Святой: гарпун для Акулы - Зверев Сергей Иванович. Страница 6
Проходил «Войну и мир» в девятом классе. — Он встал в позу чтеца-декламатора и с завыванием начал:
— Поднялась дубина народной войны и пошла гвоздить врагов по котелку…
— Грамотный! Выучили вас на свою голову, — проворчал Рогожин, с трудом сдерживая улыбку.
Маркин засвистал какой-то очередной шлягер и двинулся к машине. Это была потрепанная «Тойота» с бахромой над лобовым стеклом, побитыми подфарниками, погнутым бампером. Обычная афганская «бурбухайка», годная, чтобы возить овощи на городской базар и реактивные установки на огневые позиции.
Дверь джипа приоткрылась, и Рогожин успел увидеть залитое кровью лицо, а также вытянутую руку с пистолетом.
Два выстрела прозвучали почти одновременно.
Перед тем как упасть, Маркин успел обернуться, как будто хотел попрощаться с командиром. Его недоуменный взгляд переместился на грудь, где с левой стороны на накладном кармане «афганки» чернела точка.
— Мама, достали! — ровным, отчетливым голосом произнес младший сержант и упал.
Десантники хлестали по джипу длинными очередями.
Кто-то попал в бензобак. Клуб огня вырвался к небу рыже-черной шапкой.
— Прекратить огонь! — кричал Рогожин и сам продолжал исступленно палить из автомата, словно отдавал погибшему младшему сержанту последние воинские почести.
— Командир! «Духи» ломятся! — заорал ефрейтор Липин, выпучив глаза, и тыкал пальцем в ровную линию горизонта.
С юга приближалось облако пыли. Пять машин неслись по степи, точно волки, загоняющие добычу.
— Передал, гад! — воскликнул ефрейтор, прижимая к груди автомат, словно тот был палочкой-выручалочкой.
— Ох, блин, засекли!
— К установкам, быстро! — крикнул Рогожин.
— Как стрелять из этого металлолома? — пробормотал ефрейтор. — Ни буссоли, ни прицельных устройств. Каналом уходить надо… Сматываемся, сержант!
Рогожин уже взял себя в руки. Опасность действовала на него отрезвляюще.
— Не ори, Липин! Пальнем по «духам», да так, что их яйца до Пакистана лететь будут.
Уверенность командира передалась остальным десантникам. Белозубые улыбки засветились на запыленных, загоревших до черноты лицах.
— Так, парни. Берите пленных — и к установкам!
— «Духи» в своих стрелять не станут! — не унимался Липин.
— Сделать петли! Набросить им на глотки и перекрыть кислород! — отдавал лаконичные приказы Рогожин.
Десантники удивленно переглядывались, не понимая замысла командира.
— Вешать пленных, что ли? — робко переспросил ефрейтор.
— Дурак! — Рогожин выразительно постучал себя по лбу. — Они же мусульмане. Для них, воинов Аллаха, смерть без крови — что для тебя служба без дембеля. В рай не попадут. По своим «духи» пулять, конечно же, не станут, но отпугнуть — отпугнут! Давайте!
Пленные, трясясь от страха, глазели на приготовления десантников.
— Только не до смерти! Осторожно! — предупредил Рогожин.
Машины приближались. Раненный снайпером моджахед, воспользовавшись замешательством, успел предупредить своих о дерзком захвате установок, и сейчас «духи» торопились наказать зарвавшихся «шурави».
— Алла… — истошно вскричал тощий афганец, которого первым подвергли испытанию.
Он тяжело, с ефрейтором на спине, обхватил сапоги сержанта и затараторил, пуская слюни и сопли. Свою речь воин ислама сопровождал выразительной восточной жестикуляцией.
Рогожин склонился над ним.
— Шугани разок своих. Иначе… — Он чиркнул ладонью по горлу.
— Не улавливает! — констатировал Липин и крутанул удавку.
Афганец зашелся в кашле. Его тонкие губы стали на глазах синеть, на них выступили белые хлопья пены.
— Ослабь! — Рогожин хлопнул ефрейтора по плечу. — И поставь его на ноги!
Теперь покачивающийся душман был похож на марафонца после финиша. Он уткнул глаза в землю и часто дышал широко открытым ртом, в котором по-собачьи подергивался язык, точно просил отпустить его наружу.
Рогожин сбил с пленного грязную чалму и повернул голову «духа». Приставив к его глазам бинокль, сержант показал на машины. Потом указал на установки и сделал жест руками, словно отгонял от себя назойливую мошкару. Афганец замычал, отрицательно тряся головой.
— Петлю, Липин. Потуже! Время уходит! — рявкнул Рогожин.
— Есть! — так же решительно выпалил ефрейтор и снова перекрыл душману кислород.
Пленный бился всем телом, как бьется рыба, выброшенная на лед.
— Сержант, кажись, мой согласен! — Один из десантников подвел смуглолицего пожилого афганца в просторных полотняных штанах и длинной рубахе.
— И мой дошел до кондиции! — ухмыльнулся Липин.
Его подопечный уткнулся лбом в землю и стучал рукой, давая понять, что согласен…
Как они наводили установки. Рогожин так и не понял. Но залп получился отменный. Установки дрогнули, затем залились огнем, и от протяжного воя снарядов, вырвавшихся из стальных труб, заложило уши.
В бинокль Рогожин видел, как черная стена разрывов выросла на безопасном расстоянии от машин. Моторизованный отряд притормозил, заложил резкий вираж и быстро начал удаляться, не дожидаясь очередного залпа.
— Перелет сделали, блин! — горестно выдохнул ефрейтор, подводя результат.
— Порядочные «духи». Не предатели… — рассмеялся Рогожин. — Дай-ка водички попить. У меня, видишь, фляжку пробило…
Последняя крупная военная операция Советской Армии в Афганистане снятие блокады с Хоста — проходила строго по установленному плану. Огневые точки моджахедов были нанесены на карты, переданы в батареи и дивизионы, вертолетные полки и эскадрильи фронтовой авиации. Расчеты занимали места у орудий, артиллеристы реактивных установок следили за красными флажками в руках своих комбатов.
Как слабая искра приводит в движение поршни двигателя, так команда, отданная с главного КП этой войны, заставила повернуться десятки ключей стрельбы, взреветь моторы БМП, танков и БТР, подняться в воздух «вертушки», истребители-штурмовики.
Ахали гаубицы «Д-30», вторили им самоходные орудия с нежным названием «Гиацинт», завывали, выпуская огненные стрелы, реактивные «бээмки». Вертолеты огневой поддержки, утяжеленные снаряженными по максимуму подвесками, грязно-зелеными мухами уходили к горизонту, а матушка-пехота выдвигалась на передовые позиции…
Десантники спрятались в русле старого канала. Артиллеристы работали аккуратно, но Рогожин решил не искушать судьбу. Уж слишком близко катилась страшная лавина огня и металла.
— Подкорректируйте пушкарей! — кричал он в ларингофон рации. Близехонько к нам забирают… Я говорю: пусть не шпуляют сюда. У нас чисто…
Стены канала тряслись от разрывов, осыпаясь тысячами ручейков песка. Десантники инстинктивно прижимались друг к другу, словно плечо товарища могло уберечь их от шального разрыва.
На лицо погибшего младшего сержанта Маркина все время оседала пыль. Рогожину то и дело приходилось смахивать ее. Маленькая дырочка слева на груди закрылась корочкой запекшейся крови и стала похожей на большое родимое пятно.
Дым стлался над рисовыми полями, степью, закрывал солнце. Он полз по дну старого русла, обволакивал десантников серо-коричневыми космами. От него першило в горле и щипало в глазах. Казалось, всю планету заволокло этим дымом.
— Да-а, бардак! — прокомментировал ефрейтор Липин.
Он сидел у глинистой стены канала, обхватив стриженую голову руками. Рядом прикорнул пленный афганец — недавняя жертва ефрейтора. Русский десантник и солдат повстанческой армии были одинаково слабы и беззащитны перед огненной бурей, созданной людьми и безумствовавшей на десятках квадратных километров.
Яркая точка ракетницы зависла в небе.
— Поднимаемся! — бросил Рогожин бойцам. — «Такси» свободно. Эх, прокачу!
«Бээрдээмки» их батальона ждали десантников у шоссе.
Стволы семимиллиметровых станковых пулеметов были повернуты в сторону рисовых полей. Раненых, пленных и убитых погрузили внутрь разведывательных машин. Десантники устроились на броне — так было безопаснее. Если «бээрдээмка» подорвется на мине, можно отделаться контузией.