Констанция. Книга шестая - Бенцони Жюльетта. Страница 17
Казанова печально покачал головой и поцеловал руку дамы.
— Моя дорогая, то, что вы называете безумием, была высшая мудрость… до того, как мне исполнилось семьдесят лет. Но в таком возрасте приобретаешь другую мудрость, которая позволяет вам избежать разочарования.
Он неуютно поежился и огляделся по сторонам.
— О чем это я? Ах, да… Благодарю вас за ваше изысканное предложение. Поверьте мне, мадам, единственный, кто может испытать какое-то сожаление по этому поводу — это я.
С этими словами он достал из перчатки маленькую пудреницу с зеркальцем и, открыв ее, принялся разглядывать собственное лицо. Не отрывая взгляда от зеркала, он произнес:
— Вовсе не этот старик заставил ваше сердце биться учащенно, а его имя, его репутация, его прошлое…
Он умолк и взглянул на даму глазами, полными горечи и разочарования.
— Все, что было сегодня, не существует. В любом случае, дорогая мадам, я вам премного благодарен.
Он еще раз поцеловал руку дамы, в глазах которой блеснула жалость. У двери харчевни Казанова столкнулся с Ретифом де ля Бретоном.
— Я хочу пожелать вам счастливого пути, уважаемый Ретиф, — сказал итальянец. — Мне было очень приятно встретиться с таким знаменитым писателем.
— Мне тоже, дорогой Казанова, — любезно ответил ему парижанин. — Прощайте.
Они обнялись, и Казанова уже собирался выйти из харчевни, но в этот момент его окликнул майор Кур-нуойе, который закончил трапезу.
— Эй, вы! — грубо закричал офицер. Казанова изумленно повернулся к нему.
— Это вы мне?
— Да, это я вам, — без особых церемоний продолжал майор. — Я проехал, не слезая с лошади сорок лье. Теперь я продолжу путь в вашем экипаже.
Казанова молча развел руками и повернулся к вдове, которая по-прежнему наблюдала за ним.
— Вы видите, мадам, кого я теперь выбираю в свои спутники? — с горькой иронией произнес он.
Прихрамывая, Казанова поковылял к своему экипажу, где его встретил парикмахер Констанции Жакоб.
— Вам нехорошо? — участливо спросил он.
— У меня разыгралась подагра, — ответил Казанова, занимая свое место в экипаже при помощи Жакоба.
— Очень жаль, месье, что мы не встретились раньше, — подобострастно заглядывая в глаза итальянцу, произнес парикмахер.
— Ну, что ж, — со вздохом ответил Казанова, — передайте от меня привет вашей прекрасной хозяйке. Прощайте.
Когда место рядом с ним в экипаже занял майор Курнуойе, кучер тронул поводья, и маленькя двуколка покинула постоялый двор города Шолона. В этот момент из харчевни выскочил ее хозяин и с криками бросился за экипажем.
— Эй, эй, погодите! А кто мне будет платить за рябчиков, трюфелей, сыр?
Казанова остановил экипаж.
— Да, да, разумеется, — спокойно сказал он. — Я заплачу, но только в том случае, если вы воскликнете:
«Да здравствует достоинство!»
— Да здравствует достоинство! — сорвав с головы шляпу, прокричал хозяин харчевни.
— Прекрасно, — констатировал Казанова и достал из своего дорожного несессера какие-то бумаги.
Поставив роспись на чеке, протянул его хозяину харчевни.
— Вот, возьмите. Это кредитное письмо, подписанное самим графом Валленштайном. Надеюсь, что оно удовлетворит вас. Экипаж покинул площадь, а хозяин харчевни, медленно выговаривая слова, стал читать:
«Обязуюсь в течение шести месяцев со дня подачи сего письма оплатить сумму, затраченную предъявителем. Подпись: граф Валенштайн. Имя предъявителя: шевалье де Сен-Галь».
Экипаж уже исчез, а хозяин харчевни, аккуратно свернув кредитное письмо, уже намеревался вернуться к себе, однако в этот момент на площадь на взмыленной лошади влетел офицер.
Спрыгнув с коня перед хозяином харчевни, он воскликнул:
— Я из лагеря генерала ла Файетта! Кто-нибудь из представителей национальной гвардии был здесь?
Хозяин харчевни показал пальцем в ту сторону, где только что скрылся экипаж.
— Здесь был какой-то майор, он только что уехал в экипаже.
Офицер яростно сверкнул глазами.
— Этот майор должен был скакать верхом, а не прохлаждаться в карете. Ладно, с ним мы еще разберемся. Где у вас располагается революционный комитет?
Хозяин харчевни повел офицера за собой.
— Ну-ка, дайте мне что-нибудь поесть, — повелительно сказал тот.
— Сию минуту, месье.
Офицер уселся за один стол с пассажирами почтового дилижанса, которые немедленно обратились к нему с вопросами о положении в Париже.
— Перед королевским дворцом Тюилрьи собралась большая толпа, — рассказывал он. — Но люди хотели только посмотреть на все, они ничего не трогали. Какая-то дама уселась прямо в покоях королевы и стала торговать вишнями. Генерал ла Файетт был поднят с постели и немедленно прибыл в Тюилрьи в сопровождении мэра Парижа гражданина Байи и председателя учредительного собрания гражданина де Богарне. Обнаружив, что король исчез, он приказал поднимать парижан набатом и пушечными выстрелами.
— Но ведь пушечные выстрелы — это знак боевой тревоги для батальонов национальной гвардии и солдат парижского гарнизона, — сказал господин де Ванделль.
— Именно так, месье. Сегодня к полудню под ружьем находилось уже семьдесят тысяч человек. Потом генерал ла Файетт продиктовал мне приказ, с которым были отправлены офицеры по всем главным дорогам.
— Продиктовал вам приказ? — переспросил мистер Пенн. — А вы служите у генерала ла Файетта?
— Да, я его адъютант. Простите, что забыл представиться. Луи де Ромеф.
— Приказ мы слыхали, — сказал Ретиф де ля Бретон, — а что было после этого?
— Из королевского дворца в Тюилрьи генерал ла Файетт отправился в ратушу. Там уже собралась целая толпа горожан. Они гроздьями повисли на уличных фонарях и памятниках. Это было ужасное зрелище. Я был рядом с генералом и видел, что разъяренные парижане были готовы на все. В какой-то момент они так рассвирепели, что даже попытались вздернуть на фонаре командира батальона дворцовой стражи герцога д'0мона. Только благодаря помощи генерала ла Файетта его не повесили. В этой обстановке только главнокомандующий национальной гвардии не терял самообладания. Толпа так рассвирепела, что была готова вздернуть даже генерала ла Файетта, но он нашел в себе силы шутить. Он закричал: «В конце концов, каждый гражданин выиграл двадцать су ренты от отмены цивильного листа». Но и этим не удалось успокоить горожан. Они отправились к обществу друзей конституции, требуя выявить виновных в побеге короля и наказать их. Тогда генерал ла Файетт сказал: «Если вы считаете, что для блага Франции нужно арестовать короля, то я лично на себя беру эту ответственность». Но генерал ла Файетт не говорил о том, что король бежал. Он сказал, что семейство Людовика XVI было похищено против воли короля.
К столу подошел кучер почтовой кареты. — Господа, дилижанс готов к отъезду. Я прошу всех кто собирается продолжить путь, занять свои места.
Но пассажиры дилижанса не спешили подниматься со своих мест.
— Да, идея о похищении короля и его семейства, выдвинутая генералом ла Файеттом, была очень умным ходом, — резюмировал Ретиф.
— Но почему он так сказал? — недоумевал господин де Ванделль.
— Я думаю, что генерал ла Файетт хотел предотвратить столкновения различных политических партий. Это был единственно верный ход.
В сопровождении Жакоба и Мари-Мадлен, Констанция вышла во двор. Лицо ее было припухшим и заплаканным, глаза покраснели от слез, однако она уже взяла себя в руки. Увидев офицера, сидевшего за столом с ее спутниками, она замерла.
— Это же господин Луи де Ромеф, адъютант генерала ла Файетта, — встревоженно сказала она. — Боже мой, сколько же офицеров следует за королем.
Раздался звук почтового рожка, и пассажиры стали медленно подниматься со своих мест. Итальянская певица, жена пожилого судьи, недовольно протянула:
— О, опять этот дилижанс. Какая пытка ехать в одной карете с людьми, которые все время разговаривают о революции. Лучше я сяду рядом с кучером.
Ее муж поморщился.