Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Звонок-Сантандер Ирина. Страница 20

Домитилла испуганно подняла взгляд и увидела Калигулу. Час был ранний. Люди спешили по делам, не обращая внимания на весталку и юношу в тунике несовершеннолетнего.

— Нет, — сдавленно шепнула она. — Эту ночь я проведу в храме. Подошла моя очередь охранять священный огонь.

— Значит, я приду туда.

— Мужчинам не позволено входить в храм Весты, — Домитилла изо всех сил старалась казаться строгой и непреклонной. А жаждущее любви сердце молило: «Приходи, приходи!…»

Избегая взгляда Калигулы, девушка поднялась и, огибая прохожих, направилась к храму. Поспешное удаление Домитиллы напоминало бегство. Но ведь от себя не убежишь!

Гай усмехнулся: «Она — моя! Она жаждет меня, точно так же, как я — её!»

«Как пробраться в храм Весты, оставаясь незамеченным? — размышлял Калигула, проталкиваясь сквозь толпу к Форуму Августа. — Некогда патриций Публий Клодий, переодевшись женщиной, проник на запретный мужчинам праздник Доброй богини. Томился желанием увидеть жену Юлия Цезаря во время священнодействия. Его узнали и судили за оскорбление святыни. Цезарь развёлся с женой. Клодий отправился в изгнание. Отделался сравнительно легко, ведь его возлюбленная Помпея не была весталкой. Соблазнивший жрицу Весты приговаривается к смерти!»

Странно, но эти размышления не пугали Калигулу. Наоборот, придавали мечтам о Домитилле особую остроту. Юноше страстно хотелось бросить вызов опасности — и победить!

Калигула напряжённо раздумывал. В голове постепенно складывался план.

Привычный шум римской улицы возрастал, становился всепоглощающим. До ушей Калигулы донеслись мелодичные звуки кифары и взрывы хохота. Юноша мгновенно забыл о Домитилле. Умело работая локтями, он протолкался в середину толпы, запрудившей улицу. Люди почтительно расступались перед ним, пропускали вперёд. Узнавали сына славного Германика.

Толпу вокруг себя собрал бродячий певец. Невысокий, худощавый, с пронзительно живыми чёрными глазами, он был одет в рваный коричневый плащ греческого покроя. Рядом с певцом, в дорожной пыли, валялся темно-красный фригийский колпак, свидетельствующий о том, что его владелец — вольноотпущенник. Две-три монеты тускло блестели на дне колпака.

— Слепой Гомер воспел Одиссея, — мягким звучным голосом приговаривал комедиант. — Вергилий восславил Энея, бежавшего из Трои. Я же, в меру отпущенных мне Аполлоном способностей, спою о Тиберии, правящем ныне.

И, подыгрывая на кифаре, запел речитативом, намеренно гнусавя:

Римляне откровенно хохотали, потешаясь. Ассы и сестерции щедро сыпались в колпак. Калигула смеялся вместе со всеми. «Как все ненавидят Тиберия!» — злорадно думал он. И радовался оттого, что мнение толпы о императоре оказалось схожим с его собственным мнением.

Занятное зрелище длилось недолго. К нарушителю спокойствия уже спешил отряд преторианцев. Толпа быстро рассеялась. Автор «Тибериады» поспешно подхватил приятно звенящий колпак и бросился наутёк, быстро мелькая грязными подошвами сандалий. Преторианцы, придерживая мечи, бежали за ним. Но шустрый комедиант уже скрылся из вида: многолюдная толпа бесследно поглотила певца и его старую, потрёпанную кифару.

Калигула, удовлетворённо улыбаясь, шёл дальше.

Остановился возле знакомого домика на Субуре. Так же, как и в прошлый раз, запах жареной свинины и хмельного пива призывно доносился из открытой двери. Юноша вошёл в таверну, ища взглядом русоволосую Галлу.

Хозяйка тоскливо вытирала со стола блевотину, оставленную вместе с платой очередными клиентами. Услышав звук шагов, подняла голову. Близоруко прищурилась и узнала Калигулу.

— Это ты, благородный Гай? — улыбнулась она. — Пришёл за продолжением?

— Дай мне твоё одеяние! — выпалил Калигула, приблизившись к женщине вплотную и обжигая её дыханием.

— Зачем? — изумилась Галла.

— Разве внук императора должен давать объяснения первой попавшейся шлюхе? — надменно проговорил юноша. — Что тебе за дело? Может, я хочу прогуляться по улицам Рима в женской одежде?!

— Твоя воля, Гай, — покорно склонила голову Галла, привычно проглотив обидные слова.

— Я приду к тебе с наступлением вечера. Приготовь к моему приходу тунику, покрывало и украшения, — отрывисто распорядился Калигула, вкладывая в руку Галлы несколько сестерциев.

— Как прикажешь, благородный Гай.

XVIII

Над Вечным городом зажигались звезды. Улицы опустели. Гремя вёдрами и крюками (на случай пожара), проходили по тёмным улицам преторианцы из особых когорт — охранники. Зажигали факелы и свечи, прикреплённые к стенам богатых домов и бедных инсул. Огонь быстро погасал. Его тушили порывы ветра, а порою — рука того, кто нуждался в темноте, чтобы остаться непойманным. И охранники, обойдя квартал, терпеливо возвращались и снова зажигали погасший факел. Какая трудная обязанность — следить за порядком на улицах ночного Рима!

Весталки уже покинули храм. Все, кроме двоих — Домитиллы и Целии. Священный огонь нельзя оставлять без примотра. Если он погаснет — несчастье обрушится на Рим. Поэтому жрицы по очереди остаются ночью в пустынном храме. Охраняют пламя, горящее у алтаря, перед статуей Весты — хранительницы домашнего очага.

Размеренно капала вода в клепсидре, отсчитывая время. Солнце закатилось час назад. Два часа… Три… Домитилла, странно оцепенев, смотрела на слепящее оранжевое пламя. Молила богиню, которой служила: «Пусть скорее окончится эта мучительная ночь!..» И сама не понимала: боится ли она прихода Калигулы или ждёт его. Растерянность, смятение чувств, тоскливое томление овладели ею.

— Посмотрю, все ли в порядке в храме, — прошептала Домитилла, удивившись, сколь хрипло прозвучал её голос. Целия согласно кивнула.

Домитилла медленно шла по пустынному храму. Огонь тихо потрескивал в медных светильниках на длинных ножках. Сладко пахло оливковым маслом.

Тяжёлая дубовая дверь была приоткрыта: может, какой-то несчастной женщине понадобится заступничество Весты. Домитилла устало прислонилась к холодному мрамору стены у самой двери. Боялась и, одновременно, томительно желала выглянуть наружу.

На площади Форума царила тишина. Отрывисто переговариваясь, прошёл ночной дозор. Охранники перегородили тяжёлыми гремящими цепями улицы и переулки, ведущие на Форум. Затем все стихло. Издалека донеслась чья-то ругань, многократно усиленная ночным безмолвием. И снова тишина.

Преторианцы не охраняют храм Весты — нет необходимости. Никогда злоумышленник не осмелится проникнуть в эту святыню. Страх перед могущественной богиней — наилучшая защита.

Только женщины могут беспрепятственно входить в храм. Веста — их богиня, их защитница и последняя надежда. Вот идёт одна римлянка, закутанная в тёмное покрывало, скрывшее лицо и фигуру. Приподняв тунику, поспешно переступает тяжёлую цепь и бежит по пустынной площади к храму. Одна из тех, кто, ища спасения от жестокого мужа, просит о защите мать Весту. Именно для таких двери храма остаются открытыми ночь напролёт.

Домитилла, заслышав быстрые шаги на мраморных ступенях, выглянула наружу. И облегчённо вздохнула, различив в темноте женскую фигуру.

— Что ищешь ты в ночное время у священного огня? — радушно улыбнулась весталка, пропуская незнакомку внутрь.

— Тебя! — неожиданно низким голосом ответила женщина и откинула покрывало.

Домитилла глухо вскрикнула, узнав Калигулу.

— Не кричи! — прошептал Гай, поспешно прикрывая весталке рот. — Ты погубишь нас.

Он настойчиво увлёк девушку во мрак, сгущающийся между коринфских колонн. Домитилла послушно шла за юношей, исступлённо глядя в его зеленые глаза. Калигула был смешон в женском одеянии. Дешёвая медная диадема, нелепо скособочившись, торчала в светло-рыжих волосах. Зрачки расширились, как у голодного кота, зачуявшего добычу. Но весталка не замечала недостатков Калигулы. Потому что любила!