Король нищих - Бенцони Жюльетта. Страница 65

Наконец Сильви различила подножие лестницы и медленно двинулась вперед, когда вдруг увидела, как по каменным ступеням сверху скользнул желтый свет. Послышались осторожные шаги, и, прежде чем растерянная Сильви успела спрятаться, перед ней возникла госпожа де Монбазон, которая, завидев выплывшую из темноты тень, отпрянула назад и рассмеялась.

– Вы не можете быть призраком Габриэль д'Эстре, так как эту роль играю я! – воскликнула она, высоко подняв подсвечник, чтобы разглядеть нежданную гостью. – Ах, это вы, госпожа де Фонсом! Вы ошиблись дверью?

– Нет. Я вышла к себе в сад подышать свежим воздухом и увидела свет вашей свечи. Зная, что в этом доме давно не живут, я не поверила собственным глазам и проникла сюда через проем в стене. Но как вы сюда попали? Если бы вы проходили сквозь толпу, собравшуюся у ворот, то я услышала бы, как люди приветствуют вас...

Герцогиня поставила подсвечник на ступеньку лестницы, села рядом и сделала Сильви знак последовать ее примеру.

– Вы весьма наблюдательны! – сказала она. – На самом деле я пришла сюда по подземному ходу, который соединяет этот особняк с подвалами соседнего дома, принадлежащего, как вы, может быть, знаете, мне. Так что в этом доме два выхода! Так пожелал король Генрих IV, он хорошо знал простонародье и понимал, как легко натравить людей против его фаворитки Габриэль. Но он не смог уберечь несчастную женщину. Габриэль д'Эстре умерла от яда в доме банкира Замета...

– От яда? Я, как и многие, знаю, что она умерла от схваток при тяжелых родах...

– Нет, это официальная версия, но она мало кого убедила. Подумайте сами! Ведь через несколько дней она могла бы стать королевой Франции. Этого допустить не могли. Она была обречена!

– И Замет посмел?

– Не он. Кстати, король на него не разгневался. Это сделали другие люди. Вы понимаете, как сложились бы судьбы ее близких, если бы Габриэль получила корону? Сейчас герцог Сезар Вандомский был бы королем, Меркер – дофином Франции. Ну а наш дорогой Франсуа стал бы герцогом Орлеанским. Подобное лишь во сне может присниться, не правда ли?

– Разумеется! – вздохнула Сильви. – Знаете ли о планах, которые вынашивает Мазарини? Он задумал выдать свою старшую племянницу замуж за Меркера. Это даже может быть брак по любви...

Госпожа де Монбазон посмотрела на Сильви как на сумасшедшую, потом рассмеялась:

– Меркер будет родственником Мазарини? Черт возьми! Да Бофор способен убить брата, чтобы не допустить подобного позора!

И перед глазами двух любящих Бофора женщин, сидящих на лестнице, словно птички на ветке, мысленно возникла фигура Франсуа.

– Знаете ли вы, мадам, где он сейчас? – спросила наконец Сильви, которая уже не могла не задать вопрос, обжигавший ей губы. – Мазарини делает вид, будто радуется доброй шутке, которую Франсуа сыграл с ним, но я уверена, что он приказал разыскивать его повсюду.

– Разумеется! Но успокойтесь, он в безопасности. Ведь вы его знаете: Франсуа отказывается прятаться где-нибудь в отдаленном замке; он непременно желает вернуться в Париж и... поэтому сегодня ночью я здесь. Я пришла сюда все осмотреть, понять, что надо сделать, чтобы в этой громадине можно было жить...

– Он хочет вернуться в Париж? Это же безрассудство!

– Рассудительным, как вы знаете, он никогда не был. Но я давно привыкла потакать его прихотям, и это дает мне возможность устраивать все по-своему...

– Могу ли я вам помочь?

Мария де Монбазон ответила не сразу. Несколько минут она с задумчивым видом вглядывалась в лицо молодой женщины.

– Сколько вам лет? – наконец спросила она.

– Двадцать пять. Я на шесть лет младше Франсуа.

– А я на четыре года старше... И, естественно, вы в него влюблены, иначе не пришли бы сюда.

Сильви сперва отвернулась, чтобы избежать взгляда зеленых глаз, который, казалось, проникал в самую душу, но тотчас выпрямилась, приняв выражение горделивого достоинства.

– Я любила его, – сухо ответила она. – Он был героем моего детства, но теперь я люблю моего мужа!

– Это ведь полуправда, не так ли? Предположим, что вы еще его любите, чего, кстати, он заслуживает с избытком, но что таится в глубине вашей души, на самом дне вашего сердца?

– Но почему я должна заглядывать так глубоко? Как бы там ни было, он любит вас, – пробормотала Сильви с горечью, которую не могла скрыть.

– Нет, теперь уже нет, и, признаться, я сожалею о том времени, когда он сидел в Венсенне, когда я была уверена, что я у него единственная, пусть и поневоле! Но с той минуты, как он вырвался на свободу, я знаю: он любит другую...

– Все та же неизменная страсть к королеве?

– Ей уже под пятьдесят! Нет, думаю, здесь что-то иное. Меня любит его тело, но я могла бы поклясться, что в его сердце живет другая...

– Кто она? – спросила Сильви так резко, что ее вопрос прозвучал как возглас страха.

– Мне он в этом не признается, – пожала плечами герцогиня, – ибо он боится моей ревности, но я действительно не представляю себе, кто бы это мог быть. Ну, хватит этих праздных разговоров! Сейчас мы с вами должны расстаться! – решительно сказала она, вставая. – Я увидела все, что хотела видеть, а теперь мне пора уходить. И вам тоже, я полагаю.

– Да. Но я повторяю свое предложение: нужна ли вам искренняя помощь соседки?

– Пока нет, но я благодарю вас...

Мария де Монбазон уже собралась скрыться в глубине дома, унося с собой подсвечник, но внезапно передумала:

– Ах да! Еще одно слово, пожалуйста.

– Прошу вас.

– Не велите заделывать стену в вашем саду, на тот случай, если все другие выходы будут перекрыты. Хотя и прочные стены никогда не страшили Франсуа. Стены Венсеннского замка кое-что об этом знают.

– Вы имеете в виду его побег? Он не ранен?

– Ранен, при падении он вывихнул руку: веревочная лестница оказалась короче, чем нужно. Но костоправ из Шарантона вправил ему руку. До встречи, дорогая моя!

– До встречи! А стена останется в неизменном виде. Обещаю вам! Прощайте!

Остаток ночи Сильви провела в саду, устремив взгляд в звездное небо и прислушиваясь к шумной вакханалии в честь Франсуа, которая так резко контрастировала с безмолвием и мраком старого особняка фаворитки Генриха IV. На рассвете она уехала в Конфлан, несмотря на большое желание остаться. Мысль о том, что скоро Франсуа может оказаться в соседнем доме, совсем рядом с нею, вызвала настоящее смятение в ее сердце. Но, подумав о своем муже, который сражался в рядах армии Конде, она решительно запретила себе лелеять какие бы то ни было мысли о случайной встрече с соседом. К тому же Сильви не выносила долгой разлуки с маленькой Мари, столь прелестной с ее непослушными кудряшками и розовой, всегда смеющейся мордашкой. Девочку обожали все, а особенно Жаннета, назначенная гувернанткой. Служанки называли Жаннету мадемуазель Деан, ибо, несмотря на мольбы Корантена, она так и не вышла за него замуж.

– Ты не можешь оставить шевалье де Рагенэля, а я никогда не смогу оставить госпожу Сильви. Чтобы пожениться, мы с тобой должны решить, с кем мы оба остаемся. Но ты согласись, это невозможно, по крайней мере сейчас!

– Ты думаешь, что когда-нибудь настанет такой день?

– Надеюсь, ведь мы любим друг друга. Я хочу тебе кое в чем признаться, хотя и с опозданием: нам следовало бы с тобой обвенчаться, когда мы были на Бель-Иле...

– Да, ты права, как всегда! Ну что ж, подождем еще, может быть, судьба сама приготовит решение, – согласился Корантен.

Честно говоря, с рождением Мари Жаннета забыла о собственных планах. До безумия обожая ребенка, она нянчилась с девочкой так страстно, что иногда вызывала у Сильви шутливую улыбку.

– Не будь я уверена, что сама произвела ее на свет, – говорила она, – я бы подумала, что ее настоящая мать ты, Жаннета!

– Боже милостивый! Не говорите такое при господине герцоге. Он на меня рассердится!

– Разве он может упрекнуть тебя за слишком пылкую любовь к ребенку? Ему скорее не понравилось, если бы все было иначе.