Жестокость и воля - Зверев Сергей Иванович. Страница 50

Как бы то ни было, обещания своего он так и не исполнил. И Панфилов каждое утро как оглашенный вскакивал с постели, хватал трубку назойливо звенящего телефонного аппарата. Слава Богу, хоть бежать никуда не приходилось — аппарат стоял возле кровати.

— Алло, — сонно пробормотал он.

— Доброе утро, Константин Петрович, — послышался чуточку обиженный голос Жанны Макарычевой.

— Ты чего звонишь в такую рань?

— Мне Виктор Сергеевич велел вас разбудить. И потом уже совершенно не рано, десять часов утра.

— Ну да?

Константин протер глаза, протянул руку в сторону, нащупал часы, лежавшие на столике рядом с телефоном, и взглянул на циферблат.

Точно — пять минут одиннадцатого. Когда же он вчера вернулся из Москвы? В четыре? В пять? Уже наступали утренние сумерки.

— Что случилось?

— Ничего особенного, если только не считать, что я не видела вас уже целую вечность.

— Жанна, прошу тебя, — взмолился Панфилов, — хоть по телефону об этом не надо. У меня и так башка трещит.

— Вы что, выпивали? — в голосе Жанны слышалось такое изумление, будто она поймала своего шефа за отправлением естественных надобностей в собственном кабинете.

— Я не пил, просто поздно приехал из Москвы. Точнее, рано.

— Вы говорите какими-то загадками, Константин Петрович. Я вас не понимаю.

— Что с делами?

Ее словоизлияния пришлось прервать, иначе они обернулись бы очередным бесплодным выяснением отношений.

— Все в порядке. Главный бухгалтер зарылся в бумагах. Приезжали какие-то люди из… В общем, не помню, с Урала. Говорили, что у них есть полиэтилен в гранулах. Я их отправила к Виктору Сергеевичу.

— Молодец.

— Ресторан опять закрыли. Приходила проверка из отдела торговли, сказали, что у нас не все бумаги оформлены.

— Черт с ним, потом разберусь.

— Звонил какой-то человек из Москвы. Очень подробно интересовался вами.

— Что за человек? Чего он хотел?

— Не знаю. Сказал, что когда-то служил в армии вместе с Костей Панфиловым. А потом как-то случайно узнал про наш кооператив и решил, что вы и есть тот самый Костя. Я ему предложила перезвонить через недельку, числа двадцать пятого. Я правильно сделала? — с опаской в голосе спросила она.

— Правильно. Кому надо — найдут.

— Еще звонил ваш друг Трубачев, просил срочно зайти.

— Понял. Спасибо, Жанна. Ты самая симпатичная секретарша на свете. За мной шоколадка и шампанское.

Он уже собирался положить трубку, когда Жанна воскликнула:

— Константин Петрович, подождите. — Что?

— Еще вчера звонил какой-то лейтенант. Одну секундочку, я сейчас посмотрю. Он специально просил записать. Да, лейтенант Стрельцов из областной госавтоинспекции. Он сказал, что машина готова и стоит у них в гараже. Оставил адрес гаража и телефон дежурного. Вы запишете?

— Диктуй.

Он положил трубку, кряхтя и разминаясь, встал с постели, занялся обычными утренними делами. Кипящий чайник на кухне напомнил ему вчерашний вечер у Татьяны, Танечки. Про себя он называл ее именно так — Танечка.

Накануне вечером она проводила его до машины и даже обещала приглядывать за Игнатом. О том, что его брат находится в «Центре протезирования и реабилитации», Панфилов сказал ей в лифте, когда они спускались вниз. Кстати, она была уверена в том, что у Игната есть все шансы вернуться к нормальной жизни. Мокроусов — хирург очень высокой квалификации и многих уже поставил на ноги.

Прощаясь, он еще раз поцеловал ее ладонь и пообещал вскоре приехать снова.

Чайник закипел. Константин заварил кофе, с наслаждением выпил чашку, выкурил сигарету и отправился на Железнодорожную к Василию Трубачеву.

В подвале еще виднелись следы пожара. Спустившись по грязной закопченной лестнице, Константин столкнулся в коридоре с двумя крепкими парнями, тащившими носилки, нагруженные обгорелыми головешками.

Василий по обыкновению сидел в своей комнате возле пишущей машинки.

— Здорово, бумажная душа, — приветствовал его Панфилов, — скоро сможешь работать секретаршей.,

Они пожали друг другу руки.

— Кто это у тебя там? — Константин кивнул головой в сторону соседней комнаты.

— Мои бойцы, — ответил Василий. — Там пол сгорел, пришлось снимать.

— Да плюнь ты на это дело, — посоветовал Панфилов, — тебе все равно переезжать.

— Я же не могу оставить тут такой сральник, — засмеялся Трубачев, — и потом, еще неизвестно, когда я перееду. Сейчас опять надо все бумаги переоформлять, в Москву мотаться.

— Что же ты мне не сказал? У меня ведь там брат в больнице, съездили бы вместе.

— В следующий раз обязательно поедем, — пообещал Василий. — Я вот что тебе хотел рассказать. Вчера был в столице. Ехал я, как ты понимаешь, рейсовым автобусом. Ладно, не смотри на меня так, будто я у тебя последний кусок хлеба в голодуху украл. Сел, как положено, на автостанции, забрался на своих костылях внутрь, занял место возле окна. На выезде из города смотрю, выворачивает с моей стороны из какого-то переулка процессия. Автобус такой маленький… ну, знаешь «пазик».

— Понятно, «пазик». Что дальше?

— Необычный такой «пазик», желтый с черной полосой посередине. Надпись я уже потом смог разглядеть. Она гласила; «Комбинат ритуальных услуг».

— Понятно, — кивнул Константин, — обыкновенное похоронное заведение. Гробы, венки, перевозка на кладбище.

— Вот-вот, точно. Внутри сидят несколько человек, а сзади гроб стоит. Все как положено. Красным материалом обит, по бокам венки.

— Ага, родственники плачут, старушка платочком слезы вытирает… — чуть насмешливо продолжил Панфилов.

— Ни хрена, — прервал его Василий. — В том-то и дело, не видел я там никаких плачущих родственников. Возможно, они и были, не знаю, паспорт у них не спрашивал. Но только не похоже.

— Что значит — не похоже?

— Да все как на подбор здоровые молодые мужики, вроде тебя. Человек пять или шесть их там находилось. Одеты все строго, ничего не могу сказать. Костюмчики там, при галстуках… Глянул я на них, удивился, конечно. Но не это главное. Сзади за автобусом две машины ехали, черные

«Волги». Стекла у них темные, непрозрачные, даже не знаю, как это называется.

— Тонированные, — подсказал Панфилов.

— Точно. Но день-то вчера выдался жаркий, август, одним словом. В одной «Волге» стекла сзади были опущены. И вот проезжают они мимо меня, и кого, ты думаешь, я там вижу?

— Папу римского.

— А, тебе все шуточки, — махнул рукой Василий.

Он вдруг полез в карман, достал свою традиционную «Приму» и закурил, окутав Константина клубами ядовитого дыма.

— Не томи ты, — разгоняя перед собой дым, сказал Константин.

— Я там видел нашего общего знакомого Матвея. И еще одного человека, которого мы с тобой, ох, как хорошо знаем, — капитана Елизарова. То есть он уже вроде не капитан, а подполковник, но это неважно.

— Не может быть, — не поверил Константин.

— Ей-Богу.

— Ты точно его видел? Хорошо разглядел?

— Я чуть из окна автобуса не выпал, когда они мимо меня проехали.

— Нет, что-то не верится. Как ты мог их разглядеть? Ну проехали мимо, ну лица показались знакомыми. Ты же сам говорил, что стекла в машине были тонированные.

— Я тебе клянусь — видел Елизарова, как тебя сейчас.

Константин медленно покачал головой.

— Везде тебе Елизаров мерещится. Видно, хорошо он нас в армии отдрючил, что ты до сих пор его забыть не можешь.

— Конечно, — убежденно сказал Трубачсв. — Я до гробовой доски не забуду, как он меня по двести раз отжиматься заставлял. Вон, смотри, какие мозоли на руках до сих пор, — он повертел перед носом свой громадный кулачище. — А как лупил нас ногами, помнишь? Приучал боль терпеть. А ребра как считал? Я потом по нескольку дней дышать нормально не мог.

— Помню, помню, — улыбаясь, сказал Панфилов. — Если бы не капитан, херова-то нам в Афгане пришлось бы.

— Кто ж спорит. Я против него ничего не имею. Я против Матвея имею.