Волхв-самозванец - Зубко Алексей Владимирович. Страница 37

Понаблюдав некоторое время за танталовыми муками Змея Горыныча, я спрашиваю:

— И когда придет… хозяин?

— Не знаю.

— А как тебя поят?

— Водой.

— Я имею в виду, из какой-то посудины или спускают с цепи?

— Да кто ж меня с цепи-то спустит? Почитай годочков триста уж так сижу.

— А где корыто?

— Из которого поят, что ли?

— Оно самое.

— Там. — Левая голова лениво качнулась в сторону темного ответвления.

— Ладно. — Я добродушно махнул рукой. — Неси.

— Зачем?

— Напою.

— Ты?! — в один голос взревели все три головы.

— Я, — скромно отвечаю я. Рассчитывая выскочить из пещеры, пока дракон будет отсутствовать.

Бросившись за корытом, Змей Горыныч проходит поворот заносом, проехав часть пути на пятой точке и хлестанув хвостом по стене, отчего последняя брызнула фонтаном каменных осколков, и исчезает в боковом отроге пещеры.

Оттуда доносится топот лап, громыхание цепи и скрежет металла о камень.

Я не успеваю сделать и шага.

Выскочив из темноты с зажатым в зубах корытом, Змей Горыныч приближается ко мне, насколько позволяет цепь, и кладет драгоценную ношу на пол.

— Подтолкни ко мне, — прошу я.

Говорящая ящерица-переросток, словно послушный щенок, исполняет мое требование.

Корыто со страшным визгом скользит по камням и плюхается в воду, обдав меня водой.

Сделанное из тонкого металла, местами помятого мощными зубами, корыто имело весьма существенные габариты: три метра в длину и по полметра в ширину и высоту. А весит оно тоже немало, особенно полное.

Но негоже отступать волхву. Хотя и самозваному. Профессиональная честь не позволяет.

Притопив один угол корыта, я подождал, пока оно наполнилось почти на треть, затем принялся выталкивать из ручья. Ноги скользят по мокрым камням, руки цепенеют от прикосновения к холодному металлу, но корыто понемногу поддается моим усилиям.

С криком «ГРИНПИС нас не забудет!» я выпихнул, частично расплескав содержимое, змееву поилку из воды. Теперь по почти ровной поверхности толкать стало легче.

В паре метров от Змея Горыныча я опомнился.

— Отойди вон туда. — Я указал на светящийся круг выхода.

— Зачем? — спросила левая голова. Средняя промолчала, а правая пояснила:

— Боится он, чего тут непонятного?

Чешуйчатый парадокс послушно удалился к выходу и замер в нетерпеливом ожидании.

Я уперся в край корыта руками и приналег. Нехотя, с натужным визгом, металл заскользил по камню. Шаг, второй, третий…

И тут Змей Горыныч, расправив крылья, как пытающаяся взлететь курица, ринулся на меня.

С перепугу я неудачно дернулся и завалился на спину. Рванулся, пытаясь отползти за безопасную черту, но нога застряла между небольшим каменным выступом и корытом.

Несущийся со скоростью экспресса Горыныч — это зрелище не для слабонервных.

Забившись, словно заяц в капкане, я с ужасом следил за приближением огромного чешуйчатого монстра. Все произошло в мгновение ока, хотя мне и показалось, что раскручивается замедленное кино.

Взревев, Змей Горыныч разом опустил свои головы.

Раздалось довольное фырканье, и в мгновение ока корыто опустело. Лишь пар клубился.

Наступило мое время. На десерт, так сказать.

Одна из голов — какая конкретно не разберешь, уж очень они переплелись шеями, — приблизилась ко мне и раскрыла пасть.

Мое сердце испуганно дернулось в пятке и замерло. Решил съесть сырым…

Из пасти Змея, усеянной ужасными зубами, высунулся язык и провел по моей щеке.

«Обхватит языком и утянет целиком в глотку, — мелькнула оптимистическая мысль. — Может, даже жевать не станет. Как анаконда».

Но вместо этого язык провел по щеке еще раз, и голова отодвинулась.

— Спасибо, — пророкотал Змей Горыныч, обдав меня волной жара.

— П-п-пожал-луйста, — ответил я, стараясь не откусить язык сильно клацающими зубами.

Нога освободилась, хотелось бы верить, что от толчков Змея, а не от моей дрожи.

— Можно еще? — заискивающе попросила левая голова Горыныча, улыбнувшись во все зубы.

Еще тот видок. Жуть да и только. Отойдя в сторону, я сказал:

— Толкни.

Говорящая трехглавая рептилия осторожно подтолкнула корыто, придав ему ускорение не хуже чем у гоночного болида.

И снова я в роли тягловой лошадки.

После третьей выпитой бадьи Змей Горыныч, довольно фыркнув, констатировал:

— Все. Напился.

Я заблаговременно удалился в свой угол, куда рептилия при всем желании не достанет — цепь не пустит. Утолив жажду, Змей может вспомнить о второй насущной проблеме — голоде. А он, как известно, не тетка.

Змей Горыныч, гремя цепью, заполз в свою нору и принялся сам с собой шушукаться.

Я же положил гудящие руки на колени и принялся раздумывать над своим положением.

С минуты на минуту может появиться хозяин этого чешуйчатого цербера-переростка, и тогда мою вылазку в обитель врага можно считать досрочно оконченной в связи с провалом разведчика, то есть меня. Не очень радостная картина: вместо того чтобы помочь Аленке, освободив ее из плена Кощея, сам попал в ловушку, еще и друзей подвел. Мне не верится, что, если я не появлюсь в условленное время, волкодлаки так просто уйдут. Они наверняка попытаются пройти по моим следам, которые ведут прямиком в лапы Змея Горыныча.

От жалости к себе захотелось завыть на луну. Но она еще не взошла, и поэтому я ограничился покусыванием костяшек сжатой в кулак руки.

Змей Горыныч заворочался и окликнул меня:

— Эй, ты!

— Я, что ли?

— Ты, ты… Больше некому.

— Ну…

— Мы здесь подумали и решили… в общем, мы не свиньи неблагодарные… совестью обладаем… ты нам помог…

— И… — Я попытался подтолкнуть рептилию к сути вопроса.

— Ты можешь идти.

— Как?

— Ногами. Рожденным топать, летать не дано.

— Правда?

— Угу. Вот только…

— Что?

— Слово дай, что выполнишь одно наше поручение.

— Какое?

— Пообещай, что освободишь нас.

— А как?

— Если бы мы знали, — вздохнули головы Горыныча, — так неужели не освободились бы сами?

— Ладно. — Я встал на ноги и торжественно произнес: — Я, волхв Аркадий, клянусь освободить Змея Горыныча из-под Кощеева ига. Клятва может быть отменена только со смертью одного из участников договора.

— Спасибо, — прослезился Горыныч. — Я этого не забуду.

— Я могу идти?

— Конечно.

Змей отодвинулся поглубже в свою нору, освобождая мне проход.

Собравшись с духом, я направился к выходу, ожидая струи огня в спину и броска сминающей все на своем пути туши наперехват.

Но я вышел из пещеры, а Змей Горыныч не попытался перехватить меня. Он только бросил в спину:

— Помни, ты поклялся.

— Я вернусь, — успокоил я его.

Волоча ноги по пустынной дороге, я подумал, как хорошо, что я владею современным бюрократическим языком. Пусть и не в совершенстве, но все равно, самым изощренным местным крючкотворам до меня далеко.

Я пообещал Змею освободить его от ига Кощея, для чего достаточно опровергнуть аксиому о бессмертии некоего сказочного персонажа. Но я в любом случае собирался этим заняться. И если даже мне удастся освободить Аленушку из плена без смертоубийства, то для успокоения совести у меня остается второй пункт клятвы. Об освобождении от обязанностей по причине смерти одного из нас. Нет, я не собираюсь убивать Змея Горыныча, но и сам не собираюсь жить вечно. Не потому что не хочется, а потому, что все равно это невозможно. Сроки освобождения не оговорены… а там… может, и освобожу… все-таки он меня отпустил.