Сармат. Любовник войны - Звягинцев Александр Григорьевич. Страница 8

Конь отбежал на некоторое расстояние и замер, косясь на уходящих людей фиолетовым глазом, не понимая, почему его бросили одного и где ему теперь искать своего хозяина. Затем подошел к самому краю пропасти и, глядя в глубину бездны, тоскливо заржал...

Все жарче припекало солнце, которое, казалось, решило выжечь дотла эту и без того негостеприимную землю. Качаясь, плыла под растоптанные башмаки бойцов потрескавшаяся от зноя, грозящая опасностью на каждом шагу афганская земля. Словно пророча беду и чуя скорую добычу, кружили над обессилевшими путниками зловещие черные грифы. Идущий впереди Бурлак вполголоса напевал знакомую песню:

За хребтом Гиндукуш обняла нас война,

Как шальная вдова, целовала в висок,

А на знойных отрогах, как наша вина,

Пробивалась трава сквозь горючий песок.

Пробивалась трава и чиста и горька,

Уносила в Россию тревожные сны.

Пробивалась трава и чиста и горька,

Чтоб пожарищем лечь под колеса войны.

Офицерский погон и солдатская честь

Привели нас в жестокий бой.

О судьбе нашей скорбная весть

К вам дойдет с той полынь-травой!..

— У русских такие... тревожные, тоскливые песни! — внимательно вслушиваясь в слова, заметил шагающий рядом с Сарматовым американец.

— Душа у нас такая тревожная! — отозвался тот. — Мы позже сытенькой Европы на арену мировой истории вышли — скурвиться, видно, еще не успели. Скифы мы! Азиаты, с раскосыми и жадными очами, как сказал один наш поэт.

— Надо же, как задели тебя мои слова!

— Командир! — раздался за их спинами голос Алана.

Сарматов резко повернулся и увидел Алана, который стоял и в изумлении смотрел на тронутое сполохами заката небо.

— Что ты туда уставился? — спросил майор.

— Гляди вперед командир, — показал Алан на горизонт. — Я вижу, как высоко над предгорьем, плывет современный многоэтажный город: по его улицам мчатся автомобили, у фонтана оживленно беседуют школьники с ранцами за спиной, к подъезду богатого дома подъезжает свадебный кортеж, а на углу стеклянного здания мальчуган чистит обувь солидному господину... Что это?

— Мираж! — пожал плечами американец.

— Похоже, это рай, в который угодил Абдулло! — засмеялся Бурлак.

— Эх... День бы так пожить! — с сожалением проронил Алан, по-прежнему зачарованно лупящий в небо глаза.

— Ой... — вдруг испуганно воскликнул он. — Я теперь вижу горящие дома, колонну танков и грузовиков.

— Блин, как всегда, все кончается войной! — сплюнул от досады Бурлак.

— Алан, а тебе этот рай ничего не напомнил? — спросил Сармат.

— На Бейрут смахивало, — неуверенно предположил тот.

— А как тебя там звали, полковник? — спросил Сарматов, испытывающе глядя на американца.

— А тебя? — не отводя взгляда, вопросом на вопрос ответил тот.

Ливан. Бейрут

6 октября 1986 года.

Рассветное небо обрушилось на спящий город ревом пикирующих «Фантомов», разрывами ракет и бомб. Разваливались, будто карточные домики, многоэтажки, погребая под собой сотни людей.

Те, кто успел спастись, обезумели от страха и бессмысленно метались среди пылающих и взрывающихся автомобилей, падающих горящих обломков и завалов из битого кирпича и бетона. А «Фантомы», словно хищные черные птицы, снова и снова неслись с неба на город на бреющем полете, и все превращалось в сплошной взрывающийся ад, скрывающий за завесами огня, дыма и пепла силящихся найти спасение людей.

У входа в бетонный бункер оглохший от взрывов стоял генерал Толмачев и орал в ухо такому же оглохшему Сарматову:

— Майор, еще два-три захода — и от палестинской базы головешки останутся!..

— Какого хрена они ее в жилые кварталы вперли?! — орал в ответ тот.

— "Слухачи" уверены, что какая-то сука вызывает огонь на себя! Наводит их!.. Бери своих архаровцев и прочеши квартал!..

— У меня семь бойцов осталось!

— Возьми к ним взвод «черных» — и ноги в руки! Давай, давай, Сармат, по-нашему, по-расейскому, чтоб ни одна тварь не ушла!

Мелькали горящие дома, автомобили, искаженные ужасом лица людей. Чердаки и подъезды, усыпанные битым стеклом, горящие квартиры и офисы. Летели навстречу бегущим людям длинные, затянутые дымом коридоры, бесконечные лестничные марши и площадки с обгорелыми трупами и с кричащими ранеными. А сквозь выбитые окна доносился вой атакующих «Фантомов», и многоэтажный дом содрогался от взрывов.

— Вперед, славяне, вперед! — крикнул Сарматов, увлекая за собой бойцов.

Те, ворвавшись на очередной этаж, рассыпались по коридорам и, ничего не обнаружив, помчались по лестнице выше. На предпоследнем этаже внезапно из задымленного коридора захлестали пулеметные очереди, уложив на мраморный пол троих палестинцев и задев по касательной бок Вани Бурлака. Сашка Силин в падении разрядил прямо во вспышки пулеметных стволов гранатомет РПГ. И все сразу кинулись туда, пока пулеметчики не успели прийти в себя от взрыва.

Коридор закончился лифтовой площадкой, на которой корчились в предсмертных муках двое, еще один, оставляя кровавый след, полз по лестнице вверх. Увидев подбегающих, он вскинул автомат, но очередь одного из палестинцев опередила его...

Вбежав на следующий этаж, Сарматов повесил на ствол автомата каску и высунул «муляж» из-за угла коридора. В тот же миг раздались очереди, и каска с грохотом покатилась по мраморному полу.

— Хаутов! — крикнул Сарматов Алану. — Отрезай их от чердака, а я погуляю...

— Есть! — ответил тот и скрылся с десятком палестинцев в чердачном проеме.

Под ногами Сарматова, крадущегося по узкому наружному карнизу, разверзлась панорама горящего, кричащего от боли и ужаса города. Совсем близко пронеслась тройка «Фантомов», и внизу снова прогрохотали взрывы. Тугая взрывная волна едва не сорвала майора с карниза, но он успел прижаться спиной к раскачивающейся, грозящей рухнуть стене.

Карниз выходил на площадку, больше похожую на сад, заставленный огромными кадками с растущими в них деревьями. Перемахнув через парапет, Сарматов пополз между ними...

Обнаружив двух вооруженных людей, он затаился и стал наблюдать за ними.

Вероятно, увидев что-то интересное, один из них громко позвал товарища и, не дожидаясь, когда он подойдет, свесил голову с парапета. Не успел тот сделать и нескольких шагов, как в его горло воткнулся нож, брошенный Сарматовым... Подойдя к смотрящему с парапета, майор положил руку на его плечо, и когда тот повернулся, он увидел перед собой незнакомого человека в палестинской форме. Выхватив из его рукава гранату, он дернул за чеку. Так, с гранатой в руке, незнакомец перелетел через парапет и скрылся в горящем пекле улицы...

У конца чердачного марша Сарматов наткнулся на Бурлака и Силина.

— Хаутов всех вытурил с чердака на крышу, — сообщил Бурлак, зажимая рукой окровавленный бок. — Нас к тебе послал на всякий случай...

— На крышу еще выходы есть? — спросил Сарматов.

— Есть, но все они блокированы «черными» и нашими мужиками! — ответил Силин.

— Ну, тогда пойдем доигрывать «Вальс Мендельсона»! — усмехнулся Сарматов и решительно шагнул в проем чердака.

Оглядевшись среди горящих чердачных перекрытий, он подошел к вентиляционной шахте и, осмотрев ее, обратился к Силину:

— Громыхала, дай пару громыхалок!..

Тот протянул две лимонки.

— Укройтесь, мужики! — приказал Сарматов и, подождав, пока они скроются за дверным проемом, бросил к стене шахты гранату.

Ее взрывом из стены вырвало кусок, в образовавшемся проеме стала видна ведущая вверх металлическая лестница.

— Как громыхнет на крыше, так сразу выскакивайте! — приказал Сарматов бойцам и первым полез по лестнице вверх.

На крыше, укрывшись за бетонным кубом лифтовой шахты, топтались трое с «узи». Они держали под прицелом чердачные выходы. Но Сарматов появился на выходе из вентиляционного люка за их спинами.