Самсон Назорей - Жаботинский Владимир Евгеньевич. Страница 37

«Хороший человек, нам бы такого», — подумал Иорам из Текоа, когда Самсон кончил и никто еще не собрался отвечать.

Он же, Иорам, и заговорил первый.

— Подумал ли ты, — спросил он, — о разнице в вооружении? Каждый воин у них выходит на битву с двумя мечами, кроме копья и щита. Конечно, ты предлагаешь с самого начала забрать у них арсеналы и кузнецов. Но главные склады у них не в пограничных селениях, ибо филистимляне осторожны, а в пяти столицах. Как добраться до столиц? И что будут ковать те кузнецы, даже когда мы их уведем к себе и заставим работать? В наших землях меди не хватит на одну тысячу, а железа на десять десятков.

— Посмотри кругом, — сказал Самсон. — От Сихемадо Эйн-Геди, все это склад оружия, которое бьет дальше меча и даже копья. Это — камень. За два месяца до похода пошлите рабов и туземцев колоть каменный щебень. А Филистия — глина да песок; метать они умеют, я сам это видел, да нечего метать. И их мало, а нас много; можем завалить целое поле, пока первый из них добежит на копейный перелет. Все дело в том, чтобы нас было много; для того и нужен союз.

— А кони в медных сапогах? а колесницы с железными кольцами вокруг колес? — продолжал Иорам, качая головою.

Хаш— Баз, богатырь из Гивы, подмигнул единственным глазом и вмешался:

— Брат наш Иуда, к сожалению, не пожелал в свое время придти на зов пророчицы Деборы, а потому нет у него и опыта. У Сисары на Киссоне тоже были колесницы, но Дебора и Варак побили его. Почему? Прав данит: потому что был союз; на одну колесницу сотня наших. Пятерых она раздавила, кони запутались и стали — бери их руками.

Но Ярив ему ответил:

— Я видел колесницы в Доре; князь, мой брат, сам умеет править парой. Трудно устоять против колесницы; даже на ристалище, когда чудится, что летит она прямо на тебя (хотя сам знаешь, что сейчас она свернет по кругу), — и тогда страшно, и хочется отступить в толпу. Велика сила колесницы, а ужас еще больше: кто встретит ее стоя и не побежит?

Хаш— Баз пробормотал, сохраняя напев, отрывок из собственной песни:

— «Повернись, дружок, и беги подобно серне на горах»… ефремовых.

Ярив и это пропустил, не моргнув, как из родового презрения к Вениамину, так и из личного благоразумия.

— И кто знает, — заговорил опять Иорам, обращаясь к Самсону, — кто сосчитал их колесницы — и наши полчища? Может быть, тех не так мало, этих не так много.

Хаш— Баз опять подмигнул и сказал хотя и громко, но сам себе:

— Иуда — что лев, только лежачий; кто его подымет? никто.

Бен— Калев к нему повернулся и спросил без всякого раздражения в голосе, как будто просто желая выяснить мнение каждого:

— Очевидно, брат наш от Вениамина склонен пойти с братом нашим данитом? Мы хотели бы услышать его веское слово.

Глаз Мерава из Гивы вдруг загорелся в полутьме насмешливой злобой.

— Вениамин — младенец, — сказал он, последний по счету среди колен; не дорос он решать дела перед старшими. Старший из нас Иуда. Глубок Иуда, не разглядишь. Виноградники у него, и стада у него. Посмотришь в очи его пылают гневом, как от вина; а раскроет белые зубы, заговорит — молоко, сладкое молоко. С чем пришел ты сегодня, бен-Калев бен-Бохри бенХишки бен-Нишки, бен-Иуда, — что в меху твоем — вино или молоко? Ты старший, ты и начинай. Иорам сказал спокойно:

— Иногда пей вино, иногда молоко: что ко времени. Много отваги в делах твоих, Самсон, и не по летам много мудрости в словах. Но время еще не пришло. Мерав напомнил о Сисаре; но не приравнивай пса ко льву. Кто был Явин, царь Хацора, и воеводы его, и народ его? Сброд ханаанский, те же наши туземцы, данники Сидона — да и Сидон немногим лучше. Совсем не то филистимляне: кровь их одна, без примеси; они дети своих отцов. Пусть и смеется над этим наш родич из Гивы, измышляя имена моих дедов; но кто помнит прадеда, в том есть наука и сила четырех поколений. Газа не Хацор; еще не родился Варак для саронской долины, хоть ты сам и сильнее Варака.

— Нынче ты славишь Варака, — сказал одноглазый, — а когда звал он вас на гору Фавор, вы не пришли. Кстати: а Дан-то пришел? Не помню; надо будет расспросить стариков.

— И теперь не придем, — твердо ответил Бен-Калев. — Не стригут овец, пока не обросли; не доят козы, пока не наполнилось вымя; не собирают винограда, пока не созрел. Прав молочный брат Тавриммона ха-Шилони: много ли таких, кто не побежит от колесницы, кто бросится под ноги коням? Сегодня мало. А будет много. Зреет виноград и в свое время созреет; тогда будет вино.

— А покуда, — спросил Самсон, тяжело дыша,

— Иуда согласен платить дань, и стража его ждет приказов из Гата?

— Невместно Дану говорить языком Вениамина,

— сказал Иорам укоризненно. — Не дань, а подарки; не приказ это был, а просьба о выдаче беглого — как сосед у соседа, когда забредет овца в чужое стадо. Да, мы посылаем дары в Газу и воров из Гата возвращаем Гату; и вы поступайте так же, если придется. А что решат наши внуки, дело внуков.

Мерав засмеялся и хлопнул себя по животу.

— Вот он, Иуда! — крикнул он, обращаясь к Самсону. — Ты их не знаешь, а я знаю. Их и спрашивать не стоит. Хуже того: если и пойдут они с тобою, не иди: пересчитают, передумают и оставят тебя одного на дороге. Если бы он сказал:

«Иду», я бы из-за этого одного сказал: «Нет».

Самсон спросил его:

— Иуда не идет. Пойдешь без Иуды? Одноглазый опять подмигнул:

— Ефрем старше нас; мы что? волчата, а они «князья». Спроси раньше княжьего брата.

Посол Тавриммона оправил одежду и сказал с выражением учтивой усталости:

— Хотя и сожалею о горячности, с какою вы ведете эту беседу, но вполне понимаю причины ее. Дело это для вас — близкое дело. Но ведь мы иначе стоим. Между нами и филистимлянами лежит полоса земли, еще не занятой ни нами, ни ими, никем, кроме туземцев. Столкновений у нас не было. Дани мы не платим и даже подарков не посылаем — хотя я признаюсь, что разница между этими двумя видами подати мне темна. Для нас со стороны Кафтора опасности нет.

— А Бет-Шан? — спросил Самсон. — Разве не вторглись филистимляне в Бет-Шан к востоку от вашей страны и не стерегут вас теперь и с заката, и с восхода? Ярив пожал плечами.

— Бет-Шан не Ефрем. Это дело Манассии или Иссахара — я не помню, чей это край. Самсон усмехнулся.

— Справа горит, слева горит, — сказал он, твой дом посередине; а тушить — не твое дело. Разве слеп Ефрем? разве не отец ваш Иосиф учил: в год урожая готовься к засухе? [напоминание о том, как библейский Иосиф (будущий отец Эфраима, родоначальника колена) разгадал сны фараона, предвещавшие семь урожайных, а затем семь голодных лет, и посоветовал ему сохранять пятую часть урожая все семь сытых лет, чтобы было чем кормиться в годы засухи (Бытие, гл. 41).]

Это предание он слышал от Элиона рехавита.

— Хорошо, — ответил Ярив, — что ты сам произнес это слово: пожар. Мне поручено князем поговорить именно об этом; ради того он меня и прислал, но я колебался начать. Пожар, говорит князь, был, и был он в Тимнате. На этот раз он потух сам собою; потухнет до конца, если Дан не поскупится на подарки. Во второй раз это может кончиться хуже. Мы не слепы, уважаемый князь из Цоры дановой: мы знаем, что огонь у соседа опасная вещь. Оттого мы и просим: не умножать огня. Ни князь мой, ни я не хотим никого упрекать; но правду сказать надо.

— Каково? — вставил Хаш-Баз. — Жаль, что вытащили Иосифа из ямы, жаль.

— Бет-Шан, — повторил Самсон упрямо, — ты забыл о Бет-Шане. Там ведь я не поджигал. Этот огонь — из земли.

— Бет-Шан да Бет-Шан, — ответил Ярив с нетерпением, и даже привзвизгнул, — я тебе говорю разумные доводы, а ты повторяешь одно слово.

— Это не слово, а крепость. Крепости строят тогда, когда есть умысел. Если одна в Экроне, а другая в Бет-Шане, значит, хотят овладеть всей областью между Экроном и Бет-Шаном. Это не только Дан; это и Ефрем, и Манассия.

Ярив был очень недоволен; что-то забормотал, даже совсем неожиданно для всех поскреб затылок