Дело Тутанхамона - Жак Кристиан. Страница 7

7

Обернувшись, Порчи увидел цепочку своих следов на гладком песке восточного залива. Пристанище пиратов и контрабандистов, остров Св. Мартина имел широкие пустынные пляжи, над которыми изредка пролетали пеликаны. Вода в море была изумрудно-прозрачной, дул свежий ветерок, пригревало солнышко, однако виконта это совершенно не трогало. Он высадился здесь, на стыке Малых и Больших Антильских островов, не для того, чтобы купаться, а чтобы пополнить свою коллекцию замечательных людей последним индейцем из племени араваков – исконных обитателей острова.

Остров этот еще в 1493 году открыл Колумб, но о нем благополучно забыли до 1629 года, пока сюда не высадились французы. Через пару лет к ним присоединились голландцы, а еще через два года – испанцы, с которыми безуспешно сражался Петер Стивесент. [24] Остров переходил из рук в руки посредством битв и столкновений. В конце концов земли, что победнее, достались Франции, а что побогаче – Голландии.

Следуя указаниям бывшего жителя Антильских островов, переселившегося на Канары, виконт направился к мысу Верной. По дороге он заметил руины изъеденного термитами дома. Ни фортов, ни дворцов на острове уже не оставалось – их стены рушились под натиском войн и ураганов, словно в этом образцово-показательном раю жить в мире было совершенно невозможно.

Виконт с интересом прочитал трактат Рамона Пане, монаха ордена Св. Иеронима, который приплыл сюда вместе с Колумбом. Монах написал о том, что к аравакам, принимавшим зелье под названием «кохоба», являлись божества и демоны, которых те ваяли в дереве и камне. Скульптуры эти были опасными, поэтому, чтобы избежать болезней и проклятия, художники каждый день кормили их маниокой. Предание гласило, что последнему араваку привиделся верховный бог. Придя в себя, индеец изваял его так, как он его видел. При мысли об этом у Порчи даже дух захватывало. Являясь умеренно-скептичным англичанином, он все-таки решил, что остров стоит посетить ради того, чтобы посмотреть, как выглядит Создатель.

В давние времена, когда остров принадлежал аравакам, здесь не совершалось преступлений – индейцы мирно рыбачили и разгуливали нагишом. Затишье кончилось с появлением на острове карибов – выходцев из джунглей Амазонки. Жестокие и кровожадные людоеды перебили и сожрали безобидных араваков. Порчи был шокирован подобной дикостью.

Считалось, что всех араваков истребили. Известие о том, что кто-то из них выжил, было чудом! А Порчи гонялся за чудом по всему земному шару. Повезет ли ему на этом острове?

Порчи свернул на узкую тропинку, обогнул подножие мыса Верной и углубился в заросли кокосовых пальм. В указанном месте, рядом с высохшим стволом дерева, обвитым толстыми лианами, он увидел хижину с кровлей из пальмовых листьев. У входа пожилая негритянка варила рис в глиняной плошке. Вокруг росли кротоны и гибискусы. Неподалеку виднелась грядка с капустой и бататом.

Представить друг другу негритянку и виконта было некому, поэтому Порчестер назвал свое имя. Перечислять титулы он не стал, справедливо сочтя это излишним.

– А меня Мамми зовут, – сказала пожилая женщина.

– Вы – последняя из араваков?

– Я всю жизнь ела гороховую похлебку, и так меня еще никто не оскорблял! – возмутилась негритянка.

– Поверьте, у меня и в мыслях не было вас обидеть. Простите, но нет ли у вас какой-нибудь поделки?

Мамми ухмыльнулась.

– И ты на эту удочку попался! Сюда приходят пару раз в году с такими вот расспросами. Да как же можно Бога поместить внутрь чурбана?

– Но араваки…

– Так они все умерли! Теперь, милок, я буду есть.

Порчи не стал настаивать и, попрощавшись с Мамми, пошел по направлению к столице французской части острова. Благодаря услужливому погонщику осла, встреченному им по дороге, он сумел прибыть в город засветло.

Да, это был не Лондон и не Рим! По сторонам главной и единственной улицы стояли покосившиеся деревянные дома. Впереди виднелись воды океана, слева стояло здание городской управы, справа – школа и полицейский участок. Какой-то именитый горожанин выстроил себе даже дом с балконом.

Порчи досконально изучил историю араваков, просмотрел архивы и расспросил местные власти. Поиски индейца ни к чему не привели. Видимо, виконт стал жертвой мистификации.

На следующий день Порчестер решил посмотреть, как развлекаются местные жители. Сначала он залюбовался на девушек, которые бросали себе под ноги овес, чтобы в танцах лучше скользить по полу, однако быстро заскучал и решил прогуляться к океану. Сильные пассаты пригибали к земле стволы кокосовых пальм. Виконт сел у воды.

– Ты кого-то ждешь? – спросила его маленькая девочка с цветком гибискуса в волосах.

– Может быть.

– А кого?

– Да я и сам не знаю.

– Друга?

– Да, наверное! Я жду настоящего друга, готового пожертвовать собой ради идеи!

Девчушка убежала.

Глядя ей вслед, Порчи задумался о том, откуда придет этот неизвестный друг, откуда он будет родом, удастся ли увидеть в нем единомышленника и вместе утолить страсть к подвигам и славе.

8

Ровно в восемь часов вечера поезд с адским скрежетом тронулся с каирского вокзала. Пассажиры вопили, хохотали, болтали и перебегали из одного купе в другое.

Картер сидел между дородным египтянином с тросточкой и замужней дамой в парандже и вспоминал о том, как холодно простился с ним сэр Вильям. Научив молодого человека основам правильного ведения раскопок, снабдив его наиболее важными историческими знаниями и умением читать иероглифические тексты, Питри решил, что его ученику пора заняться собственной карьерой, важным этапом которой должны были стать раскопки в Дейр-эль-Бахри.

Картер словно осиротел. Сначала ему пришлось расстаться с Ньюберри, затем с ним распрощался Питри! Но, может, такова его судьба? Ведь поезд направлялся в Фивы, к знаменитой Долине царей, тайны которой ему предстояло разгадать!

Какое-то семейство приступило к ужину, разложив на лавке огурцы, листья салата и яйца, сваренные вкрутую. Трапезу запивали из глиняных сосудов, не переставая громко и визгливо разговаривать. Наевшись, глава семьи сбросил бабуши, привалился к мешку и захрапел, несмотря на ужасающий гомон. Три клерка забежали в купе Картера, чтобы о чем-то потолковать между собой с глазу на глаз, и юноша поспешно ретировался, чтобы не лишиться чувств от дыма папирос. Он вышел на открытую площадку и оказался под великолепным звездным небом.

Говард блаженствовал, вдыхая чистый ночной воздух. Часы летели незаметно.

Вскоре небо на востоке заалело. Горизонт воспламенился, мгла отступила, и первые лучи солнца позолотили листья пальм. Ветер прошелся по полям. Проснулись воды Нила.

Поезд прибыл в Луксор. [25] Пыльный вокзал плавился от жаркого солнца. Пассажиры торопливо покидали вагоны, яростно жестикулируя. Картера закружил людской водоворот. Толпа несла его на улицу, в гущу местных жителей и приезжих разносчиков и торговцев, колясок и ослов. Привыкнув к уличному шуму, Говард шагнул навстречу вечности, навстречу древним развалинам, храмам и гробницам.

Отойдя от вокзала, молодой человек решил перекусить. Прямо посреди улицы варили бобы с рисом. Сытно позавтракав, Картер был готов весь день бродить по окрестностям. Ему не хотелось ни с кем общаться. Ему следовало побыть одному, почувствовать дух этих мест, насладиться ослепительным сиянием здешнего солнца. Говард не мог отвести глаз от горы на противоположном берегу Нила. Утром она была розовато-голубой.

На пристани Картер нанял лодочника. Поторговавшись – пришлось употребить несколько арабских слов, – он сел в лодку, и та поплыла к противоположному берегу. В том же направлении двигался паром с толпой крестьян и домашним скотом. Говард почувствовал себя неимоверно счастливым. Он ступал на землю, хранившую тысячелетние тайны, вдыхал воздух, пропитанный вечностью.