Карантин - Зорин Виталий. Страница 3

Освоение Каменной степи началось в шестидесятые годы, когда здесь обнаружили залежи иридиевой руды, весьма важного на тот момент для государства стратегического сырья. Строило гидрошахту и обогатительную фабрику Министерство обороны, курировал строительство и производство КГБ, поэтому поселок возник буквально на глазах за один год. Из районного центра Каменки, что в восьмидесяти километрах к северо-востоку, провели мощнейший водовод, и шахта заработала. Естественно, что ни на каких картах поселок со звучным названием Пионер не значился.

Правда, на почтовых штемпелях поселок именовался Пионер-5, но почему именно "5", наверное, и в КГБ не знали. Вероятно, для большей секретности, поскольку других номерных населенных пунктов с подобным названием в стране не существовало.

Когда пятнадцать лет назад Вадим Коробов приехал сюда по распределению из университета – преподавать в школе географию, – поселок процветал.

Молодому специалисту сразу предоставили бесплатный дом – из расчета, что он проработает в школе не менее десяти лет, начислили заработную плату в два раза больше, чем он получал бы в столице за тот же объем преподавательской деятельности, и Вадим, естественно, остался. Тем более что снабжение поселка продуктами и товарами осуществлялось почти как при коммунизме – то есть понятие «дефицита» здесь отсутствовало, и купить можно было практически все, в том числе и по заказу, и в кредит. В отличие, скажем, от районного центра Каменки, где в магазинах на пустых полках редко можно было что-то увидеть. В общем – не жизнь, а мечта.

И Коробов думал, что так будет всегда. И даже отказался от предложения университетского профессора, у которого делал дипломную работу, поступить в аспирантуру. К тому времени Вадим женился, и они с женой ждали ребенка.

Ну а затем в стране произошли известные всему миру события, когда мерилом всех ценностей была провозглашена зеленая бумажка далекой заокеанской державы, и жизнь дала сильный крен. Причем «корабль благополучия» в поселке настолько сильно «накренился», что его положение никак иначе, как стремительным «идем ко дну», охарактеризовать было нельзя. Стратегический иридий оказался государству не нужен, поэтому гидрошахту закрыли. Естественно, обогатительная фабрика тут же остановилась сама по себе. Что ей обогащать, куда брикеты концентрата девать? В общем-то, их с удовольствием и за большие деньги купили бы развитые зарубежные страны, но как переступить запрет на вывоз из государства стратегического сырья? Нет, ФСБ за этим следила строго!

Вот разве что контрабандой…

Директор гидрошахты после закрытия производства в мгновение ока переселился в Москву, где занял какой-то ответственный пост в министерстве. А как иначе – номенклатурные работники всегда были в цене, тем более что именно они всю перестроечную «кашу» и заварили. Поэтому борьба за обладание «наследством» в поселке развернулась между главным инженером и начальником техотдела. И борьба получилась нешуточная. Неделю в поселке гремели выстрелы, звучали автоматные очереди и даже были взорваны два автомобиля и один дом. А затем наступила тишина. По официальной версии, главный инженер вместе с рядом ведущих работников управления гидрошахты отбыл в Москву в распоряжение министерства – хотя в народе пошла молва, что бренные останки главного инженера и его соратников вместе с семьями покоятся на дне шурфа 32-БИС. Но никто не проверял достоверность этих слухов – милиции в поселок въезд был заказан, а КГБ как раз перелицовывался в ФСБ. То есть не до того контролирующей организации тогда было, а потом – и тем более. Объект Пионер-5 рассекречен, производство остановлено – значит, и курировать ФСБ его не намерена, хотя на бумагах объект все еще числился на контроле столь серьезного ведомства.

Остался, таким образом, поселок без присмотра государственной власти, зато хозяин на него нашелся.

Господин Бессонов, тот самый бывший начальник технического отдела гидрошахты, мгновенно получивший в народе прозвище «Бес» за свой крутой нрав и не менее крутые порядки, установленные им в поселке. Он организовал нечто вроде подпольной артели по добыче и переработке руды в чистый иридий и нашел каналы сбыта металла за границу. На территории поселка перестали ходить какие-либо денежные знаки, кроме «бесовок» – бумажек с печатями и личной подписью господина Бессонова, – на них втридорога отоваривали в единственном магазине поселка, также принадлежащем хозяину. Если «бесовок» не хватало на жизнь, можно было взять продукты в долг, записавшись в долговую книгу. Но тогда включался «счетчик» роста процентов, и человек навсегда попадал в кабалу. А чтобы в таком положении оказался каждый житель, Бес настолько взвинтил цену на воду, поступавшую по водоводу из Каменки, что никакой зарплаты не хватало. А против любых проявлений недовольства имелся у Беса отряд молодых ребят, вооруженных до зубов. Поэтому об оскорблении нового хозяина словом или действием и речи идти не могло – даже косой взгляд мог быть истолкован как неповиновение, с соответствующим летальным исходом. Ну чем не крепостное право? Разве что правом первой брачной ночи Бес не пользовался – да и то, наверное, потому, что свадеб в последнее время в поселке не играли.

Кто смог, у кого было куда или к кому – родственникам, знакомым, – тот давно уехал из поселка. Остальные влачили жалкое существование. Ну куда, спрашивается, могли уехать Коробовы, если ни у Вадима, ни у его жены никого из родственников в живых не осталось? Больно он нужен полузабытым приятелям по университету через пятнадцать лет… А уезжать просто так, наобум, не имело смысла. Кто сейчас в России пожелает востребовать учителя географии, пусть он даже по совместительству преподает и историю, и математику, и физику? Статус беженцев семье никто не даст – как можно из России в Россию сбежать? – и это значит, что придется вести жизнь бомжей. А чем жизнь бомжей «там» лучше жизни «крепостных» тут?

Вадим прошел улицу до конца и возле здания шахтоуправления, ставшего ныне резиденцией Беса, свернул на товарный двор заброшенной обогатительной фабрики, где находились насосная станция и коллектор водовода. Здесь, у стены длинного пакгауза, где раньше складировались брикеты обогащенной руды для отправки на номерной завод по извлечению редких металлов, сидел, развалясь на стуле под навесом, разбитной парень в камуфлированной форме.