Венерин башмачок - Знаменская Алина. Страница 18

— Странно. Я почти ничего не помню, — вздохнула Лариса. — Как нам удалось выбраться? Как мы шли…

— А мы не шли. Мы плыли.

— Плыли?!

Лариса недоверчиво посмотрела в лицо своего спасителя. Он может плести ей что угодно, и она вынуждена верить, пока собственная память не пожелает проснуться.

— Я столкнул тебя в воду, потому что ты не хотела прыгать. Ну и мы поплыли. Там подземная река. Ты помнишь? Я решил, что она должна же где-то иметь выход. Нас вынесло к водопаду, и там… Короче, тебя занесло на камни и стукнуло о них. Когда я до тебя добрался, ты снова была без сознания… Я приходил к тебе, но меня не сразу пустили. Ты спала…

— Ты уже приходил?

Петров молча кивнул. Ларисе стало стыдно. Она-то ничего не помнит, но он… Он все помнит, и для него это — целая жизнь. Как он искал ее в пещере, как потом решил насчет реки и не ошибся и как потом вытаскивал ее. Конечно, он успел связать себя с ней, как в бою, поэтому так запросто и «тыкает». А вот Ларисе придется все строить заново. Все свои отношения, все связи. Боже, как все будет?

От жалости к себе и от бессилия на глаза навернулись слезы. Между тем Петров снял с шеи какой-то шнурок и протянул Ларисе. На шнурке болтался камешек с дыркой. Лариса сразу его узнала. Это воспоминание пронзило ее горячим. То ли предчувствие, то ли отголосок былого — быстро-быстро заколыхались в душе.

— Откуда это у вас?

— Это было у тебя в руке, когда я… Когда мы… Короче, я сунул себе в карман, и он сохранился. Что это? Магический знак?

— Не думаю.

Лариса всмотрелась в изображение, выцарапанное на камне. Сердцевина в виде чалмы и ровный трилистник.

— Думаю, что это цветок. Талисман племени.

— Племени? Какой цветок?

— Желтый, — улыбнулась Лариса.

ГЛАВА 8

— Это последствия шока! — орала в трубку Инна Викторовна. — Так бывает, это лечится. И еще она сильно ударилась! Ударилась, говорю. Нет, нет, все под контролем. У нас были такие случаи. Ну я же ее не брошу, Лиза! Конечно, после клиники ей лучше пожить у меня. Не с этим же уродом Стасиком?! Может быть, его любовница будет за Ларочкой ухаживать?! Лиза! Ты слышишь меня? Ты-то как? Подробнее! Говори подробнее! Как к тебе относится свекровь? Как ты с ней изъясняешься? Лиза! Ты что-то недоговариваешь, я чувствую по голосу. Да? Уже? И я тебя целую! Хорошо, передам! И Андрюшка тебя! Мы очень скучаем без тебя, Лизонька!

Инна Викторовна с некоторой досадой и недоумением слушала длинные гудки в трубке. Так бывало всякий раз после разговора с дочерью. Обида на кого-то и злость овладевали ею, и она начинала метаться по дому, не находя себе места. Боже! Да она сама все сотворила! Своими собственными руками! Она дала добро на совместный с иностранцами проект. В клинику приехали специалисты из разных стран, в том числе африканцы. Ну а как без этого? Наука не стоит на месте, клиника должна осваивать новые технологии. Иностранцы проводили эксперимент, Лиза только-только вернулась со стажировки по лазерной аппаратуре. Возилась со своим лазером. Когда у них скрутилось с Умару?

Их было пятеро. Темнокожих. Для Инны Викторовны они долго были все на одно лицо. Были еще германцы, два американца. Нет, Лиза запала именно на шоколадного Умару. Логики Инна Викторовна здесь не видела никакой и потому злилась, ругалась с дочерью, била посуду, топала ногами, но не добилась ничего. Вернее, добилась того, что Лиза и Умару расписались, купили однокомнатную квартиру, а после стали всерьез собираться в Африку. Инна Викторовна долго пыталась осмыслить сей факт. Она повесила в Лизиной опустевшей комнате карту мира и подолгу тупо смотрела на пестро разрисованную Африку, пытаясь представить, как там у них. И ведь не добьешься Же ничего вразумительного от Лизки! Она не из разговорчивых. Да. Нет, Все в порядке.

Тогда Инна Викторовна требовала к телефону зятя и разговаривала с ним как коллега с коллегой. И немножко как прокурор с обвиняемым. Пусть чувствует, как он перед ней виноват. Такое придумывать станешь — не измудришься. Такое только жизнь выдумать может. Ее Лизу, которая по причине белокожести даже загорать не могла — обгорала сразу и облезала хлопьями; ее молчунью Лизу, тихоню и домоседку, — к неграм в Африку! Тьфу! Срам, да и только. Сестрица старшая, Ульяна, так и сказала: «Срам!»

Дожила… Всю жизнь мечтала!

Инна Викторовна носилась по пустым комнатам, наконец вернулась в гостиную и набрала телефон клиники.

Первым делом она поинтересовалась состоянием племянницы. Хотя она и видела ее три часа назад, в таких случаях, как у Ларисы, все меняется очень быстро. Врач, который наблюдал Ларису, понимал начальницу с полуслова. Не останавливаясь на температуре и прочих мелочах, начал с главного: от встречи с коллегами отказалась. Боится? Не помнит никого. Мотивировала тем, что устала ; от встречи с предыдущим посетителем. Да, от этого устанешь, неудивительно. Но ведь ему не откажешь — спаситель. Так… Попросила книгу? Уже кое-что. Нет, нет. Пусть читает. А что за книга? История первобытного общества7

Инна Викторовна присвистнула.

— Нет, нет, это я так, — пояснила в трубку. — Если просит, нужно достать. Она же историк. Любая пища для ее памяти сейчас необходима. Ну а как там наша пациентка из 38-й? Да, Верховцева.

Инна Викторовна выслушала подробный отчет о состоянии Верховцевой. Все врачи знали, что Инна Викторовна живет клиникой. Клиника — ее дом, ее детище, и здесь нет для нее ничего малозначимого. Поэтому с подчиненными она могла разговаривать часами.

Женщина из 38-й была тяжелой. Положение усугублялось тем, что попала она в клинику не сразу, а после длительного пребывания в городской больнице, где лечили дешевыми медикаментами и в плохих условиях.

— У Верховцевой муж сидит в коридоре.

— Давно сидит?

— Часа два.

— А что говорит?

— Ничего не говорит. Можно, говорит, я тут в коридорчике у вас посижу? Мы разрешили. Одному, видно, дома тошно.

— Пришлите за мной Валеру. Я сейчас подъеду.

Инна Викторовна обрадовалась, что нашелся повод вернуться в клинику. Одному дома тошно, это доктор Кузин точно подметил. Она побеседует с Верховцевым, зайдет к Ларисе. А на обратном пути заедет к Андрюшке и заставит эту метелку Кристину приготовить ужин. А иначе Андрюшка наверняка ляжет спать голодный. Криська не любит готовить. Она вообще ничего делать не любит. Ни постирать, ни погладить, ни убраться. Ни-че-го! И как он умудрился откопать такую? Или же они все сейчас такие?

Инна Викторовна вернулась в клинику и, не заходя к себе в кабинет, прошла в бокс и издалека заметила сидящего на скамеечке Верховцева. У него в руках был журнал, но он не читал, а смотрел прямо перед собой в стену. Его некогда прямая спина бывшего военного была согнута, голова безвольно опушена, что очень не шло его поджарой фигуре со следами былой выправки. Увидев Инну Викторовну, Верховцев поднялся и виновато улыбнулся Вернее — попытался улыбнуться. На что Инна Викторовна сдержанно кивнула и не стала говорить ничего притворно-успокаивающего.

— Сейчас я посмотрю вашу жену, и мы выйдем с вами в сад. Там сегодня так хорошо. Я, знаете ли, тоже все больше в помещении.

И, не дав ему ничего произнести в ответ, вошла в палату № 38.

В состоянии больной не появилось ничего нового. Она лежала под капельницей. Спала. Инна Викторовна поговорила с медсестрой, вышла. Верховцев покорно проследовал за ней. Они вышли в сад, в тепло нагретого вечера. Дружно и немного торжественно цвели нарциссы, рассеивая вокруг ненавязчивый аромат.

— Вам тоже не сидится дома, — заметил Верховцев. Инна Викторовна пожала плечами:

— Такая у меня работа.

Она не стала объяснять, что это ее частная клиника, что она слишком многим пожертвовала, чтобы вырастить ее из ничего. И уж теперь такого пустяка, как личного времени, для клиники не жалко.

— Когда-то я тоже слишком много времени отдавал службе. Служба с утра до ночи. И в выходные. Жена обижалась, что мало бываю дома. Таскал ее по гарнизонам, по казенным квартирам.