Жестокость и воля - Зверев Сергей Иванович. Страница 45

Вот и сейчас он достал из холодильника и аккуратно разложил на широком кухонном столе маленькие в пупырышках огурчики, сочные ярко-красные помидоры. Положил размораживаться мясо и рыбу.

Придирчиво отобрав среди кухонных ножей самый острый, Никита Долгушин начал готовить ужин, когда в дверь внезапно позвонили.

Долгушин почувствовал, как сердце его екнуло. «Интересно, кто это может быть? — подумал он. — Неужели?.. Нет, нет, я ошибаюсь. Я пытаюсь обмануть себя, лишь бы облегчить свои страдания. После того, что я ему сегодня наговорил, он не стал бы даже звонить. А вдруг? Вдруг ему стало стыдно, и он решил извиниться передо мной?»

Пока Никита Долгушин терзался сомнениями, в дверь снова позвонили. Словно опомнившись, он воскликнул:

— Да, да, иду!

Он направился в прихожую, даже забыв положить на стол кухонный нож. Возле двери Долгушин на всякий случай остановился и выглянул в глазок.

На лестничной площадке стоял молодой мужчина в костюме и галстуке. Лицо его просматривалось плохо. Единственное, что Долгушин успел разглядеть как следует, — короткая стрижка на голове.

Не снимая цепочки, Долгушин открыл дверь. Не то чтобы он боялся незваных гостей, но меры предосторожности старался соблюдать.

Молодой человек оказался очень высоким и крепким. Его отлично развитую мускулатуру не мог скрыть даже костюм. Правда, лицо незнакомца Долгушину показалось грубоватым, топорно скроенным.

Впрочем, Владимиру Андреевичу Мокроусову, или Володеньке, как любил нежно называть его Никита Долгушин, такой типаж мог бы и понравиться. На Западе их называют «мачо».

— Я вас слушаю, — сказал Долгушин, с некоторой опаской оглядывая гостя.

Тот неожиданно улыбнулся, продемонстрировав два ровных ряда здоровых крепких зубов. Улыбка несколько скрашивала его несимпатичное в общем лицо.

— Это вы Никита Григорьевич? — спросил он низким голосом, вполне подходившим к его внешности.

— А в чем дело?

— Не пугайтесь, меня прислал Владимир Андреевич.

Напряженное лицо Долгушина мгновенно расслабилось. Он сразу же заморгал глазами и виновато улыбнулся.

— Вы от Мокроусова?

— Именно.

— А что случилось?

— Вы позволите войти? Очень неудобно разговаривать на лестнице.

— Разумеется.

Долгушин сбросил цепочку, распахнул дверь, впустил в комнату широкоплечего посланца. Тот вошел в прихожую, заметно прихрамывая на одну ногу.

Заперев за ним дверь, Долгушин так и остался стоять в своем синем халате, шлепанцах на босу ногу и с длинным кухонным ножом в руке. Молодой человек вопросительно посмотрел на нож.

— Ах, извините, — рассмеялся Долгушин, — я только-только намеревался приготовить себе ужин. Вы пришли так неожиданно и застали меня в неприглядном виде, — кокетливо захихикал Никита. — Простите, могу я узнать, кто вы?

— Я с сегодняшнего дня работаю в центре. В службе охраны, — пояснил молодой человек. — Моя фамилия Ефремов.

— Вон оно что, — понимающе кивнул Долгушин. — И, значит, вас прислал сам Владимир Андреевич?

— Да.

— Простите за еще один нескромный вопрос. Вы, кажется, хромаете?

— Ерунда, бандитская пуля. Долгушин неестественно звонко рассмеялся.

— Да, да, понимаю, вы шутите. Так в чем дело? Что хотел передать Владимир Андреевич?

Молодой человек поверх головы Долгушина беглым взглядом осмотрел квартиру и рассеянно сказал:

— Он просил передать свои извинения.

Как замечательно! Эти слова легли бальзамом на сердце Никиты Долгушина. От восторга он бы захлопал в ладоши, если бы не кухонный нож.

— Вы знаете, — засуетился он, — это просто замечательно, это великолепно. Я сейчас ему позвоню. Он у себя в кабинете, да? Наверное, он не мог пересилить себя и позвонить мне первым.

Едва он потянулся рукой к телефону, висевшему на стене в прихожей, как молодой человек молниеносным движением вывернул ему за спину руку, вырвал из нее нож и швырнул Долгушина о стену. От боли Никита едва не потерял сознание.

— Что вы делаете? — простонал он. — Я не понимаю.

Молодой человек, в одной руке держа нож, другой распахнул наугад первую же дверь рядом с прихожей. Это оказалась ванная комната. Он схватил трясущегося от ужаса Никиту за отвороты халата и швырнул его в ванну.

— Что вы делаете? Не на…

Огромная пятерня зажала ему рот. Ярко-красные капли крови брызнули на кафельную стену…

Глава 19

Чернявый замер, с ненавистью глядя на человека, уверенно ворвавшегося в комнату с пистолетом в руке. Еще один остался в прихожей, внимательно наблюдая за вырубленным отбойщиком, третий держал на прицеле Болта.

— Значит, решил самолично меня навестить, Вахид? — медленно проговорил Чернявый.

Вообще-то его гостя звали Вахидом Джамоевичем Михтиевым.

Но едва ли в Запрудном нашелся хотя бы один человек, который об этом знал — за исключением, конечно, людей из его окружения, но и они называли его просто по имени. Вахид говорил по-русски правильно, но иногда намеренно демонстрировал сильный акцент.

Вот и сейчас он широко улыбнулся и развел руки в стороны.

— Хател на тебя пасматреть, дарагой.

Стоило Чернявому сделать едва заметное движение рукой, как Вахид тут же навел на него ствол.

— Не дергайся, дарагой, а то мозги по стенке поплывут.

Не поворачивая головы, он бросил через плечо своему подчиненному:

— Аладдин, проверь, что там у него под подушкой.

Молодой азербайджанец с пистолетом прошел в комнату, остановился возле Чернявого, сунул оружие за пояс и пошарил рукой под подушкой. На его лице появилась злорадная улыбка, когда он вытащил и продемонстрировал Вахиду пистолет «ТТ».

— Ай, как нехарашо, — притворно сокрушаясь, сказал Вахид. — Я к тебе со всей душой, а ты камень за пазухой прячешь.

— Чего ж ты волыну из рук не выпускаешь? — угрюмо произнес Чернявый.

Вахид тут же убрал пистолет, сунув его в подмышечную кобуру, спрятанную под легкой летней курткой.

— Вот теперь можно и поговорить. Аладдин, в этом свинарнике есть хоть один стул?

Боец, изъявший оружие у Чернявого, тут же метнулся на кухню.

Спустя мгновение оттуда донесся звук удара и грохот падающего на пол тела. Потом Аладдин вернулся со стулом в руке.

— Ты что там делал? — мягко спросил его Вахид, усаживаясь возле кровати.

— Дал ему пушкой по черепу, — спокойно ответил азербайджанец.

— Зачем?

— Пусть Икмет отдохнет.

— Посиди на кухне.

Чернявый облизнул пересохшие губы. Встреча с лидером противоборствующей группировки не сулила для него ничего хорошего.

И как это он так лопухнулся? И волына была под рукой, и орехов в ней навалом. А все этот урод Михута — спрячь, спрячь. Нет, нельзя терять ни секунды, если хочешь остаться в живых.

Чернявый одним прыжком соскочил с кровати и бросился на Вахида.

Они упали вместе со стулом и покатились по полу, вцепившись друг в друга.

В общем, Чернявый поступил правильно. Он мог рассчитывать на что-то, только оставшись с Вахидом наедине, пока два других азербайджанца находились за стеной.

Но ему не повезло. Он не дотянулся до пистолета сразу и в борьбе с противником потерял драгоценное время. Аладдин успел вбежать в комнату и несколько раз ударить Чернявого по почкам.

Наглотавшийся таблеток главарь братков не сразу почувствовал боль. Его продолжали бить, а он упрямо тянулся к оружию Вахида.

Наконец страшный удар рукояткой пистолета обрушился ему на голову. Он обмяк и затих.

… Очнувшись, Чернявый увидел перед собой серый, в разводах потолок. Голова страшно болела, и он попытался нащупать ушибленное место.

Однако ему не удалось этого сделать. Он лежал на кровати с вытянутыми вдоль тела руками, крепко обмотанный и связанный простыней. Ноги тоже оказались связанными.

Рядом на стуле сидел ухмыляющийся Вахид, держа в одной руке дымящуюся сигарету.