Сармат. Кофе на крови - Звягинцев Александр Григорьевич. Страница 51

Записав услышанное, сержант опрометью выскакивает из радиорубки.

Загорелый полковник растерянно вертит в руках бумажный листок. Он беспомощно смотрит на такого же загорелого, мускулистого и подтянутого подполковника.

— Всю душу в клочья изорвал мне этот капитан Савелов, через каждый час в эфир выходит — вертушку требует и про ценный заморский груз толкует...

Подполковник раздвигает шторы, скрывающие карту участка советской границы с сопредельной стороной, и огорченно произносит:

— На вертушке мимо!.. Лопастям не за что ухватиться — высота четыре тысячи... А что Москва, товарищ полковник?..

— Москва! — вытирая пот, вздыхает тот. — Сначала: знать ничего не знаем, а через час, видно, кипеш на Лубянке, переполох... Звонят: спецгруппу к вам завтра высылаем, обеспечьте прием, найдите проводника в тот долбаный квадрат... Видать, и впрямь ценный груз у капитана Савелова.

— Странно! — тянет подполковник. — Уж очень во всю ивановскую кричит: я тут, на леднике, и груз при мне... У меня лично такое впечатление, что он «духов» на себя отвлекает... Здесь, мол, заморский груз, здесь, все ко мне!..

— Хрен его поймешь!.. — разводит руками полковник. — Не подсадная ли утка?.. Пошлем вертушку, а там ее «душки» цап-царап!..

— Не похоже! — качает головой подполковник. — А на Лубянке, говоришь, кипеш?..

— Еще какой! Давненько ничего подобного не было!

— Тут такое дело получается, Сергеевич! — после паузы произносит подполковник. — Пока московская спецгруппа прилетит и в тот квадрат доберется, в кочерыжку превратится наш капитан. Там, на леднике, сейчас градусов сорок-пятьдесят... Стало быть, их кипеш выйдет по нулям...

— Ты к чему это клонишь, разведка? — хмурится полковник. — Не могу я разрешить тебе идти на тот ледник... Ограниченный контингент, воюем там и всякое такое — оно нас не касается. Для нас, погранцов, сопредельное государство есть сопредельное, и шастать туда-сюда через его границу нам не положено.

— А если, так сказать, в порядке шефской помощи, а, Сергеевич?.. Сам говоришь: кипеш у них там...

— Запретили они нам, Сизов, встревать в их дела! — почти стонет Сергеевич. — Замполит, хорек вонючий, тут же командующему настучит, и полковника Захарчука под зад коленом из войск, а ему до пенсии каких-то семь месяцев!..

— Значит, так! — решительно перебивает его подполковник. — Я с семью-восемью парнями — старослужащими из разведбата — без твоего разрешения через час гружусь в вертушку и лечу как можно дальше в ту сторону... Хорошо, если бы нас выбросили вот здесь, у подножия ледника, — показывает он точку на карте. — А дальше уж мы как-нибудь сами — пехом... К завтрашнему полудню, думаю, если «духи» не помешают, пожмем мужественную руку капитана Савелова. А ты уж за нами вертушку пришли, куда и когда попросим. Лады, Сергеевич?

— Куда же на ночь глядя-то! — стонет Сергеевич. — И в охотку тебе?!

— Люди ведь там погибают, что поделаешь! — вглядываясь в карту, хмуро отзывается подполковник Сизов.

— Что я, не понимаю, что ли, что они погибают? — еще больше обливаясь потом, стонет полковник. Внезапно он вскакивает, и схватив свою зеленую фуражку, устремляется к выходу. — Я к вертушке медвежий жир вам подвезу!.. Ворвань, по-нашему, по-сибирскому, первое дело при обморожениях. Хотел выбросить, да подумал: ан, кому сгодится... Сами морды и руки смажьте и тех, что на леднике, если живыми застанете, сразу им разотрите...

Подполковник Сизов, одетый в кожаный летный шлем и меховую куртку, пожимает в УАЗе руку полковника Захарчука и упругим шагом направляется к строю также одетых в зимние куртки, ушанки и обутых в кирзачи, обливающихся потом солдат.

— Товарищ подполковник, добровольцы разведбата... — начинает рапортовать белобрысый старший сержант.

Подполковник взмахом руки прерывает рапорт.

— Ребята, до дембеля, как говорится, с гулькин нос — свое вы отпахали, так что я вас не неволю! — кричит он, стараясь перекрыть голосом свист вращающихся лопастей вертолета. — Как-никак, на сопредельную сторону идем, а не к теще на блины...

— Кайфа и вправду мало, батя, — отзывается кряжистый ефрейтор. — Но не салагам же из учебки туда соваться!..

— Значит, никто не хочет остаться?

— Нет! — в один голос откликается строй.

— Быть посему! — рубит воздух подполковник. — Проверить оружие, связь и обувь!

— Проверили...

— Стало быть, загружа-а-айсь!..

Солдаты по очереди ныряют в утробу вертолета, и тот, взмыв вверх, сразу берет курс на отвесные, окрашенные закатным солнцем крутояри сопредельной стороны.

— Что здесь происходит? — бросает полковнику Захарчуку, смотрящему вслед улетающему вертолету, подъехавший на черной «Волге» дородный полковник в парадном, с иголочки, мундире. — По чьему такому приказу без согласования с политотделом седьмой борт ушел на сопредельную сторону?

— По самому главному солдатскому приказу — по приказу совести, — не отрывая взгляда от улетающего в закат вертолета, через плечо бросает тот и, усмехнувшись, спрашивает: — Пионерам красные галстуки, говоришь, повязал, замполит?

— Что вы о красных галстуках? — раздраженно выпаливает тот. — Я вас про седьмой борт...

— И речь ребятишкам толкнул?

— Толкнул, толкнул...

— Тогда поезжай в штаб вонючку на меня строчить, поезжай, замполит!..

— Партизанщину в погранотряде развели и думаете, сойдет вам с рук! — взвивается тот.

— Ох, не сойдет! — вздыхает Захарчук. — Ты поезжай, стучи, а я буду у летунов, на связи с седьмым бортом.

Отвернувшись от замполита, он до рези в глазах вглядывается в закатные сполохи, в которых вот-вот растворится вертолет — маленький черный комарик на фоне величественных закатных хребтов, улетающий в их ночную, леденящую душу неизвестность...

Лежа под копной, Сарматов и американец сквозь щели в ограждении смотрят на раскрывающуюся красоту горной афганской реки, которая то бросает им в глаза отраженные водой снопы солнечного света, то внезапно открывает таинственные и тревожные повороты, скрывающие неизвестные опасности. Будет ли это низвергающийся в бездну водопад или, быть может, за следующей скалой затаились в зарослях «духи», держащие приближающийся плот под прицелом?..