Кинжал и яд - Бенцони Жюльетта. Страница 2

Итак, Лю Бан решил расстаться с прежней деревенской жизнью и для начала поступил на службу в полицию своего округа. Работа была грязной, но предоставляла большие возможности. Однажды ему поручили доставить в город несколько десятков преступников, скованных цепями и шейными колодками. Он остановил свой жалкий отряд в рощице и произнес речь, приготовить которую не составляло большого труда: желают ли они непременно попасть в город, чтобы участвовать в собственной казни, или предпочитают уйти вместе с ним в горные пещеры, чтобы самим позаботиться о себе?

До этого момента перед осужденными стоял лишь один, не слишком радостный выбор — быть распиленными между двумя досками или заживо сваренными в кипящем масле. Поэтому они не колебались ни единой секунды и поклялись в вечной верности своему благодетелю. Слово свое они сдержали. Как говорил поэт, «Лю Бан окропил кровью свой барабан и выбрал красный цвет для своего штандарта…».

Он был умен, по-своему человечен и хорошо понимал нужды людей, поэтому армия его быстро росла, и в 208 году он уже владел небольшой провинцией Хань, которую взял под свое «покровительство». С этого момента он мог рассчитывать на то, что станет преемником китайского Цезаря.

Но между императорской короной и честолюбивым крестьянином находилась преграда, внушительная со всех точек зрения, — Сян Юй, владыка Сычуани, человек безумной отваги, но при этом жестокий, развратный и безмозглый. К несчастью, Сян Юй, хоть и был глупее мухи, умел драться. Когда Аю Бан завоевал императорскую провинцию Шэньси и обрел там многих сторонников, ему пришлось стремительно отступить под натиском превосходящих сил противника, опустошивших всю округу.

Это было бы еще полбеды, но Сян Юй захватил в плен отца Лю Бана и угрожал «сварить заживо» старика, если сын его не сдастся. Подобная угроза означала, что Сян Юй совершенно не понимал, с кем имеет дело, ибо Лю Бан прислал невозмутимый ответ: «Было время, когда Сян Юй был моим братом по оружию и мой отец стал его отцом. Если он и впрямь намерен сварить заживо нашего отца, пусть не забудет прислать мне чашечку бульона».

Надо сказать, что в самом начале войны будущие враги действительно объединились в борьбе с другими полководцами, однако подобное хладнокровие настолько поразило суеверного Сян Юя, что он приказал отпустить старика, даже не потребовав выкупа. Разумеется, Лю Бан был счастлив увидеть отца живым и невредимым, но желание поквитаться с Сян Юем за пережитый страх только возросло. Он напал на него со всей армией и вынудил отступить к реке Вэй. Проявив чудеса доблести, Сян Юй много раз прорывался сквозь вражеские ряды со своей кавалерией, убил собственной рукой одного из полководцев Лю Бана, но наконец был окружен и уже не мог сопротивляться, истекая кровью от десятка ран. Увидев Лю Бана, он вытащил кинжал и воскликнул:

— Я знаю, что ты назначил награду за мою голову! Так забирай ее!

С этими словами он перерезал себе горло. Что и говорить, этот Сян Юй был настоящим героем — жаль только, что мозгов у него совсем не было!

С тех пор у Лю Бана не осталось соперников. Императорская корона досталась ему вместе с провинцией Шэньси и прекрасным городом Чанань. Это произошло в 206 году. Люй стала императрицей, и не было пределов ее гордости, которая намного превзошла радость супруга, — сам основатель династии, казалось, вовсе не был удивлен своим невиданным восхождением на вершину власти.

Начало, впрочем, оказалось трудным: чтобы вознаградить тех, кто помог ему завладеть троном, Лю Бану пришлось даровать им обширные владения и притвориться, будто он хочет восстановить феодальное правление, разгромленное императором Шихуанди. Однако Лю Бан, как и подобает хитрому крестьянину, одной рукой давал, а другой забирал, используя малейший предлог, чтобы смещать этих провинциальных вельмож. Ему удалось полностью приручить знать: аристократы стали придворными и лишились реального веса. Но сколько же приходилось лавировать! Лю Бан считал, что достоин вознаграждения, и потому решил сделать восхитительную Мэй своей супругой…

На следующий день гонец снова отправился в путь. Радость от того, что ему оставили жизнь, успела несколько померкнуть: ведь его посылали не к императору, а во вражеский стан. Он должен был вручить предводителю хон ну пресловутый портрет вкупе с обещанием отдать ему прекрасную девушку, если будет снята осада с крепости, где находился Лю Бан. И несчастный гонец полагал, что варвар прикажет разрубить его на мелкие кусочки за столь дерзкое предложение — получить вместо императора девушку!

Однако Люй оказалась права: перед красотой Мэй мужчины не могли устоять. Ослепленный страстью гунн принял условия сделки и снял осаду с Пинчена в тот самый момент, когда к нему доставили китайскую принцессу. Поэты долго оплакивали потом «бедную китайскую горлицу», отданную на растерзание «дикому северному ястребу», но зато Лю Бан благополучно вернулся в свою столицу и свой дворец на берегу реки Вэй.

В день встречи мужа Люй пришлось призвать на помощь все свое мужество. Как отнесется Лю Бан к тому, что в лапы гунна отдали девушку, которую он намеревался заполучить сам? Но когда Люй, скрестив руки на груди, склонилась в униженном поклоне перед императором, тот наградил ее насмешливой улыбкой.

— Ты воистину моя жена! — сказал он. — Такая уловка вполне достойна меня! Ты сумела укротить грозных хон ну, которые вернулись в свои степи, и нам это не стоило ни единой капли крови!

В императорской семье на время воцарился мир, но, к несчастью, склонность Лю Бана к красивым девушкам ничуть не уменьшилась — с возрастом он все более тянулся к молодым. В один прекрасный день он влюбился в девушку из южных краев, которую евнухи доставили в его гарем. Ци не принадлежала к знатному роду, но она была так прекрасна собой, что дряхлеющий император воспылал к ней настоящей страстью. И через девять месяцев Ци родила сына, названного Жу И.

Люй поначалу не сильно беспокоилась, но затем растущее влияние Ци встревожило ее. Покои фаворитки были убраны роскошнее, чем у самой императрицы. Лю Бан дарил ей усыпанные драгоценностями наряды, а по случаю рождения первенца устроил такие торжества, что Люй переполошилась не на шутку и даже решилась признаться в своих страхах старинному другу Сяо Хо, одному из наиболее влиятельных министров.

— К чему весь этот блеск, все эти празднества? — спрашивала она. — Император ведет себя так, будто у него никогда не было сыновей. Разве он забыл, что я родила ему Лю Иня, который с каждым днем становится сильнее и умнее?

— Кто может предугадать прихоти человека, столь близкого к вечному сну, о Божественная? Великий император без ума от этой девчонки!

Министр старался не смотреть на Люй, было ясно, что он что-то недоговаривает. Однако императрица всегда добивалась своего. Увидев, что Сяо Хо либо не хочет, либо не может сказать больше, она призвала к себе старшего евнуха. Этот алчный и хитрый человек уже давно был ее союзником, что обошлось ей в немалую сумму денег.

— Что говорят в гареме? — спросила Люй. — Что говорят о Ци и ее младенце?

— Ничего особенного не говорят, о Божественная, но…

— Продолжай!

В ее руках, словно по мановению волшебной палочки, появился кошель с золотом, и лунообразное лицо старика-евнуха немедля осветилось улыбкой.

— Но сама Ци не помнит себя от радости. Она утверждает, что после смерти императора станет самой могущественной женщиной царства, ибо на троне будет сидеть ее сын!

— Ее сын?! Только Лю Инь может наследовать престол… и он уже мужчина! У других наложниц тоже рождались сыновья. Неужели император лишился рассудка?

— Влюбленный не имеет разума и живет одними чувствами. Ци уверена, что завладела душой великого императора. Он без ума от нее. Говорят, он дал ей клятву, что после его смерти царство перейдет к ее сыну.

— После его смерти…

Люй привыкла сохранять бесстрастное выражение лица, и старый евнух не догадался, какие мысли промелькнули у нее в голове. Она знала, что, если Лю Бан успеет возвести на трон ребенка Ци, ей не удастся выиграть войну, ибо воля покойного императора будет святой в глазах народа.