Госпожа Абу-Симбела - Жак Кристиан. Страница 29
— Евреи почитают не Амона, а Яхве, и это Яхве поведет их к собственной судьбе.
— Слепая вера ведет к смерти, Моисей.
— Мое решение принято, и я буду придерживаться его. Такова воля Яхве.
— Не тщеславие ли — считать, что ты единственный хранитель завета?
— Твое мнение мне безразлично.
— Значит, наша дружба окончена?
— Евреи выберут меня своим предводителем, ты же — владыка страны, где мы всего лишь пленники. Какими бы ни были дружба и уважение, которые я испытываю к тебе, они должны отступить перед моим предназначением.
— Упорствуя, ты глумишься над Законами Маат.
— Мне все равно.
— Ты веришь, что ты выше вечного закона Вселенной, которая существовала до появления человечества и, которая будет существовать после него?
— Единственной верой для евреев является вера в Яхве. Даешь ли ты согласие на наш поход в пустыню, чтобы там принести жертвы в его честь?
— Нет, Моисей; во время войны против хеттов мне нельзя так рисковать. Ни одно волнение не должно нарушить нашу защитную систему.
— Если ты настаиваешь на отказе, Яхве наполнит силой мою руку, и я сотворю чудеса, которые пошатнут процветание твоей страны.
Рамзес поднялся.
— К твоему сведению, мой друг, — промолвил он, — я презираю шантаж.
ГЛАВА 27
Караван продвигался по пустыне. Египетское посольство, состоявшее из тридцати человек конных, писцов и воинов и сотен нагруженных подарками ослов, продвигалась между скалами, на которых были высечены гигантские фигуры хеттских воинов, двигавшихся на юг, к Египту. Аша прочитал надпись: «Бог грозы прокладывает путь воинам и дает им победу».
Много раз глава египетской дипломатии должен был увещевать небольшой отряд, обезумевший от устрашающего пейзажа и присутствия темных сил, бродивших по лесам, ущельям, горным массивам. Хотя он сам не чувствовал страха, все же Аша ускорил марш, счастливый тем, что избежал грабителей, свирепствовавших в здешних местах.
Посольство вышло из ущелья, прошло вдоль реки мимо скал, также украшенных скульптурами воинственных анатолийцев, затем продвинулось на равнину, созданную ветрами. Вдали показалась возвышенность, на которой была построена крепость, огромный и устрашающий пограничный столб империи.
Ослы то и дело останавливались: погонщики использовали все усилия, чтобы заставить их продвигаться вперед, к ужасному строению.
За стенами крепости притаились лучники, готовые выстрелить.
Аша приказал воинам сойти с лошадей и положить оружие на землю.
Размахивая разноцветным знаменем, глашатай сделал несколько шагов к воротам крепости.
Стрела расщепила древко знамени, другая вонзилась в землю у ног глашатая, третья оцарапала его плечо. Скривившись от боли, он повернул назад.
Тотчас же египетские воины схватились за оружие.
— Нет, — вскричал Аша, — не прикасайтесь к нему!
— Мы не позволим перебить нас! — запротестовал сотник.
— Такое поведение необъяснимо. Чтобы хетты озлобились до такой степени, необходимы веские причины, но какие? Я узнаю это только после встречи с комендантом крепости.
— После такого приема, вы же не считаете...
— Бери десяток воинов и скачите обратно; пусть войска наших провинций будут наготове на тот случай, если хетты предпримут наступление. Прикажи гонцам сообщить Фараону о создавшейся ситуации. Как только будет возможно, я передам подробные сведения.
Неприветливый прием покоробил сотника, и он не заставил повторять приказ дважды. Забрав раненого глашатая, воин повернул отряд обратно.
Тем, кто остался с Аша, было не по себе. Он написал на папирусе текст на хеттском языке, указав свое имя и титулы, прикрепил к острию стрелы и выпустил ее из лука к воротам крепости.
— Подождем, — посоветовал Аша, — либо они нас примут для переговоров, либо перебьют.
— Но... мы посольство! — напомнил один писец.
— Если хетты уничтожат наше посольство, просящее о переговорах, это значит, что скоро начнется новая война. Это ли не главное известие?
Писец сглотнул слюну.
— Быть может нам отступить?
— Это было бы недостойно. Мы представляем особу Его Величества.
Ворота крепости приоткрылись, дав проехать трем хеттским всадникам.
Воин в шлеме и мощном панцире подобрал послание и прочитал его. Затем он отдал приказ остальным окружить египтян.
— Следуйте за нами, — приказал он.
Внутри крепость была так же страшна, как и снаружи. Холодные стены, ледяные комнаты, оружейные мастерские, казармы, тренирующиеся пехотинцы... Эта удручающая атмосфера так подействовала на Аша, что у него перехватило дыхание, но он подбодрил своих людей, которые уже считали себя пленниками.
Вскоре появился тот самый воин, который сопровождал египтян в крепость.
— Кто из вас Аша? — спросил он.
Дипломат выступил вперед.
— Комендант крепости хочет видеть вас.
Аша был проведен в комнату, обогреваемую камином. Около очага сидел человек, одетый в толстое шерстяное платье.
— Добро пожаловать в империю; счастлив вновь видеть вас, Аша.
— Могу ли я выразить мое удивление тем, что вижу вас здесь, Хаттусили?
— Какова цель вашего визита?
— Предложить императору большое количество подарков.
— Мы находимся в состоянии войны... Этот жест весьма необычен.
— Разве вражда между нашими странами должна длиться бесконечно?
Хаттусили не выразил удивления.
— Как я должен вас понимать?
— Я предпочел бы быть принятым императором, чтобы с ним говорить о намерениях Рамзеса.
Хаттусили согрел руки у очага.
— Это будет трудно... очень трудно...
— Вы хотите сказать: невозможно?
— Возвращайтесь в Египет, Аша... Нет, я не могу позволить уйти вам...
Видя растерянность Хаттусили, Аша решил приоткрыть завесу тайны.
— Я пришел предложить мир Муваттали.
Хаттусили повернулся.
— Это западня или шутка?
— Фараон убежден, что речь идет о наилучшем пути, как для Египта, так и для Хеттской державы.
— Рамзес хотел бы... мира? Невероятно!
— Я должен убедить вас в этом и вести переговоры.
— Откажитесь от этого, Аша!
— Но почему?
Хаттусили оценил искренность своего собеседника. В том положении, в котором он оказался, брат императора ничем не рискует, сказав правду.
— Муваттали стал жертвой сердечного приступа. Лишенный дара речи, парализованный, он не может управлять страной.
— Кто же возглавляет империю?
— Его сын Урхи-Тешшуб, верховный главнокомандующий армии.
— Муваттали не оказал вам доверия?
— Он доверил мне торговлю и дипломатию.
— Следовательно, вы ценный для меня собеседник.
— Я больше ничто, Аша; мой собственный брат закрыл передо мной дверь. Как только я узнал о состоянии его здоровья, то скрылся здесь, в этой крепости, отряд которой верен мне.
— Урхи-Тешшуб объявит себя императором?
— После смерти Муваттали.
— Почему вы отказываетесь бороться, Хаттусили?
— У меня нет больше сил.
— Разве вся армия под властью Урхи-Тешшуба?
— Некоторые опасаются его воинственного темперамента, но они вынуждены молчать.
— Я готов направиться в Хаттусу и сделать предложение о мире.
— Урхи-Тешшуб не знает слова «мир». Вы не сможете убедить его.
— Где находится ваша супруга, Путухепа?
— Она не покинула Хаттусу.
— Как это неосторожно!
Хаттусили вновь повернулся к очагу.
— У Путухепы есть план, как сдержать излишний пыл Урхи-Тешшуба.
Уже три дня благородная и гордая Путухепа пребывала в храме Иштар. Когда один из прорицателей положил на алтарь грифа, убитого стрелой, она поняла, что настал ее час.
С серебряной диадемой в волосах, одетая в длинное платье гранатового цвета Путухепа сжала рукоять кинжала, она всадит кинжал в спину Урхи-Тешшуба, когда он по приглашению прорицателя наклонится над внутренностями грифа.