Путь к смерти. Жить до конца - Зорза Виктор. Страница 26

Прежде чем войти обратно в дом, она еще раз окинула взглядом сад, как будто зная, что видит его в последний раз.

Нам было на удивление легко разговаривать с ней, словно все барьеры были сняты. Ричарду она призналась, что знала, как все мы водили ее за нос. В то время она очень сердилась, но сейчас все было уже в прошлом. Она не питала недобрых чувств ни к кому, никого не упрекала. Когда Розмари стала уговаривать ее не возвращаться в больницу, она возразила — нет, нужно закончить облучение. По-видимому, оно все же несколько облегчало ее боли.

— О Джейн, просто страшно подумать об этой ужасной химиотерапии, о всех процедурах, которым ты подвергалась. Если бы мы только знали, что из этого выйдет, мы бы избавили тебя от этих страданий.

— Не переживай, мама, — сказала Джейн. — Не пройди я через них, у меня никогда не было бы уверенности, что меня не смогли вылечить. — Слова ее звучали успокаивающе, однако тон, каким они были сказаны, выражение ее лица говорили, что она способна справиться со всем, что ей предстояло.

Было видно вздымавшееся к небу пламя юбилейных костров, но сейчас эти торжества казались неуместными. Джейн, утомленная прогулкой, лежала в постели и не могла пойти посмотреть ближайший костер.

Через четыре дня она возвратилась в больницу. В одной руке у нее была заново наполненная Танина бутылка водки, в другой — письмо Виктора врачу, который убеждал их не говорить Джейн правды. Джейн теперь знает, что умирает, говорилось в письме, и семья хочет, чтобы она покинула больницу, как только закончится курс облучения.

В больнице наше решение приняли без возражений. Джейн сообщили, что лечение, рассчитанное на две-три недели, будет проведено в сжатый срок и займет всего три дня. Однако врачи не заговаривали с Джейн о том, что было уже известно: больничное табу оставалось в силе.

Когда Ричард и Розмари поехали в больницу, чтобы забрать Джейн домой, шел проливной дождь. Дороги были забиты транспортом, видимость не превышала нескольких ярдов. Мы со страхом думали об обратном пути, зная, что каждая неровность на дорожном покрытии причиняет дочери острую боль.

Больничный персонал, как всегда, держался холодно и отстраненно, но Джейн встретила Розмари приветливо. Она как-то ухитрилась надеть на себя часть одежды без посторонней помощи, сложить хранившиеся в шкафчике пожитки и лежала на подушках, вконец обессиленная. Розмари натянула на дочь носки и высокие сапожки. Обеим не терпелось скорее уйти из больницы.

Джейн с трудом передвигала ноги, опираясь на Розмари и палку. «Никаких колясок», — тем не менее решительно заявила она. Проходя через палату, она попрощалась с больными. «Мне нужно проститься также с персоналом, особенно с сестрами», — сказала она матери. Утром палата была полна врачей и сестер, занимавшихся обычными делами, однако сейчас никого из них не было видно. Когда они вышли в коридор, оказалось, что и там пусто. Не было сестер и в соседней палате. Такое бывало редко.

— Я и вправду хотела повидать их, — призналась Джейн. Задыхаясь, она поплелась обратно и попросила соседей по палате попрощаться за нее с персоналом. «Скажите, что я хотела бы поблагодарить их за все, что они для меня сделали», — сказала она и, опираясь на Розмари, медленно двинулась к выходу. Уходила Джейн молча и выглядела расстроенной. Позднее объяснила нам почему: ни одна сестра не пришла с ней попрощаться. А ведь они знали, что она в тот день покидала больницу. Возможно, у них не хватило мужества посмотреть ей в глаза, особенно теперь, когда она знала, что ее ждет.

Ричард подогнал машину как можно ближе к входу. Мы помогли Джейн сесть на заднее сиденье, где для нее уже были приготовлены пледы и подушки. Она откинулась на них и закрыла глаза.

— Я постараюсь объехать все неровности, Джейн, — пообещал Ричард, опускаясь на место водителя.

— Не беспокойся, Рич, мне действительно удобно.

Внезапно все трудности и препятствия словно отступили. Движение на дороге уменьшилось, дождь почти прошел, небо прояснилось. Ричард ехал чрезвычайно осторожно, и Джейн ни на что не жаловалась. Она лежала с закрытыми глазами, пока машина не затормозила перед домом. Тогда она открыла их и сказала:

— Это была самая легкая поездка с тех пор, как у меня заболели плечи. Спасибо.

В первое утро дома она хотела встать. «Но я чувствую себя такой слабой, — огорчилась она, — такой измотанной…» И осталась в постели, просыпаясь на короткое время и снова засыпая. Мы подумали, что ее измучила дорога, но и на следующий день она была не в состоянии встать.

— Это последствия облучения, — сказала ей Розмари. — Ты не можешь не чувствовать усталости после такой большой дозы. Завтра тебе станет легче.

Лучше ей не стало, но день прошел хорошо. Джейн была рада возвращению домой. Когда она говорила, что счастлива, в это верилось. Ее лицо выражало радость, что она жива; ее спокойная манера держаться и теплая приветливость к родным говорили о ее внутреннем покое. Сознание того, что мы скоро лишимся ее, заставляло нас еще глубже и полнее переживать настоящее.

Джейн снова могла откровенно разговаривать со своей семьей — с каждым в отдельности и со всеми сразу. Ее отчуждение от родителей кануло в прошлое. Отношения ее с каждым из нас носили разный характер, соответственно менялась и ее реакция. Непонятливость или упрямство родителей могло вызвать у нее снисходительную улыбку, но никаких ссор, никаких приступов холодного молчания уже больше не было.

Мы снова вспомнили о хосписе и подумали, что в каком-то неопределенном будущем ее придется туда поместить. Но у каждого из нас была на этот счет собственная точка зрения. Ричард упорно твердил, что это нужно сделать как можно скорее, Розмари не была убеждена, что Джейн там будет хорошо, а Виктор, разрываясь между ними, колебался и что ни день менял свое мнение. Джейн по очереди соглашалась с каждым. Ей хотелось быть близкой всем нам.

Наибольшее облегчение испытывал, пожалуй, Ричард. Он полагал, что та легкость, с какой Джейн восприняла правду, доказала справедливость его настойчивой борьбы. Розмари успокоилась, ведь ее боязнь возможного самоубийства Джейн также оказалась оправданной. Джейн поведала ей, что в беседе с доктором Салливаном коснулась вопроса о чрезмерно высокой дозе снотворного. Он серьезно посмотрел на нее и сказал: «Если ты это сделаешь, Джейн, значит, я не сумел тебе помочь».

Теперь она знала, что болеутоляющие пилюли ей будут давать без ограничения. Этот врач не станет ждать от нее беспредельной стойкости и выносливости, а будет помогать ей по мере своих возможностей. Твердо в это уверовав, Джейн уже никогда больше не заговаривала о том, чтобы покончить с собой.

Мы строили планы на длительное время. Шла вторая неделя июня, и доктор Салливан сказал, что наша дочь, возможно, будет с нами на Рождество. Ричард помог организовать наш быт таким образом, чтобы на Розмари лег минимум работы по дому. Мы приобрели ряд бытовых приборов и вместительный морозильник, который набили продуктами. Теперь никаких затруднений с питанием у нас не должно возникнуть, всех приезжающих приятелей Джейн мы сумеем накормить как надо. Ричард и Арлок съездили в Брайтон, чтобы закупить в «Бесконечности» запас особых вегетарианских продуктов. Персонал магазина любезно взял на себя заботу о нас, а также прислал нам в подарок огромное количество яблочного сока, ставшего ежедневным напитком Джейн.

Арлок часто наведывался к Джейн. Он приходил и уходил, когда ему вздумается, порой устраиваясь для долгой беседы или забегая мимоходом. Он предложил соорудить за ее окном кормушку для птиц и постоянно следил, чтобы в ней был корм. Виктор помог ему сделать основание конструкции, и мальчик что ни день вносил все новые усовершенствования. Джейн часами счастливо и восхищенно наблюдала за суетливой птичьей жизнью за ее окном. Она беспокоилась, чтобы маленькие птички получали свою долю еды, чтобы их не отгоняли более крупные птицы или белки, поэтому к стоявшему поблизости дереву подвесили небольшие кормушечки. С особенной изобретательностью действовали белки, и Арлок всячески старался хоть чуточку их опередить, хотя именно эта способность с необычайной ловкостью подбираться к недосягаемой на вид цели доставляла Джейн большую радость. Вскоре стало трудно удовлетворять возросшие потребности подопечных. Арлок, уже выложивший за окно все скопившиеся в доме остатки пищи, совершил набег на кладовку и позаимствовал в ней некоторую толику орехов и изюма. Одно из очередных пиршеств обеспечил неудачно выпеченный хлеб, другой, уже совсем роскошный пир составили тщательно размоченные бобы из разбитой банки. Джейн наслаждалась, позабыв о месяцах, проведенных в больнице, когда ее мучило желание вырваться на волю. «Взгляни, — то и дело восклицала она, — зеленушка… воробышек!»