Последний год - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович. Страница 43

Теперь, несясь по залу, он увидел наконец ее по-настоящему. И не узнал прежней Лизы Прежняя юная красота Лизы, тонкая, чуточку изнеженная, превратилась в красоту цветущей женщины, ослепительную, волнующую и чужую, недоступную. Чужим был и пряный запах ее духов, экзотического иланг-иланга, и ее прическа с прямым пробором и волосами, спущенными на уши, по моде, введенной королевой Викторией, и особенно ее усталые, безрадостные глаза. Не может быть светло и спокойно на душе человека с такими измученными. глазами. Сердце Андрея защемило от жалости.

Он не замечал, что и Лиза смотрела на него с откровенным и жадным любопытством, смотрела удивленно и неспокойно на его большую гордую голову, на втянутые жесткие щеки, упрямо выдвинутый подбородок, смотрела в его широко расставленные глаза со жгучим синим пламенем в их глубине. Она тоже хотела видеть в нем прежнего Андрюшу, то бурного, мальчишески не сдержанного, то робкого и застенчивого. Но от прежнего мальчишества осталась только ребячья ямочка на подбородке, а былой робости и застенчивости не может быть в этом очень сильном и душевно и физически человеке. Она покосилась на его руку, на которую он забыл надеть перчатку, большую, широкую, в ссадинах и мозолях. Потом посмотрела на свою руку, тонкую и слабую, с точеными изящно суживающимися к ногтям пальцами, лежавшую на его огромной, твердой, как доска, ладони, и вздрогнула. Андрей заметил это и удивленно поднял брови.

— Вы по-прежнему хорошо танцуете, Андрэ, — поспешила она нежно улыбнуться. — Наверно, часто здесь танцевали?

— Пять лет не танцевал, — счастливо ответил он, — Последний мой танец, пять лет назад, с вами. А теперь — первый, тоже с вами.

Румянец теплой волной разлился по ее лицу, и она поблагодарила его взглядом.

— Я знаю, вам было не до танцев Я знаю вашу здешнюю жизнь.

— Кто вам рассказывал обо мне? — улыбнулся Андрей.

— Вы сами. Я получила ваше письмо.

— Получили мое письмо? Когда?

Лиза на миг замялась, потом ответила быстро:

— Сегодня. Всего несколько часов назад! Это вышло случайно. Я пришла в почтовую контору сдать свои письма. Одно из них было адресовано отцу, Лаганскому. А ваше письмо тоже адресовалось Лаганской. Почтмейстер и выдал его мне.

— Очень глупое письмо, — пробормотал Андрей.

— О нет! Когда я читала его, мое сердце билось от восхищения, от гордости за вас, за моего Андрюшу! Вы Колумб, открыватель новых земель!

— Вот это здорово — Колумб, — смущенно засмеялся Андрей. Она вторила ему, но смех ее оборвался неожиданно.

— Вы знали, что я была замужем, а затем овдовела?

Рука Андрея дрогнула, он выпустил ее руку, и танец их прекратился. Пролетавшие мимо в вальсе пары смотрели на них с любопытством.

— Андрэ, на нас смотрят, — умоляюще прошептала Лиза. — Умоляю, танцуйте!

— Нет. Танцевать я не могу.

— Хорошо. Идемте!

Она взяла его под руку, они вышли из зала и свернули в маленькую диванную. Здесь было полутемно, горело только двулапое бра.

Лиза села на низенький диван, Андрей остался стоять.

— Зачем вы приехали сюда? — спросил он после долгого, недоброго молчания.

— Так… От тоски мыкаюсь по свету.

Она сидела, сжимая лицо ладонями, и чуть заметно вздрагивала.

— Лиза… успокойтесь… — беспомощно сказал Андрей.

Она сняла руки с лица и указала на место рядом с собой:

— Сядьте, Андрюша. И давайте говорить начистоту, если мы уважаем друг друга. Я знаю, у вас ко мне тысяча вопросов. Спрашивайте, я на все отвечу!

Андрей молча сел. Лиза задумчиво гладила пышный страусовый веер, глядя прямо перед собой измученными глазами.

— Вы, Андрюша, всегда судили людей очень сурово. Это одна из причин, которые нас разлучили. Но теперь я убедилась, что вы всегда были правы. — Андрей поднял на нее внимательные глаза. — Мне не хотелось бы дурно говорить о мертвом, но барон действительно оказался подлецом. Он поступил подло и со мной. Сразу после его смерти я обнаружила, что все его имения заложены и перезаложены, а его якобы огромное состояние оказалось огромной кучей долгов. Он даже и мое имение продал, а деньги потратил на очередную неудачную спекуляцию. Я очень нуждалась после его смерти. Конечно, я не нищенствовала, но положение в свете требует известного декорума. Вы это понимаете. Меня загрызла тоска. Я продала немногие оставшиеся от матери драгоценности и переданные мне отцом процентные бумаги и поехала мыкать тоску по свету. И вот я здесь. И без гроша в кармане. Пролетарий! Теперь это слово модно. Мало того. Узнав бедность, я стала esprit fort! [64] Вербуйте меня в свою революционную партию!

Она засмеялась нервным, высоким смехом. Андрей успокаивающе положил ладонь на ее руку.

— И вас это мучает, беспокоит? Я помню, вы всегда боялись бедности. Вы видите в бедности трагедию. Какая чепуха!

Лиза облегченно вздохнула и откинулась на спинку дивана.

— Я знала, что с вами мне сразу станет легче, что все мои глупые страхи рассеятся. А теперь самое трудное. — Она долго, молча смотрела на него, и это был молящий взгляд любящей женщины. — Вспомните тог роковой вечер, Андрей, и попытайтесь понять меня. Tout comprende — c'est tout pardonner. [65] Я так была взволнованна тогда и оскорблена в чувствах верноподданной, восторженной монархистки. Теперь, правда, это чувство выветрилось. Но в тот вечер я готова была молиться на государя. А вы… — Лиза схватила руку Андрея, и голос ее зазвучал страстной настойчивостью: — Я ошиблась тогда. Я порвала с вами, но, верьте, я не переставала вас любить. И если бы не ваша несчастная судьба, если бы не ваше изгнание…

Она снова сжала ладонями лицо, вздрагивая всем телом.

— Успокойтесь, Лиза. Я все понимаю и верю вам.

Он сказал это задушевно и тепло. Лиза отняла от лица ладони и радостно, счастливо посмотрела на него. Но тотчас на лице ее отразилось беспокойство. Андрей опустил голову, на лбу его пролегли глубокие морщины тяжелого раздумья. Он собирал силы для вопроса, который решит его судьбу. Сейчас он скажет, и жизнь его, расколовшаяся на две несоединимых, казалось, части, либо снова сольется, снова расцветет, как надломленное дерево, либо будет непоправимо разломана и растоптана.

Он так сжал ее руку, лежавшую на диване, что Лиза болезненно поморщилась.

— Но вот… «Колокол», — медленно и глухо сказал Андрей. — Как попали к жандармам герценовские газеты и журналы, которые я дал вам? Это мучает меня пять лет. Я не понимаю…

— Все будет понятно! — горячо и быстро воскликнула Лиза.

— Я уже все понял! — снова стиснул Андрей ее руку. — «Колокол» передал жандармам барон. Не так ли? О, эта хитрая гадина! Он запугал, запутал вас.

— Вы ошибаетесь, Андрюша. Барон в этом не виноват. Виновата одна я.

— Вы! — Андрей начал медленно подниматься с дивана. Лицо его окаменело. — Вы передали «Колокол» в жандармский штаб?

— Сядьте, сядьте же! — схватила Лиза его за руку и снова посадила рядом с собой. — Сейчас я скажу вам все. Только поверьте, что я говорю вам правду. Такому человеку, как вы, нельзя лгать!.. В тот вечер я была так напугана. Вернувшись с бала в дортуар, я решила сжечь переданные мне вами лондонские издания. Я уже начала жечь, отрывая по нескольку страниц, но не успела. Меня застала «синюха», отобрала несожженное и передала maman… [66] Андрюша, я виновата перед вами, но дайте мне возможность искупить свою вину! Всю жизнь, всю свою жизнь я буду…

Голос ее жалко оборвался. Она отвернулась. Андрей испугался, он решил, что Лиза плачет.

— Лизанька, любимая, не надо… Все хорошо! Я все понял, а прощать мне нечего. Вы ни в чем, ни перед кем не виноваты!

Лиза повернулась к чему. В глазах ее действительно стояли слезы.

— Вы спросили меня, как я попала сюда? Я ответила: тоску по свету мыкаю. Но это половина правды. Меня тянуло сюда. Мое сердце чувствовало… Оно чувствовало, что здесь, на краю света, меня ждет самая большая радость.