Констанция. Книга шестая - Бенцони Жюльетта. Страница 2

Агнесса бросилась к судебному исполнителю.

— Но как он может заплатить, если у него нет постоянного источника дохода?

Судебный исполнитель бросил последний взгляд на убогое жилище Николя Ретиф де ля Бретона. Взгляд его задержался на изящной фигуре девушки в платье с расстегнутой на груди шнуровкой.

— Хм, — пробормотал он, — как бы то ни было, мадам, закон есть закон, и я обязан его исполнять. То, что у вашего мужа нет постоянного источника доходов, увы, не идет ему на пользу. Интересно, а как с этим сочетаются четыре сотни женщин, которые были у вашего мужа?.. Четыреста женщин, — повторил он, — и не уметь держать даже одну…

Агнесса вспыльчиво взмахнула руками.

— Ну, конечно, месье, можете быть спокойны — с вами этого никогда не произойдет.

Судебный исполнитель вместе со своим помощником вышел на улицу, где его уже дожидался полицейский. Уже закрывая за ними дверь, Агнесса услышала:

— Мадам, будьте завтра утром дома. За вашими вещами приедет судебная карета.

Тем временем человек, о котором шла речь, Николя Ретиф де ля Бретон, уже немолодой мужчина с покрытым сеточкой морщин лицом, но еще живой и энергичный, подобно юноше, медленно шагал по залитой мраком улице где-то в районе улицы Согласия. Не горел ни один фонарь, мостовая была пуста. На Бретоне была круглая широкополая шляпа, делавшая его похожим на священника, почти такой же, как ряса кюре, длинный плащ и сапоги со стальными подковами.

Ретиф де ля Бретон задумчиво брел по мостовой, не замечая, как подбитые железом сапоги высекают из камней, покрытых многолетней плесенью, искры.

Живописатель парижских трущоб и обличитель общественных язв что-то негромко распевал про себя, заложив руки за спину. Возле одного из домов было чуть-чуть светлее, чем в остальных местах. Именно здесь Ретиф де ля Бретон почувствовал, как чья-то рука схватила его за полу плаща.

— Что такое? — непонимающе пробормотал он и в следующее мгновение увидел протянутую к нему руку нищего.

— Помилосердствуйте, помилосердствуйте, — жалобно затянул тот.

Де ля Бретон прищурил глаза и смог разглядеть при тусклом свете, падавшем с соседнего окна, безногого калеку на деревянной тележке.

— Подайте несчастному, который лишился всего, — продолжал канючить калека, вытянув руку к Ретиф де ля Бретону. — Добрый господин, не забывайте ближнего.

Писатель усмехнулся.

— Я бы тоже мог оказаться на вашем месте, — снисходительно сказал он, протягивая ладонь несчастному. — Давайте пожмем друг другу руки.

Калека оторопело посмотрел на стареющего господина, который продолжил:

— Разрешите представиться — Николя Ретиф де ля Бретон.

Безногий нищий уныло протянул:

— А меня зовут Карако.

— Очень приятно было познакомиться, Карако, счастливого пути.

Пожав грязную ладонь нищего, Ретиф де ля Бретон медленно зашагал дальше. Вокруг стояла непривычная для парижских улиц того времени тишина, в которой гулко раздавались лишь шаги Ретифа де ля Бретона и шум колес тележки, на которой ехал безногий инвалид.

Неожиданно в ночной тишине писатель услышал доносившийся откуда-то женский голос:

— Эй, вы!

Он остановился у грязной закопченной каменной стены и принялся оглядываться по сторонам, недоумевая — кто мог его позвать. Спустя несколько мгновений голос повторился снова:

— Эй, вы! Я к вам обращаюсь!

Наконец-то Ретиф де ля Бретон понял, что это было. В освещенном несколькими свечами окне второго этажа здания напротив он увидел женскую фигуру в ярко-желтом платье с сильно напудренным лицом, скрывавшем ранние морщины. Ретиф де ля Бретон улыбнулся.

— А, вот вы где! — из его уст вырвалось радостное восклицание.

С точно такой же радостью воскликнула женщина.

— Это ты, сова? Что ты делаешь здесь в столь поздний час?

Весьма откровенный вырез платья, едва прикрывавшего пышную белую грудь женщины не оставлял сомнений в том, чем она зарабатывает на жизнь. Ретиф де ля Бретон стоял возле маленького дешевого публичного дома.

— О, прекрасная Фаустина! — церемонно воскликнул он и раскланялся, придерживая руками полы плаща. — Как я рад вас видеть! Какая радость!

Хозяйка публичного дома широко улыбалась.

— А я и не узнала сразу твои шаги. Видно, ты постарел, Николя.

Ретиф де ля Бретон развел руками.

— Наверное…

— Как твои дела? — поинтересовалась Фаустина. Ретиф де ля Бретон пожал плечами. Улыбка на его лице стала какой-то кислой.

— По-моему, плоховато, — без особого энтузиазма ответил он. Фаустина понимающе кивнула головой.

— Ну что ж, может быть, зайдешь ко мне? Честно признаться, мы так давно не виделись, что я уже успела соскучиться по тебе.

На сей раз Ретиф де ля Бретон не скрывал своей радости.

— Ну, конечно, конечно, дорогая Фаустина, обязательно зайду.

Он показал рукой куда-то вверх по улице.

— Я был тут совсем недалеко, в кофейне месье Манори и сразу же подумал о тебе. Однако честно признаюсь, не ожидал вот так сразу увидеть тебя здесь.

Фаустина снисходительно посмотрела на писателя.

— Я всегда обожала твою удивительную способность ко лжи. Ты можешь вывернуться из любой ситуации.

Польщенный Ретиф де ля Бретон смотрел на Фаустину ясными чистыми глазами, словно говорившими — ну, конечно, я вру, но от этого наша встреча для меня не менее приятна.

— Признайся, — с легким укором продолжила Фаустина, — что ты совсем не думал обо мне. Ретиф де ля Бретон развел руками. — Да, это правда. Я оказался здесь совершенно случайно. Но когда ты позвала, то я сразу же подумал тебе, клянусь богом.

Последние слова он произнес с такой комической серьезностью, что Фаустина не выдержала и расхохоталась.

— Ну, хорошо, — сказала она, — я охотно верю тебе. Если ты рад меня видеть, тогда поскорее поднимайся наверх. Я хочу показать тебе кое-кого, она у меня новенькая.

Ретиф де ля Бретон в нерешительности топтался под окнами публичного дома.

— Нет, дорогая. Я не могу, — с сожалением произнес дн, — мне нужно идти к себе, на улицу Дофине. Сегодня ночью я собираюсь долго работать. К тому же, уже слишком поздно.

Фаустина сочувственно покачала головой.

— Да, это, наверное, действительно, очень важная и срочная работа. Что еще я могу подумать в таком случае? Ты, мой преданный и верный Николя, который приходит ко мне уже много лет, отказываешься познакомиться с маленькой хорошенькой девочкой в шелковых чулочках и с розовыми пяточками.

В глазах Ретифа де ля Бретона сверкнули искры похоти, а на лице появилась блуждающая улыбка.

— С розовенькими пяточками? — облизываясь, как кот, повторил он. — Фаустина, ты можешь уговорить заняться этим даже мертвеца. Я немедленно иду наверх.

Придерживая на ходу полы плаща, писатель торопливо направился к зиявшему, словно мрачная глазница, дверному проему и зашагал на второй этаж по холодной скользкой каменной лестнице.

Публичный дом госпожи Фаустины представлял собой не слишком большой и не слишком хорошо меблированный зал, освещенный не слишком большим количеством свечей. Однако на стенах здесь висело несколько больших зеркал в хороших деревянных рамах, а в самом конце комнаты находился просторный будуар, прикрыли полупрозрачной занавеской.

— Заходи, Николя, — приветствовала де ла Бретона Фаустина. — Сейчас я покажу тебе кое-что интересное.

Гладкая белая кожа светилась в пилумраке каким-то таинственным светом, от которого мужчине стало не по себе. Широко раскрытыми глазами он воззрился на девушку с огненно-рыжими волосами, которая, услышав позади себя шаги, повернулась к Ретифу де ля Бретон.

В руке у нее был веер, которым она медленно помахивала вокруг милого, почти детского личика.

— Ну как, нравится? — спросила Фаустина, отступая на шаг в сторону.

Ретиф де ля Бретон еще несколько мгновений хлопал глазами, а затем, прижав шляпу к груди, горячо заговорил.

— О, счастье глаз моих. О, экстаз души. Ты являешься неоспоримым доказательством существования господа Бога.