Храм Миллионов Лет - Жак Кристиан. Страница 39

— Но… Мемфис?

— Мемфис — это точка равновесия Обеих Земель, в соединении Дельты и долины Нила, он останется нашей экономической столицей и центром внутренней политики. Но нужно идти дальше на север и восток, Моис, не оставаться в нашей блистательной изоляции, нельзя забывать, что однажды мы были уже завоеваны и что Египет — желанная добыча.

— Не будет ли достаточно просто цепи крепостей?

— В случае опасности я должен буду реагировать очень быстро. Чем ближе я буду к границе, тем быстрее будет доходить информация.

— Создание столицы — это рискованное предприятие. Ведь Эхнатон потерпел неудачу.

— Эхнатон допустил непростительные ошибки. Город, который он выбрал в Среднем Египте, был обречен с момента закладки первого камня. Он искал не счастья для своего народа, а воплощения своей мистической мечты.

— Не выступал ли он, как и ты, против жрецов Амона?

— Если жрец Амона будет верен закону и царю, зачем мне сражаться с ним?

— Эхнатон верил в единого бога и построил город в его честь.

— Он почти разрушил процветающую страну, которую ему оставил его отец, великий Аменхотеп; Эхнатон был слабым человеком, нерешительным и потерявшимся в своих молитвах. Во время его правления силы, враждебные Египту, завоевали много подвластных нам территорий. Ты защищаешь его?

Моис заколебался.

— Сегодня его столица заброшена.

— Моя будет построена для многих поколений.

— Ты почти пугаешь меня, Рамзес.

— Будь смелее, друг мой!

— Сколько лет понадобится, чтобы воздвигнуть город из ничего?

Рамзес улыбнулся.

— Он не возникнет из ничего.

— Объясни.

— Во время моей учебы Сети открывал мне важные места. Во время каждого путешествия он передавал мне знание, которое я пытался постичь, теперь эти поездки обрели смысл. Одним из этих мест был Аварис.

— Аварис, проклятый город, столица завоевателей гиксосов?

— Сети носил имя Сета, убийцы Осириса, так как его могущество было таково, что он мог утихомирить силы разрушения, открыть скрытый свет и использовать его для строительства.

— И ты хочешь превратить Аварис в город Рамзеса?

— Пер-Рамзес, «город Рамзеса», столица Египта, таким будет его имя.

— Это безумие!

—Пер-Рамзес будет прекрасен и гостеприимен, поэты будут воспевать его красоту.

— Через сколько лет?

— Я не забыл твой вопрос, именно из-за этого я пригласил тебя.

— Я боюсь думать…

— Мне нужен доверенный человек, чтобы надзирать за работами и соблюдением сроков строительства. Я спешу, Моис, Аварис должен быть превращен в Пер-Рамзес как можно скорее.

— Ты наметил сроки?

— Меньше года.

— Невозможно!

— Благодаря тебе, возможно.

— Ты считаешь, что я способен заставить камни летать и укладывать их лишь силой воли?

— Камни нет, а вот кирпичи — да.

— Итак, ты задумал…

— С помощью евреев, множество которых занимается этим ремеслом. Они разбросаны по разным поселениям, собрав их, ты сделаешь замечательную группу опытных рабочих, способных осуществить это дело!

— Разве больше не надо строить новые каменные храмы?

— Я увеличу те, что уже есть, — стройка будет длиться многие годы. При помощи кирпича мы построим дворцы, служебные здания, особняки знати, большие и маленькие дома. Меньше, чем через год, Пер-Рамзес станет обитаемым и будет столицей.

Моис пребывал в сомнениях.

— Я считаю, что это невозможно. Сам по себе план…

— План в моей голове! Я сам нарисую его на папирусе, а ты лично проследишь за его выполнением.

— Евреи — народ скорее неуживчивый, каждый клан имеет своего вождя.

— Я прошу тебя стать не царем народа, а лишь начальником строительства.

— Мне будет непросто навязать себя.

— Я верю в тебя.

— Как только о замысле станет известно, другие евреи будут претендовать на мое место.

— Ты считаешь, у них есть шансы получить его?

Моис в свою очередь улыбнулся.

— У нас тоже нет никаких шансов на успех со сроками, которые ты мне установил.

— Мы построим Пер-Рамзес, он расцветет под солнцем Дельты и осветит Египет своей красотой. За работу, Моис.

37

Кирпичник Абнер больше не мог выносить несправедливое отношение Сари. Этот египтянин, женатый на сестре фараона, относился к рабочим с презрением и жестокостью. Недоплачивал за лишние часы работы, наживался за счет питания работников, отказывал в отпуске под предлогом того, что работа была плохо сделана.

Когда Моис находился в Фивах, Сари был вынужден сдерживаться, но затем принялся за старое с удвоенной силой. Вот и вчера он избил мальчика пятнадцати лет палкой за то, что тот якобы недостаточно быстро отнес кирпичи из мастерской на лодку.

На этот раз чаша была переполнена.

Когда Сари появился на входе в мастерскую, евреи сидели кругом. Лишь Абнер стоял перед корзиной для переноски.

— Встать и за работу! — приказал совершенно уже высохший от злости Сари.

— Мы требуем извинений, — спокойно заявил Абнер.

— Ты о чем?

— О мальчике, которого ты несправедливо избил вчера, он лежит больной. И ты должен извиниться перед ним и перед нами.

— Ты потерял разум, Абнер?

— Пока мы не получим извинений, мы не начнем работать.

Смех Сари прозвучал дико.

— Ты смешон, мой бедный Абнер!

— Раз ты смеешься над нами, мы подадим жалобу.

— Ты смешон и глуп. По моему приказу стража провела расследование и установила, что этот парень пострадал от несчастного случая, по собственной вине.

— Но… это ложь!

— Его заявление было записано писцом в моем присутствии. Если он заявит обратное, то будет обвинен во лжи.

— Как ты осмелился так исказить правду?

— Если вы немедленно не приметесь за работу, санкции усилятся. Вы должны изготовить кирпич для нового жилища правителя Фив, он не терпит опозданий.

— Закон…

— Не говори о законе, еврей. Ты не способен понять его. Если ты осмелишься подать жалобу, твоя семья и твои близкие пострадают от этого.

Абнер испугался египтянина. Он и другие рабочие принялись за работу.

Долент все больше и больше приходила в восторг от таинственной личности Офира, ливийского мага. Его лицо с профилем хищной птицы пугало, но слова успокаивали, речи о солнечном диске — Атоне, казалось, были исполнены искренности, веры и тепла. Скромный человек, он радушно принимал множество друзей сестры Рамзеса, сокрушаясь о несправедливом преследовании Эхнатона и проповедуя необходимость культа единого бога.

Офир околдовывал. Никто не оставался безразличным к его речам, одни были в смятении, другие убеждены в правоте мага. Мало-помалу ткалась паутина, в которую тот заманивал заслуживающую внимания добычу. Спустя недели сеть сторонников Атона и правления Литы стала весьма обширной и влиятельной, хотя и явно пока недостаточной, чтобы захватить трон. Движение идеи обретало плоть.

Лита присутствовала при разговорах, но продолжала молчать. Скромная благородная сдержанность молодой женщины производила самое благоприятное впечатление на многих представителей знати. Она действительно принадлежала к царской крови, достойной быть принятой. Разве не должна она рано или поздно обрести при дворе достойное место?

Офир ничего не критиковал и не требовал. Низким голосом, исполненным веры убежденного в своей правоте человека, он рассказывал о глубоких размышлениях Эхнатона, красоте поэм, написанных им в честь Атона, его любви к истине. Мир и любовь, разве не они послание преследуемого царя и его потомка, Литы? И это послание возвещало великолепное будущее, будущее, достойное Египта и его цивилизации.

Когда Долент представила магу бывшего советника по иноземным делам Мебу, она была горда собой. Горда, что вывела его из обычной апатии, горда, что послужила благородной цели. Рамзес оставил ее, маг придал смысл ее существованию.