В трущобах Индии - Жаколио Луи. Страница 11

Безумный крик радости был ответом на эти слова, и молодой англичанин бросился к ногам Сердара, смеясь, плача, жестикулируя, как безумный, и целуя его колени.

— Полно, успокойтесь, — сказал Сердар, подымая его, — приберегите вашу благодарность для сэра Джона Инграхама. Только ему одному будете вы обязаны жизнью своего отца, если мне удастся спасти его. Я возвращаю свой долг и не желаю никакой благодарности от вас. Я, напротив, должен благодарить вас за то, что вы доставили мне случай расплатиться. Позже вы поймете мои слова, теперь же я ничего больше не могу вам сказать. Слушайте меня внимательно Вы отправитесь со мной, потому что я вам в руки передам свой выкуп, т.е. вашего отца.

— Я не один. Моя младшая сестра Мари была так мужественна, что решилась сопровождать меня, и теперь ждет меня на французском пакетботе.

— Тем лучше… чем больше будет наш караван, тем легче скроем мы наши намерения. Вы в точности должны следовать всем моим инструкциям. Вы вернетесь на «Эриманту», которая завтра продолжает путь свой к Пондишери, вы подождете меня в этом городе, куда я прибуду недели через две самое позднее. Никто не должен подозревать, что вы родственник коменданта Гоурдвара, для чего вы должны назваться именем вашей матери, француженки, так, кажется вы сказали.

— Это уже сделано… Сэр Джон, наш покровитель, прекрасно понял, что мы не можем пробраться в Индию в разгар самой революции ни под видом англичан, ни под видом детей майора Кемпуэлла, который, благодаря последним событиям, приобрел незаслуженную репутацию, я в этом уверен. Мы записались поэтому, в книге для пассажиров «Эриманты» под именем нашей матери.

— Которую зовут?

— Де Монмор де Монморен.

— Вы сын Дианы де Монмор де Монморен! — воскликнул Сердар, прижимая руку к груди, как бы опасаясь, чтобы сердце его не разорвалось.

— Дианой, действительно, зовут нашу мать… почему известны вам такие подробности?

— Не спрашивайте меня, умоляю вас… я не могу отвечать вам.

Подняв затем руки к небу, он с невыразимым восторгом воскликнул:

— О, Провидение! Те, которые отрицают Тебя, никогда не имели случая познать мудрость Твоих непостижимых велений.

Повернувшись затем к молодому человеку, он долго и пристально смотрел на него.

— Как он похож на нее, — говорил он себе, — да, это все его черты, ее прелестный рот, большие нежные глаза, открытое и чистое выражение лица, на котором никогда не промелькнуло и тени дурной мысли… А я ничего не знал!.. Вот уже двадцать лет, как я покинул Францию… всеми проклинаемый… изгнанный, как прокаженный… Ах! я уверен, что она никогда не обвиняла меня… И у нее уже такие большие дети! Сколько тебе лет, Эдуард?

— Восемнадцать.

— А твоей сестре? — продолжал Сердар, не замечая, что он говорит «ты» молодому человеку. В голосе его теперь слышно было столько нежности, что последний не оскорбился этим.

— Мари нет еще и четырнадцати лет.

— Да, верно… Ты говорил мне, кажется, что отец не способен на такие вещи, как избиение в Гоурваре? Я теперь верю тебе, я слишком хорошо знаю Диану и ее благородные чувства, она не согласилась бы сделаться женою человека, способного на такую жестокость; я не только спасу твоего отца, но возьму его под свою защиту; я восстановлю его невиновность перед лицом всех людей, а когда Срахдана говорит: «это так!» никто не осмелится опровергать его слова — …Благодарю Тебя, Боже мой! Милосердие и справедливость Твоя будут мне наградой за тяжелые часы испытаний.

Только что пережитые волнения слишком сильно подействовали на Сердара: ему необходимо было успокоиться, подышать чистым воздухом, и он вышел, не обращая внимания на зловещие завывания шакалов и рычание ягуаров, которые время от времени раздавались поблизости башни, и принялся ходить взад и вперед по небольшому лужку перед самым зданием, погрузившись в целый мир мыслей и воспоминаний и совершенно забыв опасности настоящей минуты. Размышления эти были прерваны Рамой-Модели, который подошел к нему и, притронувшись к его руке, почтительным, но твердым голосом сказал ему:

— Сагиб, часы бегут, время не ждет, Боб Барнет нуждается, быть может, в нашей помощи. Здесь в горах мы не можем оставаться до утра, иначе нас окружат со всех сторон. Следует немедленно принять какое-нибудь решение, мы не можем терять ни минуты.

— Ты прав, Рама, — отвечал Сердар, — обязанность прежде всего. Какой необыкновенный день для меня! Позже ты все узнаешь, я ничего не хочу скрывать от лучшего и вернейшего друга.

Они вошли в башню, и Сердар передал молодому англичанину свои последние инструкции. Но как изменился тон его речи! Это был нежный и любящий тон близкого человека.

Решено было, что молодой Сива-Томби, брат Рамы, должен сопровождать Эдуарда в качестве спутника и проводника и не расставаться с ним. Повторив ему несколько раз, чтобы он самым тщательным образом заботился о брате и сестре во время переезда из Цейлона в Пондишери, Сердар, весь поглощенный серьезным делом и важными проектами, которым он посвятил свою жизнь, объявил мнимому графу Эдуарду де Монмор де Монморен, что им пора расстаться.

Вместо того, чтобы пожать ему руку, как джентльмену, с которым он только что познакомился, Сердар протянул ему обе руки, и молодой человек с жаром бросился в его объятия.

— До свиданья, дитя мое! — сказал авантюрист растроганным голосом. — До свиданья в Пондишери…

Сердар и Рама-Модели проводили Эдуарда и Сиву-Томби до первых обработанных полей, чтобы защитить его в случае неприятных встреч. Дойдя до большой дороги из Пуанта де Галль в Канди, где больше нечего было бояться встреч с хищниками, они простились с ними и направились поспешно к озеру Пантер, чтобы оттуда вместе с Нариндрой и Сами идти на поиски генерала.

IV

Пока Сердар и Рама-Модели, нисколько не заботясь об опасных гостях, с которыми они могли бы встретиться, взбираются по крутым склонам Соманта-Кунта, мы вернемся немного назад, чтобы узнать, какие важные причины могли так долго задержать Боба Барнета вдали от его друзей.

Как ни был беззаботен генерал, он все же был не таким человеком, который ни с того ни с сего причинил бы столько смертельного беспокойства, и мы действительно увидим, что без чужой помощи он не мог освободиться из того положения, в которое он, сам того не желая, поставил себя.

Получив от Сердара разрешение поохотиться несколько часов, он отправился с твердым намерением не преследовать таких больших животных, как буйволы, вепри, олени, которые могли завлечь его очень далеко, а убить только одну-другую парочку индюшек, с исключительной целью внести некоторое разнообразие в ежедневное меню, которое готовили Нариндра и Сами и которое, как уже известно, состояло из рисовых лепешек и кофе, подслащенного тростниковым сиропом. Пища такого рода, говорил генерал, пригодна только птицам или индусам.

В качестве заслуженного охотника, которому достаточно войти в джунгли, чтобы по известному расположению местности, качеству и большему или меньшему обилию растительности понять, с какою дичью ему придется иметь дело, он тотчас же обратил внимание на расстилавшийся перед ним ковер водяных мхов и тростников, которые всегда и во всякой стране указывают на присутствие болота. По свойственному ему высокому уму он сейчас же сказал себе, что раз это болото, то здесь, следовательно, не может быть сомнения в присутствии водяной дичи; довольный пришедшим ему в голову рассуждением, он представил себе мысленно полдюжины чирков и и столько же бекасов, жирных и на вертеле, над огнем, приготовляемых для ужина.

Сладкий этот гастрономический мираж не трудно было превратить в действительность, так как среди болот Цейлона живет и питается много всякой крылатой дичи. Никто из туземных жителей не охотится на нее и не ест ее мяса, а потому не мудрено, если она размножается так, что достаточно бывает нескольких выстрелов, чтобы добыть желаемое количество.