Радость жизни - Золя Эмиль. Страница 59
На третий день Полина получила письмо от доктора: ее ждут в Сен-Ло, как только она сможет приехать. В тот же день, когда Лазара не было дома, она увела Луизу в огород, к старой скамье, стоявшей в тени тамарисков. Перед ними за невысокой оградой виднелись только море и небо — бесконечное голубое пространство, пересеченное ровной чертой горизонта.
— Дорогая моя, — материнским тоном начала Полина, — давай потолкуем, как две сестры. Ведь ты меня немножко любишь…
Луиза прервала Полину и обняла ее за талию:
— О да!
— Ну вот! Почему же ты не хочешь поведать мне всего, если ты любишь меня? Зачем у тебя завелись от меня тайны?
— У меня нет никаких тайн.
— Нет, есть, подумай хорошенько… Послушай, Луиза, открой мне свое сердце.
Обе с минуту так близко смотрели друг другу в глаза, что каждая чувствовала теплое дыхание другой. Взор Луизы становился все более смущенным перед ясным взором Полины. Молчание делалось тягостным.
— Скажи мне все. То, о чем говоришь открыто, всегда можно как-нибудь уладить, а скрытность в конце концов приводит к дурным поступкам. Ведь, правда, было бы нехорошо, если бы мы начали ссориться и снова дошли до того, о чем так сожалели?
В ответ Луиза громко разрыдалась. Она судорожно обхватила стан подруги и, уронив голову ей на плечо, проговорила сквозь слезы:
— Ах, не вспоминай — это нехорошо с твоей стороны! Никогда, никогда не будем говорить об этом… Отправь меня лучше скорее отсюда, чем мучить упреками!
Полина тщетно пыталась ее успокоить.
— Нет, я отлично понимаю, — продолжала Луиза. — Ты все еще не веришь мне. Зачем ты говоришь о каких-то тайнах? У меня нет тайн от тебя, я делаю все, что могу, чтобы тебе не в чем было меня упрекнуть. Не моя вина, если что-то тебя беспокоит. Я слежу за каждым своим движением, даже за тем, как я смеюсь, хотя это и незаметно… А если ты мне не веришь, — хорошо, тогда я уеду, сейчас же уеду.
Они были одни среди широкого простора. Огород, высушенный западным ветром, лежал у их ног, словно невозделанная почва, а за ним простиралась бесконечная водная гладь, неподвижная, как зеркало.
— Но послушай! — воскликнула Полина. — Я ведь ни в чем тебя не упрекаю, а, наоборот, хочу успокоить.
И, взяв Луизу за плечо, она заставила ее поднять глаза и заговорила с нею нежно, словно мать, выведывающая у дочери сердечную тайну:
— Ты любишь Лазара?.. Он тоже тебя любит, я знаю.
Краска залила щеки Луизы. Она задрожала еще сильнее, пытаясь вырваться и убежать.
— Боже мой! Какая же я неловкая, если ты меня не понимаешь! Ты думаешь, я заговорила об этом, чтобы мучить тебя?.. Вы любите друг друга, правда? Ну вот, я и хочу, чтобы вы поженились, больше ничего.
Луиза, растерявшись, перестала отбиваться. Изумление остановило ее слезы, и она замерла, бессильно уронив руки.
— Как? А ты?
— Видишь ли, дорогая моя, за последние недели, по ночам, когда не спится и когда многое видишь яснее, я не раз серьезно допрашивала себя… Я поняла, что с Лазаром мы только добрые друзья. Разве ты сама этого не замечаешь? Мы с ним товарищи и дружим как двое юношей, но влюбленности между нами нет…
Полина с трудом подыскивала выражения, стараясь сделать эту ложь более правдоподобной. Но Луиза не спускала с нее пристального взора, как бы проникая в тайный смысл ее слов.
— Зачем ты говоришь неправду? — прошептала она наконец. — Разве ты способна разлюбить того, кого полюбила?
Полина смутилась.
— Ах, это не важно! — отвечала она. — Вы любите друг друга, и он должен на тебе жениться, — вполне естественно… Я с ним росла и останусь ему сестрой… На многое начинаешь смотреть иначе, когда так долго ждешь… А кроме того, есть еще много других причин…
Полина чувствовала, что почва уходит у нее из-под ног, что она начинает путаться, но продолжала в порыве откровенности:
— Дорогая моя, предоставь все мне! Если я еще настолько люблю Лазара, что хочу сделать его твоим мужем, то потому, что только ты можешь составить его счастье. Разве тебе это неприятно? Разве ты на моем месте не поступила бы так же?.. Давай поговорим спокойно. Хочешь действовать со мною заодно? Хочешь, соединим свои силы и заставим Лазара быть счастливым? Даже если бы он рассердился или считал себя в долгу передо мною, ты должна помочь мне убедить его, потому что любит он тебя и нужна ему ты, а не я… Умоляю тебя, стань моей сообщницей, обдумаем все, пока мы одни…
Но Луиза чувствовала, что Полина вся дрожит, что в мольбах ее сквозит мука, — и в последний раз ее охватило возмущение.
— Нет, нет, я не согласна!.. То, что ты задумала, — ужасно, невозможно! Ты все еще любишь его, я отлично вижу, и устраиваешь себе еще большую пытку… Вместо того, чтобы помогать тебе, я сейчас же все ему скажу. Да, да, как только он вернется домой…
Полина крепко обняла Луизу своими добрыми руками и, прижав ее голову к своей груди, не дала ей договорить.
— Замолчи, злая девчонка!.. Так нужно, подумаем лучше о нем.
Наступило молчание. Девушки по-прежнему сидели обнявшись. Истощив все свои доводы, Луиза, томная и беспомощная, наконец уступила. Из глаз ее полились слезы, но то были слезы счастья, медленно струившиеся по щекам. Она молча прижималась к подруге, не находя слов и не умея выразить свою глубокую признательность. Она чувствовала, что истерзанная, великодушная Полина неизмеримо выше ее, и не смела поднять глаза, боясь встретиться с ее взглядом. Однако несколько мгновений спустя Луиза решилась и, робко подняв голову, с радостной, застенчивой улыбкой, не сказав ни слова, поцеловала подругу… Вдали под безоблачным небом расстилалось безбрежное море; ни одна волна не рябила его спокойной синей глади. Все кругом дышало такой чистотой, такой ясностью, что девушки долго не могли произнести ни слова.
Когда вернулся Лазар, Полина отправилась к нему в комнату, в ту большую любимую комнату, где оба они выросли. Девушка хотела в тот же день довести свое дело до конца. С Лазаром она заговорила прямо и решительно, без обиняков. Комната была полна воспоминаний прежних лет: там и сям еще валялись сухие водоросли, рояль был заставлен моделями волнорезов, на столе лежали груды научных книг и нот.
— Лазар, — обратилась она к нему, — мне нужно серьезно поговорить с тобой.
Он с удивлением подошел к Полине.
— Что такое?.. Папе нехорошо?
— Нет, не то… Послушай, надо наконец решить один вопрос, — молчание ни к чему не поведет. Ты помнишь, конечно, что тетя хотела нас женить; мы об этом много толковали, но вот уже несколько месяцев прекратили всякие разговоры. Так вот, я думаю, что теперь самое правильное вовсе отказаться от этой мысли.
Молодой человек побледнел, но не дал ей договорить и гневно закричал:
— Что еще за глупости!.. Разве ты не моя жена? Да завтра же, если хочешь, мы можем отправиться к священнику… И это ты называешь серьезным вопросом!
— Очень серьезным, раз ты сердишься… — ответила Полина своим спокойным голосом. — Повторяю тебе, нам надо поговорить. Правда, мы с тобой старые друзья, но, боюсь, между нами нет того, что связывает двух влюбленных. К чему же нам тогда упорно настаивать на том, что, может быть, не принесет счастья ни тебе, ни мне?
Тут Лазар разразился целым потоком слов. Что она, ищет повода для ссоры, что ли? Не может же он постоянно висеть у нее на шее! Если так долго откладывали свадьбу, то не по его вине, она отлично знает. И она несправедлива к нему, когда говорит, будто он ее не любит. Разве она забыла, как хорошо им жилось в этой самой комнате? Он так сильно любил Полину, что боялся пальцем дотронуться до нее, чтобы не забыться и не натворить глупостей. При воспоминании о минувшем румянец проступил на щеках Полины: он прав, она помнила его недолгую страсть, коснувшуюся ее своим горячим дыханием. Но как далеки те сладостные, волнующие часы и какую холодную, братскую дружбу он проявляет к ней теперь! И Полина грустно проговорила:
— Бедный мой друг! Если бы ты любил меня по-настоящему, то не стал бы оправдываться, как теперь: ты уже держал бы меня в объятиях, ты заплакал бы и нашел другой способ убедить меня в своей любви.