Святой: гарпун для Акулы - Зверев Сергей Иванович. Страница 24

К костру подошел Голубев.

— Можно, я с вами посижу? — спросил он у женщин, а не у командира.

— Василий, ты чего полуночничаешь? — удивился Святой и подвинулся. — Не выспишься…

— Вас долго не было, забеспокоился! — У сержанта на плече висел автомат, и сыновья Али, как все мальчишки, безотрывно глазели на оружие.

— Уважают вас солдаты, командир! — отметил мужчина. — Беспокоятся, ишь ты! Моему старшему через год идти служить.

— Я тебя не оставлю! — воскликнул черноволосый юноша.

Отец с умилением посмотрел на первенца.

— Жеребенок! Брыкается! Мальчик, а уже волосы седые мать заметила. Знаете, как лошади своих жеребят от волков отбивают? Становятся кругом, мордами внутрь, а задними ногами наружу и бьют волка копытами, жеребят мордами придерживают, закрывают им глаза, чтобы серого не испугались. Отгонят волка, тумаков навешают, и самый сильный конь гонит его, пока не затопчет. К чему это я? — растерянно вымолвил Али. — Не справиться мне с волками…

— Брось, папаша! Мы эту сволоту к ногтю прижмем. Аж сок из них брызнет, — рассек кулаком воздух Голубев. — Стаю одну уже погоняли маленько с товарищем лейтенантом и ребятами.

Мужчина помолчал. Видимо, он собирался с мыслями, чтобы сказать что-то важное.

— До вожаков, матерых волков, вам не добраться, парень, — наконец произнес он с расстановкой. — Они людей стравливают, кровопусканием занимаются! Дурачье с дубинами их приказы выполняет! Я человек темный, необразованный, университетов не кончал, но, по моему разумению, Москва слабину дала, вот местные начальнички и зашевелились, унюхали, что всю власть к рукам прибрать можно.

Надо только науськать молодняк неопытный, указать им врагов, резню устроить, а потом всем сказать: «Видите, что без хозяина делается. Аида к нам под крыло!» В России, может, и по-другому, а у нас вот так…

С Али Святой проговорил до утра. У жены Кучаева одолжил бутылку водки, приказал Голубеву принести три картонных ящика с сухпаем и расчистить место в казарме для женщин и детей.

Утром турки засобирались в дорогу, но по рации пришло сообщение о волнениях в Узгене. К тому же у крошечной годовалой дочери Али поднялась температура.

Кучаев равнодушно согласился с тем, что беженцев надо оставить, пока все более или менее не утрясется и не выздоровеет ребенок. Лейтенант заявил:

— По фигу мне все! И склады эти, и армия, и… и все вообще!

Присутствовавший при сем Голубев меланхолично отметил:

— Жена не дала! Страдает мужик!

Сержант взял под свою опеку больную девочку. Принес матери баночку барсучьего жира, присланную отцом-охотником, собственноручно растер тело ребенка и раздобыл у жены Кучаева пачку дефицитного, как и все лекарства, аспирина.

— К дембелю, Васька, вторую профессию освоишь — врач-педиатр! дружелюбно подначивали солдаты своего отделенного.

Дети привязались к добродушному уральскому парню.

Василий был старшим в многодетной семье и с малолетства привык нянчиться с сестренками.

— Дядя Вася! Моя кукла капризничает! — бегала за сержантом шестилетняя турчанка с именем тургеневской героини Ася. — Накажи ее.

Голубев сажал ребенка на плечи и носился среди угрюмой военной техники.

Сам Сулейманов строго выполнял поставленные условия: не приближаться к бункерам и поменьше ходить по территории складов. Он и его сыновья часами просиживали на пятачке у въездных ворот, кипятя на костре чай и переговариваясь о чем-то своем.

— Идти надо, а куда — не знаю! — жаловался он Святому. — В Чуйской долине есть кишлаки турок-месхетинцев.

Можно к ним податься. Но опять же нехорошее место.

— Почему?

— Конопля, мак опиумный… Народ там очумевший. — Али переходил на шепот:

— Наши тоже опиумом приторговывают. У каждого плантация есть, иначе не прожить… Вылечится дочь, поведу своих в долину. На колени встану перед Мамедом, пусть участок выделит, денег на жизнь даст. Все отработаю, до единой копейки…

— А кто это Мамед?

— Авторитет! Ему все мак сдают!

— Пахан долины? Не дури, Али. Не связывайся с наркотиками, — убеждал его Святой. — Руки есть. Перебирайся в Россию. Будешь жить как человек.

— Нет, командир. Считай, пятьдесят лет честно жил.

И что? Не хочу, чтобы моя семья голодала и без дома была.

Мамед лучше своих людей бережет, чем государство. У него своя страна и свои законы. Буду мак растить. Пусть жрут эти сволочи — подохнут быстрее! Они без дури дышать не могут.

Для них и буду стараться. Нет, командир, перевернулся мир.

Попробуем жить по-другому…

Тут с очередной инспекцией подоспел подполковник Дронов и, разумеется, устроил Святому разгон.

— Снова выкрутасы, старший лейтенант! — возмущался гэрэушник. — Опять своевольничаешь! Это же все равно что волка в овечье стадо запустить! По агентурным сведениям, именно турки сколачивают боевые группы, вооружаются для отпора киргизам! Вы понимаете?! Куда он собирается перебираться?

— В Чуйскую долину, — ответил Святой.

— Пожалуйста! — торжествующе закричал подполковник. — Заповедник наркобизнеса! Там, именно там следует ждать нового конфликта. Рогожин, идет передел сфер влияния в республике. Мы теряем над ней контроль, а вы миндальничаете. Приют из военного объекта устроили!

— Я был против, решительно против. Посодействуйте, товарищ подполковник, в переводе меня на другое место, — с наглостью обреченного заявил лейтенант Кунаев. — Климат жене противопоказан. Астма у нее.

Дронов отогнал просителя:

— По инстанции рапорт подавайте. Понятие служебной субординации вам неизвестно? Развели бардак на вверенном объекте! Солдат распустили. Посмотрите на взвод Рогожина: аккуратные, подтянутые, обмундирование выстиранное.

А ваши?! Мерзость запустения! Идите, лейтенант.

— Но, товарищ подполковник…

Гоблин взъярился.

— И никаких но! — голосисто завопил он и замахал руками, как ветряная мельница. — Бегом марш от меня, разгильдяй! Ваша супруга более достойна носить погоны, чем вы!

Место ему не нравится, слюнтяй! В армии не выбирают. — Дронов был в ударе. Обычная брезгливая вежливость сменилась разухабистой матерщиной.

Кунаев отскочил как ошпаренный, побежал к себе, откуда немедленно донеслась не менее виртуозная брань слышавшей все жены. Святой приготовился дать отпор Гоблину.

— Я семью Сулейманова беру под личную ответственность, — заявил он подполковнику. — У него женщины, ребенок больной на руках, какое там к лешему оружие.

— Под вашу ответственность пусть остается! — внезапно легко согласился Дронов. — Вы что думаете, я не человек?

Как вы меня там прозвали — Гоблин?

— Откуда вам известно? — опешил Святой.

Прозвище имело хождение исключительно среди солдат батальона и родилось недавно.

— Должность и профессия обязывают! — усмехнулся Дронов и действительно стал похож на человека. Подполковника что-то тяготило. — Послушайте, Рогожин, вы честный офицер. Если бы вы узнали, скажем так, о неблаговидных деяниях своего начальника, как бы поступили?

— Рапорт бы подал. Но у нас сволочей в батальоне не держат.

— Я уже слышал это! Не надо повторяться! — слегка раздраженно заметил Дронов. — А если начальник недосягаем для критики и в некоторой степени для правосудия?

— Напустили вы тумана, товарищ подполковник. «Крыша», что ли, кремлевская над начальником?

Дронов замялся. Вышколенность сотрудника военной разведки мешала ему быть откровенным.

— Факты, Рогожин, у меня имеются. Весьма неприглядные факты, отчетливо произнес он и посмотрел старшему лейтенанту прямо в глаза. Касаются они генерал-майора Банникова…

Настала очередь вздрогнуть Святому. Гэрэушник нарушает кастовую круговую поруку! Это или провокация, или…

Разведчик вдруг спохватился и замолчал.

— Забудьте о нашем разговоре. Рогожин! — попросил Дронов. — Ради собственного блага забудьте. И никогда не связывайтесь с Банниковым, не соблазняйтесь ни на какие посулы.

Ссутулясь больше обычного, подполковник зашагал к машине, но обернулся и крикнул: