Сердар - Жаколио Луи. Страница 18

План, предложенный Рама-Модели своим друзьям, был принят с восторгом, и все они тотчас же рассыпались по городу, чтобы предупредить членов общества и исполнить первую часть плана. Что касается второй части, то мы на месте действия сами увидим, каким образом составил ее заклинатель пантер для достижения легкого и быстрого успеха. Быстрота была необходима особенно, так как пушки Королевского форта, находившиеся в двадцати пяти шагах от эспланады, места казни, всегда, с самого начала восстания, стояли с открытыми и начиненными картечью жерлами.

Что касается записки, полученной Сердаром, то ее бросил в камеру сторож Тава, приятель Рама-Модели.

Как только Сердар прочитал ее, первой мыслью его было сообщить генералу, но тот был так поглощен исполнением классических формальностей, принятых в подобных случаях, что Сердар боялся помешать ему в этих занятиях, вызвать какое-нибудь восклицание и тем навлечь на всех подозрение.

Честный Барнет писал с таким спокойствием, что беспристрастный свидетель этой странной сцены, где комизм тесно соединялся с драматизмом, получил бы самое высокое мнение о его мужестве. Он решил пожертвовать жизнью и умереть, как джентльмен, но не забыть ни одного из обычаев, принятых в этих случаях.

Особенно замечательно было завещание Боба. Он не имел никакого имущества, но как уйти из этого мира, не оставив никакого завещания!

Он взял последний лист бумаги и написал:

«Это мое завещание.

Сегодня я, в здравом уме, готовясь умереть нежелательным для меня способом, по вине этого негодяя Максуэла, да будет на нем проклятие Божие, завещаю своей семье…»

Смущенный, он остановился на этом слове.

– Что мне завещать своей семье, Фред?

– Свои последние мысли, – отвечал, улыбаясь, Сердар.

– Верно, а я и не подумал об этом.

И он продолжал:

«Завещаю своей семье мои последние мысли и четыре пряди волос, приложенные здесь. Передаю младшему брату моему Билли Барнету все права на мои дворцы, рабов и огромные богатства, конфискованные у меня англичанами в Аудском королевстве, и разрешаю делать с ними, что он пожелает.

Я умираю американцем, как и родился им. Я прощаю всех, кого ненавидел в этом мире, за исключением этого негодяя Максуэла, без которого я наверняка достиг бы самых крайних пределов глубокой старости».

Он прочитал все это вслух.

– Все, не правда ли, Фред?

– Превосходно! – отвечал Сердар, который, несмотря на серьезность ситуации, еле удерживался от смеха.

Боб Барнет, довольный одобрением, подписал завещание и запечатал его. Затем он встал и, позвав одного из сторожей, вручил ему запечатанный конверт.

В эту минуту в камеру вошел офицер, командующий взводом солдат, которые должны были вести осужденных к месту казни, и объявил, что роковая минута настала.

– Нам забыли дать стаканчик виски и последнюю сигару, господин офицер, – сказал Боб с достоинством. – Неужели вам неизвестны эти традиции?

Офицер немедленно распорядился дать ему то, о чем он просил.

Боб залпом выпил стакан виски и закурил сигару.

– Пойдемте, – сказал он наконец, – я готов.

Это подлинное и истинно американское мужество поразило всех свидетелей этой сцены.

ГЛАВА VI

Планы побега. – Последняя сигара. – Шествие на казнь. – Сожаления Барнета. – Спасены Оджали!

Сердар, должны мы сказать, не смотрел на окончание этой трагедии с таким же хладнокровием, как Боб, придававший всему комическую окраску. Еще накануне, несмотря на сожаление о гибели дела, которому он посвятил всю свою жизнь, Сердар спокойно встретился бы со смертью. Да разве голова его не служила ставкой в той игре, которую он играл и проиграл теперь?.. Но после свидания с Эдвардом Кемпуэлом он сделался совсем другим человеком. Какие воспоминания пробудила эта встреча? Приятные или тяжелые, веселые или грустные, они заставили его, как никогда раньше, с отчаянием цепляться за жизнь. Какие таинственные узы родства или привязанности могли соединять его с матерью молодого англичанина, чтобы в несколько секунд при одном упоминании о ней ненависть, наполнявшая его сердце, испарилась под наплывом нежного чувства?

Да, действительно, имя Дианы Де-Монмор было каким-то могущественным талисманом, если ненавистное ему до сих пор имя коменданта крепости Кемпуэла до того изменилось в его глазах, что он даже не сомневался в его невиновности. «Диана не могла бы соединить свою судьбу с человеком, способным на такие преступления».

И теперь у него не было никакой другой цели, никакой другой мысли, кроме желания бежать с помощью своих друзей, чтобы спасти того, которого он еще вчера готов был расстрелять без всякой жалости.

Двери тюрьмы раскрылись, и осужденные, высоко подняв головы и без малейших признаков волнения, вышли наружу. Барнет курил с наслаждением, бормоча про себя:

– Необыкновенно, но последняя сигара всегда кажется самой лучшей.

Сердар быстрым взглядом окинул толпу, и лицо его осветилось едва заметной, мимолетной улыбкой. Местные сингалы, живущие в Галле, были буквально окружены толпами малабарцев, пришедших сюда вместе со своими семьями. События развернулись так быстро, что жители деревень не успели прийти в город. Эспланада, где выстроили эшафот с тремя виселицами, находилась всего в трехстах метрах от тюрьмы, и два батальона солдат-сипаев, составлявших весь гарнизон города, с трудом удерживали напиравшую толпу.

Три английских парохода, прибывших накануне, были сплошь усыпаны зрителями, и даже все их реи были увешаны гроздьями из человеческих тел. Все это общество, видимо, разместилось так, чтобы не пропустить ничего из происходящего, тем более что суда стояли на якоре всего в двух кабельтовых от берега. Зато на французском пакетботе было совсем пусто, и флаг его был спущен.

Пленники не были связаны. Разве была у них возможность бежать, если они со всех сторон были окружены сингальскими сипаями? Им даже разрешили идти вольным шагом.

В тот момент, когда они выходили из тюрьмы, кто-то шепнул Сердару на ухо:

– Идите очень медленно, мы готовы.

Он попытался понять, кто мог шепнуть ему такой совет… Кругом никого, кроме бесстрастных сипаев, не было.

Продвигаясь вперед, Сердар с тайной радостью заметил, что женщины и дети попадаются все реже и эшафот окружен одними только мужчинами.

Не понимая еще, какой план задуман его друзьями, он все же догадывался, что такое размещение малабарцев должно в значительной степени облегчить его исполнение.

На террасе губернаторского дворца собралось множество офицеров, чиновников и дам в нарядных туалетах. Несмотря на ранний утренний час, все жаждали увидеть, как умрет легендарный Сердар.

Знаменитый генерал Гавелок, похищение которого было задумано Сердаром и должно совершиться в Мадрасе, сидел рядом с губернатором и держал бинокль, чтобы лучше рассмотреть противника, с которым он приехал сражаться и который должен был вскоре кончить свою жизнь на виселице, как обыкновенный преступник.

Несколько англичан, приехавших со своих вилл, распорядились, чтобы их коляски стояли по возможности ближе к линии сипаев, желая полнее насладиться приятным зрелищем. Великолепный белый слон, покрытый богатой попоной, с охотничьей, обитой железом хоудой [25] и погонщиком на спине, стоял подле них, приготовленный, разумеется, для охоты на черных пантер, куда приехавшие англичане собирались отправиться по окончании казни. Таково было по меньшей мере естественное предположение, возникающее при виде животного.

Продолжая идти к месту казни, Сердар пытался понять, почему его спасители медлят и ждут, пока пленники приблизятся к эспланаде, занятой двумя батальонами сипаев. По мере того как уменьшалось расстояние, тревога все больше сжимала его сердце, лицо покрывалось каплями холодного пота. Он не хотел умирать теперь… Погибни он во время бесчисленных стычек с англичанами, это было бы естественно… и затем, вот уже двадцать лет как завеса скрыла его воспоминания, но теперь… Не лежит ли на нем обязанность великого долга?.. Переживет ли Диана смерть отца своих детей? Невиновен тот человек или виновен, не должен ли он его спасти?.. Не налагает ли на него эту обязанность прошлое?.. И вот этот железный человек, который в другое время шел бы на казнь, как на последний подвиг, чувствовал теперь, что ноги его дрожат, а глаза заволакиваются слезами, тогда как Барнет, продолжая курить, посылал в лицо сипаям, пораженным его дерзким видом, душистые клубы дыма коренгийской сигары.