Сокрушительное бегство - Зубко Алексей Владимирович. Страница 35

— Н-н-не знаю…

Откуда-то издалека доносится ритмичный бой барабанов и пронзительный визг неизвестного мне духового инструмента. Рваная мелодия мгновенно находит отзвук в телах танцовщиц. Они начинают приплясывать. Такое впечатление, что они движутся каждая по себе: одна изгибается словно змея, вторая скачет словно горная коза, третья раскачивается, потрясая… воображение своей гибкостью. Но вместе их движения сливаются в одно, словно что-то огромное трепещет, покорное воле звуков.

Одна из девушек внезапно замерла, словно киборг, у которого завис основной процессор. Остальные, не прекращая танца, достали из прямоугольной корзины блестящее нашитыми на него пластинами одеяние и проворно надели его через голову на неподвижно замершую подругу. Бой барабанов стал совершенно неистовым, исступленным.

— Аватара Великого дракона пришел к нам, — пропели, не прекращая танца, девушки. — Твоему воплощению, дракон, наше почтение и любовь.

Адекватного перевода слова «аватара» мой мозг не смог подыскать, лишь интуиция подсказала, что, по их мнению, я аватара Великого дракона, то бишь его земное воплощение. Что даже более почетно, чем Сокрушитель. Облаченная в блестящее одеяние девушка ожила. Она взмахнула руками и закружилась в танце. Отделанная железными чешуйками ткань плотно облегает тело, имитируя чешую рептилии. А развевающаяся от кисти до локтя бахрома, по-видимому, должна символизировать крылья, равно как острые и кривые ножи на щиколотках — когти дракона. Пока изображающая дракона девушка кружится в танце, ее товарки берут бочкообразные корзинки и, образовав вокруг танцующей круг, начинают приплясывать, встряхивая содержимым плетенок.

«Едва ли там угощение», — понимаю я. Молниеносно сорвав крышки, танцовщицы тотчас опускают корзинки на землю, перевернув вверх дном.

— О дракон! — восклицают они и бросаются ко мне.

От неожиданности я немею, пытаясь, подобно хамелеону, слиться с ложем, а джинн поспешно прячется под покрывалом.

Перепрыгнув через условную водную преграду, девушки падают ниц на бледные орхидеи.

— Да… — бормочет невидимый дух кувшина. — Клумбе хана!

Лишь одна, наряженная драконом, танцовщица по-прежнему кружится в танце среди корзинок. Ее движения стремительны, прыжки высоки, а накладная чешуя от каждого движения тонко звенит. Это еще не балет: слишком много инстинктивной, неосмысленной импровизации, начатых, но неоконченных пируэтов и первобытного темперамента, но это уже искусство: порой начинает мерещиться, что не девушка двигается в лучах утреннего солнца, а некое мифическое существо — оборотень, способный в один миг менять свой облик.

Все происходящее сейчас очень напоминает то, что, по мнению джинна, я должен был бы заказать у него. В центре композиции, на широком ложе, в окружении цветов и обнаженных девушек возлежу я — этакий всевластный султан гарема из девяти душ. Поодаль самозабвенно исполняет танец живота прелестная наложница. Но действительность все повернула круче, чем мог бы вообразить себе древний исполнитель желаний с дефектом в области основного назначения. Здесь я не повелитель и господин, здесь я бог. Ну, почти…

Взмахнув руками-крыльями, танцовщица кузнечиком взлетела на одну из перевернутых корзин. Плетеная конструкция дрогнула, но удержала вес девушки.

«Начинаются акробатические номера», — решил я.

И ошибся.

Изображающая дракона танцовщица что-то гортанно пропела и стремительно перепрыгнула на соседнюю корзину, опрокинув набок ту, на которой балансировала до этого.

— Ах! — слаженно вздохнули ее подружки по танцевальной труппе.

Признаюсь, с моих губ тоже сорвалось восклицание, но несколько иное:

— фу-у-у…

Не люблю змей. Возможно, это как-то связано с тем, что сотворил один из их рода в Эдеме, не знаю… но это отвращение сильнее меня.

Завалившаяся набок корзина освободила заключенную в ней гадину, которая незамедлительно поспешила продемонстрировать свою принадлежность к роду кобр, поднявшись в стойке и раздув капюшон, помеченный на спине парой светлых пятен.

Перепрыгивая с корзины на корзину, словно дрессированный пес с тумбы на тумбу, танцовщица добилась того, что освободила всех пресмыкающихся, заключенных в корзинах.

Хорошее угощение…

— Ах-ах-ах! — стенают обнаженные тела у основания ложа. — Ух-ух-ух…

— Ай! Ай! — прыгает в кругу раскачивающихся в предупредительной стойке кобр девушка — якобы дракон. А змеи что собой в этом случае олицетворяют?

Злобное шипение гадов становится все громче, а их выпады стремительнее и опаснее. Может, это и изысканное зрелище, кое должно ублажать взор будущего спасителя этого мира, но мне оно не нравится. Более того, вызывает брезгливое неприятие.

Уклоняясь от броска кобры, танцовщица по мере возможности пытается нанести ответный удар укрепленным у голени ножом. Но то ли она слишком нерасторопна, то ли змеиная чешуя достаточно прочна, только результата взмахи ногами не приносят. А круг все сужается, разъяренные пресмыкающиеся становятся все наглее. Вот один из выпадов оканчивается ударом, и девушка падает на колени.

Схватив меч и издав вопль, достойный не то что жалкого аватары, а и самого Великого и Могучего дракона, я бросаюсь спасать танцовщицу от смертельной опасности, нависшей над ней в виде восьми очень ядовитых змей. Распростертые на склоне холма девушки верещат. Не поймешь — радостно или испуганно, но однозначно от всей души. Перепрыгивая через распростертые тела, я размахиваю не только мечом, но и тем единственно доступным оставшемуся в чем мать родила воину оружием, которым наделила меня матушка природа. Скажу без лишней скромности: им я владею куда лучше, чем тем же мечом. Тут и врожденная предрасположенность, и больший практический опыт. Если бы не опасение, что данный текст может попасть на глаза какой-либо представительнице прелестной половины человечества, я назвал бы вещи своими именами, а так придется юлить и подбирать слова. Остановимся, пожалуй, на облагороженном англичанами варианте данного действа — боксе. Хотя само действо, происходящее на ринге, мало походит на то, чему обучает жизнь и инструктор рукопашного боя. Вот только применять против кобр кулак я не буду — моя жизнь не настолько отвратительна, как может порой показаться.

— Умри, гад! — ору я, занося над головой меч и перепрыгивая через узкую полоску воды.

Замершая среди раскачивающихся из стороны в сторону змей девушка, неожиданно разведя руки в стороны, делает стремительный поворот вокруг своей оси, а затем легко вскакивает на ноги.

Едва успев затормозить, я пытаюсь погасить воинственный клич, рвущийся из моих легких, но удается мне это не сразу, а лишь постепенно приглушая звук.

Зажатые в руках девушки-дракона лезвия, чудесным образом перекочевавшие туда с ног, мелко дрожат, бросая на мое лицо яркие блики. Она немного склонила голову, тяжело дыша и игнорируя все происходящее вокруг. Если не считать бросаемых исподволь в моем направлении быстрых взглядов.

Чувствуя, как стремительно приливающая к щекам кровь окрашивает их в ярко-красный цвет, я по мере возможности прикрываюсь рукоятью меча и ладошкой.

Обезглавленные все до одного змеиные тела яростно извиваются, сплетаясь в тугие клубки и борясь с пробегающими по мышцам конвульсиями. Но они уже неопасны.

Замерев, словно памятник глупости, я пытаюсь поймать хотя бы одну здравую мысль.

Тишина. Все словно ждут чего-то. От меня?

— Э-э-э… — Я пытаюсь улыбнуться победительнице змей. Не уверен, что улыбка получилась достаточно естественной, но по крайней мере последующая фраза прозвучала в тему: — Ты молодец!

И не менее стремительно, чем до этого бежал сюда, спешу назад к ложу, уклоняясь от стелющихся под ноги хрупких орхидей и совсем наоборот — танцовщиц. На нем я, словно правитель на троне, не могу выглядеть нелепо и смешно. Уж точно приличнее, чем когда выскочил на сцену отлично поставленного театрализованного представления. Этакий герой в тесном трико с узкими красными плавками поверх, в маске и с броской эмблемой на груди: доллар без вертикальной линии на символе. И вот этот герой врывается в примерочную кабинку отдела нижнего белья, дабы спасти проглоченную бархатным бордовым нутром прекрасную принцессу. — Клац!.. — и пробудившийся разум осознает происходящее. В перепуганных женских глазах отражается не таинственный герой, а сантехник дядя Вася из соседнего подъезда, в исподнем и с надетым на голову порванным старым чулком. Это в полной мере подтверждает вернувшееся осязание. В следующий миг, захлебнувшись в волне жгучего стыда, наступает пробуждение. Но не на этот раз.