут в игру. А ты хочешь… Ты так хочешь бегать по теплой пыли и трогать, трогать ногами этот послушный кожаный колобок и катить его к заветным воротам!

— Мяч, пожалуйста, — обратился Филипп к продавщице. Та лениво отделилась от стены и поплыла к покупателю.

— Какой? — с ноткой презрения, не взглянув даже на Филиппа, поинтересовалась она. Витальку она, кажется, и вовсе не заметила.

Поведение продавщицы настолько шокировало Филиппа, что он не ответил ей. Почему продавец так враждебно относится к покупателю? На чем основано его презрение? Эта девица, судя по всему, уверена, что делает им великое одолжение! Что такое?

Увы, Филипп Смит был не в силах постичь Россию, как ни силился…

— Тащи мячи к тем двум придуркам, — сквозь зубы процедила продавщица своей напарнице. Последняя с неохотой оторвала зад от вертящегося стула и двинулась к полке с мячами. Через пару минут перед Виталькой выстроилась батарея мячей.

Мальчика залихорадило. Он вытягивал губы, передергивал плечами, тер ладонью ухо и то и дело оглядывался на Филиппа.

— Возьми, — сказал Филипп. Ему показалось, что это слово наиболее подходит в этой ситуации. Мальчика не пришлось упрашивать — он без промедления выхватил из общей шеренги мячей коричневый футбольный, прижал его к животу, тут же обернулся, и сожаление судорогой пробежало по его лицу: в шеренге остался еще один футбольный. Белый с серым. Кожаные квадратики серого и белого цветов были тесно прижаты друг к другу и переплетались в рисунке.

— Ну, какой берете? — заметив колебание покупателей, поинтересовалась продавщица. Все с тем же оттенком презрения в голосе и несомненной уверенностью в собственном превосходстве.

— Два! — объявил Филипп и выхватил из шеренги мячей тот, который стоил Витальке такого колоссального сомнения.

Виталька, вконец обалдевший от свалившегося на него счастья, попискивая что-то нечленораздельное, прижал к груди оба мяча.

Филипп расплатился, заглянул в глаза вальяжной продавщице и тихо сказал по-английски:

— Ты, наверное, надеешься на удачу, крошка? Можешь не рассчитывать, она таких не любит.

Развернулся и пошел к выходу, оставив за спиной двух ошарашенных продавщиц.

— Ты чего-нибудь поняла? — наконец проснулась первая.

— Да клеился. На свидание приглашал. Про любовь там что-то…

— Эх, блин! — На лице вальяжной продавщицы возникло столько эмоций, что, положи их на весы, они запросто перевесят все те жалкие подобия вежливости, которые выражало это лицо за все время работы в магазине.