Сказание о граде Ново-Китеже - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович. Страница 51
– Неужто бунт? Святой бунт? – спросил тихо Истома, прижав к груди ладони. На лице юноши был восторг, глаза его сияли, будто светились изнутри.
В толпе посадских капитан увидел неожиданно Птуху. Мичман был в одной тельняшке, видимо, поспешил выбежать на улицу. Ратных окликнул его, и Федор начал продираться через толпу. Еще издали он закричал:
– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – Федор поднял палец над головой и кому-то погрозил: – Теперь будем, как в Одессе говорят, с божьей помощью вынимать из них душу!
– Как это началось? Почему? – спросил его капитан.
– Точно не могу сказать. С футбола это началось.
– С футбола? А ну-ка рассказывайте!
2
Взрывчатку спрятали в угольных коробах, засыпав ее толстым слоем угля. Мичман переселился поближе К угольному сараю в шалаш из жердей и соломы.
Он лежал, закинув руки за голову, и мечтал об Одессе, когда услышал близкий гул голосов. Мичман сел и прислушался обеспокоенно. Но тотчас же раздался многоголосый крик, такой яростный, полный такой страсти, что Птуха как был, в одной тельняшке, выскочил на улицу.
Кричали на лугу в начале посада и недалеко от Детинца.
– Футбол, вот оно что!
От угольного сарая до футбольного поля было очень недалеко, и мичман решил посмотреть на матч.
Игра, как он понял, втиснувшись в толпу зрителей, шла с явным перевесом посадских. Пятерка их нападающих «висела» на воротах противника, а детинские вынуждены были уйти в глухую защиту. Их вратарь нервничал, как девчонка, крестился и слезливо причитал: «Пресвятая богородица, помоги!.. Святые угодники, заслоните!..» А в воротах посадчины стоял Тишата, паренек спокойный, медлительный. Никогда не торопится, а всюду поспевает. Он и мячи брал не торопясь: куда бы они ни летели – в угол, под штангу, низом ли, верхом ли, – а Тишата тут как тут.
Зрители на поле были только посадские, но на стенах Детинца было полно верховников, остро переживавших неудачи своих ребят. Выполз на стену даже посадник. Он не отнимал от глаз бинокля, не хотел поганить светлые очи паскудным видом посадчины.
Мичман с веселым любопытством смотрел на посадских болельщиков. Низенький посадский, по кислому запаху судя – сыромятник, ежеминутно ахал: «Вот это ай-яй-яй!.. Вот это да!..» А высокий плотник орал самозабвенно: «Давай, давай! Бой отвагу любит!» Иногда болельщики так увлекались, что, забывшись, валили на поле. Тогда стрельцы, рысившие на маленьких лохматых конях, осаживали народ, зло крича и размахивая плетками.
А на поле возникали одна за другой яростные схватки. Сережин мяч, побывавший в бесчисленных схватках, весь в шрамах и в заплатах, летал с одного края поля на другой.
– Пассовка неплохая, отчетливая, с точным адресом. Сережина школа, – пробормотал мичман и вздохнул, вспомнив мальчика, с которым они успели стать друзьями.
У посадских явно коноводили Митьша Кудреванко, мастер обманных движений, и бешено-напористый Юрята. Митьша колобком катался по полю, смешно трепыхая ушами шапки, не сняв ее и в игре. Их сильные, злые и, что особенно опасно, неожиданные удары с трудом брал вратарь детинской команды. Но за этой опасной парой зорко и злобно следил судья.
– Свинство какое! – сказал вслух Птуха. – Судья явно подсуживает! Горло надо рвать за такое!
– Всем видно, как Шемяка судит! – подхватил его слова откуда-то вывернувшийся молоденький кузнец Мишанька Безмен. – Он же из душановской своры, подглядчик.
– Зачем же вы позволили ему судить? Знали ведь, что он подглядчик! – заволновался мичман.
– По закону так, – беспомощно развел руки Мишанька. – Первая половина игры – их судья, вторую половину будет наш судить.
Зрители тоже заметили, что судья бессовестно подсуживает детинским. Звонкие мальчишечьи голоса закричали:
– Судью с поля!..
Закричал судье, не вытерпев, и Мишанька Безмен:
– Как посадник Густомысл судишь! Ты по-божьи суди!
К нему подлетел конный стрелец с потным и злым лицом:
– Заткни рот онучей, смерд! Не то пулей заткну!
– Сунься, сунься! – тихо, но грозно сказали ему из толпы. – Завернем шею, как кочету!
Стрелец, опасливо оглядываясь и по-собачьи рыча, отъехал.
На поле между тем заварилась ожесточенная схватка. Посадские бросились в очередную атаку на ворота Детинца. Митьша Кудреванко с мячом ворвался стремительно на штрафную площадку детинских. Можно было бить по воротам, но Митьша увидел, что Юрята находится в лучшем положении: перед Митьшей крутились два детинских игрока. Он по-товарищески, великодушно уступил другу удар по воротам, неожиданно передав мяч назад, Юряте. Точно приняв мяч, Юрята с силой пробил по воротам. Детинский вратарь поймал мяч, но вместе с ним влетел в ворота.
– Та-ама! – снова зазвенели высокие мальчишечьи голоса.
А за ними взревело и все поле:
– Та-ма!..
– Ха! Слышали? – засмеялся Птуха. – И сюда пробрались священные словечки болельщиков. Кошмар!
Митьша, услышав его голос, нашел мичмана глазами в толпе и подбежал.
– Дядя Федя, где Серега? Мы пришли к попу, а вас никого нет. Нам трудно без Сереги играть.
– Вижу, и без Сережи справляетесь. Потом расскажу, – помрачнел Птуха.
А зрители ликовали, били друг друга по плечам и целовались троекратно. Низенький сыромятник сорвал в восторге шапку и подкинул ее высоко, потом сорвал шапку с Мишаньки и ее подкинул.
– Эка голосят, как на толчке! Менялы базарные! – со злобой выдавил проезжавший стрелец.
А посадские кричали издевательски ему вслед:
– Кисло тебе, зелен кафтан? Взяли Детинец-то!
– Взяли в потешной игре, – сурово оборвал крики седобородый, но дюжий и с румяным лицом кузнец. – Только и всего! А Детинец стоит и кулаки нам кажет!
– Верно дед говорит. Пора, спасены души, заправдашнюю игру начинать! – веско сказал сыромятник.
– Только свистни народу! – подмигнул ему плотник. – Начнем!
Птуха посмотрел значительно на Мишаньку. Тот улыбнулся понимающе в ответ.
А на поле меж тем началась какая-то сумятица. Судья непрерывно свистел и указывал на мяч, поставленный им около детинских ворот. Посадские игроки спорили с ним, он в ответ грозил им кулаком. Особенно горячился Митьша.
– Что там такое? – не понял мичман.
– Судья говорит, что Юрята был в положении вне игры, когда пробил по воротам детинских. Лжет судья. Митьша передал Юряте мяч назад. Я видел ясно.
А поле, уже выло, ревело, стонало:
– Судью на мы-ы-ыло!..
Стоявшие впереди закрыли от мичмана поле, а когда они расступились, Птуха увидел, что Митьша стоит на коленях, запрокинув голову, и старается унять кровь, лившуюся из носа.
– Судья его кулаком в лицо! Сбил мальчонку с ног, окаянный! – завопили в толпе.
Сразу наступила тишина на поле, переполненном 'народом, и стало слышно, как канючит чайка над озером. И так же в тишине, молча, люди бросились на поле. Мичман побежал вместе со всеми. Еще на бегу он увидел, как посадский, схватив судью за бороду, задрал ему голову и заревел:
– На небо погляди! Нас не стыдишься, бога постыдись!
К ним бежал, трепыхая полами кафтана и волоча по земле бердыш, спешившийся стрелец. Он кричал посадскому:
– Брось! Слышь, говорю! Ухайдакаю лешего! Стрельца схватил за ворот сыромятник и рванул назад.
– Сунься только, одним мертвым больше будет! Конные стрельцы, тоже выскочившие на поле, хлестали народ плетками, кричали грозно:
– Куды?.. Назад!.. Стой, говорю!..
Юрятка, увернувшийся от плетки, зло ощерившись, запустил мячом в стрельца и сбил с него шапку. Стрелец, вздернув коня на дыбы, выхватил из-за пояса пистоль и прицепился в мальчонку. Юрята, изогнувшись, проскочил под конским брюхом и юркнул в толпу. Стрелец со зла выстрелил в мяч. Мяч зашипел и испустил дух.
Тогда раздался первый яростный крик:
– Бей стрельцов, кто в бога верует!..
Мичман поглядел на Детинец. На стенах было пусто. Как ветром сдуло и цветные кафтаны, и яркие платья, и зонтики. К воротам крепости бежали мальчишки – игроки детинской команды. Их никто не преследовал.