В трущобах Индии - Жаколио Луи. Страница 38
— Если вы те, тогда я жду, дайте мне знак тремя выстрелами и покажите ваш флаг.
Три выстрела из карабина были сделаны немедленно, и Нариндра, чтобы дополнить ответ, положил на землю ветку бурао, которою он размахивал в сторону шхуны.
Быстрота, с которою капитан «Дианы» получил ответ на свои сигналы, вполне доказала ему, что он не был жертвою какой-нибудь мистерии и что ему нечего бояться засады, а это весьма важно при том положении, какое «Диана» занимала как представительница целого флота восставших индусов. Владельцем ее был не кто иной, как Сердар, который несколько месяцев подряд пользовался ею и ездил на ней за военными припасами; он покупал их в голландских колониях на острове Яве, а потому все английские торговые суда, встречавшие ее в Батавии, прекрасно знали, что она возит военную контрабанду. Один фрегат и три авизо постоянно крейсировали, отыскивая ее у берегов Короманделя и Малабара.
Но прекрасная шхуна эта, сделанная в Америке известным строителем, которому Сердар открыл тайну ее назначения, не боялась самых больших судов английского флота. Она не только проходила по двадцать два узла в час, но американский инженер, составивший ее план и следивший за ее постройкой, позаботился и о том, чтобы она могла защищаться против всякого нападения, какими бы ни были силы ее противника. Неизвестный никому изобретатель, он говорил, будто ему удалось найти способ парализовать силу самых больших броненосцев и дать маленьким судам возможность в десять минут отправить их ко дну. Не имея, однако, никаких денежных средств на устройство модели своего изобретения, с которою он мог бы сделать необходимые ему опыты, он не мог бороться с апатией, нежеланием и завистью разных испытательных бюро, куда его посылали, а потому, посетив напрасно все морские власти Европы, он с отчаянием вернулся в свое отечество, истратив все свои деньги до последнего пенни. Случай столкнул его с Сердаром, который приехал в Нью-Йорк для постройки «Дианы»; он предложил ему руководить постройкой шхуны и вооружить ее таинственной, изобретенной им машиной.
Сердар согласился и поставил условием, чтобы «Диана» могла одинаково хорошо двигаться с помощью парусов и с помощью пара и принимать по желанию и по мере надобности вид судна, плавающего у берега.
Когда шхуна была выстроена, инженер сообщил ее владельцу тайну устройства разрушительной машины, которою он снабдил ее. Сердар был поражен: менее чем в десять секунд она могла уничтожить самый могучий броненосец. Вот почему до настоящего времени он отказывался пользоваться ею, предпочитая с помощью необыкновенной быстроты движения скрываться от крейсеров, что было нетрудно при двадцати двух узлах в час.
Для того чтобы капитан Шейк-Тоффель, который командовал судном во время его отсутствия, не вздумал пустить в ход эту машину во время битвы с английскими судами, он не открыл ему тайны, хранимой в недрах «Дианы». На передней части ее находилась каюта, обшитая броней снаружи и внутри, ключ от которой хранился у Сердара и куда никто не входил, кроме него. Там-то скрывались машина и механизм, необходимый для ее управления.
Когда маленькое судно было кончено, инженер и Сердар отправились в одно прекрасное утро, чтобы сделать пробное путешествие в несколько часов: они вышли в открытое море, и в то время, как судно проходило мимо подводного рифа, который омывался океаном в течение целых столетий и был вдвое больше самого большого из судов, инженер с помощью машины бросил в него разрывной снаряд; спустя несколько секунд раздался оглушительный взрыв. Когда дым рассеялся, от рифа не осталось больше и следа.
Вот почему Сердар дал клятву никогда не пользоваться этой машиной; даже против английских судов, за исключением разве того случая, когда к этому его побудят необходимость и интересы безопасности. Он не мог вынести мысли о возможности отправить на верную смерть столько людей, среди которых могли быть и отцы многочисленного семейства.
Он очень строго хранил свою тайну, и Шейк-Тоффель оставался все время при том убеждении, что он управляет обыкновенным, но хорошим судном, быстрым на ходу, но неспособным сделать вред кому бы то ни было.
VI
Любопытный тип представлял собою этот Шейк-Тоффель, которого вы принимаете, конечно, за мусульманина из Индии, судя по его арабскому имени. Пора нам познакомиться с ним. Будем весьма удивлены, когда взойдем на судно и услышим, как он командует им.
Что касается имени, то оно было действительно арабское. Что касается религии, он был действительно мусульманин. Но тут-то и начинается самое странное во всем происшествии; хотя он носил арабское имя, хотя он был мусульманин, он не был ни арабом, ни индусом, ни турком, так как был сыном покойного Цезаря-Гектора Барбассона, бывшего при жизни продавцом блоков и корабельных канатов на набережной Жольетты в Марселе, и жены его Гонорины-Амбаль Данеан, как сказано в официальном акте.
Он получил при рождении имена Проспера-Мариуса Барбассон-Данеана в отличие от потомков другой ветви Барбассонов-Тука, которые пренебрегали торговлей и предпочитали либеральную карьеру таможенных чиновников и морских жандармов.
Молодой Мариус Барбассон выказывал с самого нежного детства абсолютное пренебрежение ко всем мудрым советам своего отца и местной школы. Благодаря стараниям ветви Барбассонов-Тука, которая кишела чиновниками, его определили в Марсельский лицей, где в течение десяти лет он питался бобами и штрафными уроками и гордо носил титул «короля крабов», единогласно присужденный ему товарищами. По окончании курса сей почтенный университет, который никогда и никому из туземных жителей не отказывал в степени бакалавра, чтобы не бесчестить Прованса, объявил очень вежливо, что должен на этот раз сделать исключение, которое и пало на Мариуса Барбассона. Следствием этого было то, что Барбассон-отец, держа в руке огромный пучок своего товара, предложил своему сыну выбор между морской жандармерией, убежищем Барбассонов-Тука и торговлей блоками и канатами, на что Мариус Барбассон отвечал, что, с одной стороны, он хочет сохранить свою свободу, а с другой — не чувствует никакого влечения к торговле своих предков Барбассон-отец поднял тогда пучок веревок и осыпал целым градом побоев безобидную часть тела Мариуса Барбассона, который немедленно выбежал за дверь и не возвращался больше.
Он отправился в плавание, но не как ученик морской службы, а в качестве поваренка; постепенно прошел он все степени кулинарного искусства, исполняя в то же время обязанности сначала юнги, затем матроса, внесенного в морские списки; девять лет служил он государству и получил степень квартермейстера при штурвале и путевом компасе, что соответствует военному капрал-фуррьеру; затем он перешел на коммерческое судно и кончил тем, что бежал в Маскат в тот момент, когда султан страдал ужасной зубной болью и никто не мог вырвать ему зуб: это была первая проба, ибо до того он ничего не вырывал, кроме гвоздей с помощью обыкновенных клещей, воспользовавшись ими и в этом случае… Вы не найдете провансальца, который не сумеет сразу вырвать зуба щипцами!..
Зуб положил начало счастью Барбассона.
— Сделайся мусульманином, — сказал ему султан, — и я назначу тебя великим адмиралом своего флота. — И Барбассон стал мусульманином.
Мулла, произведя над ним традиционную операцию, необходимую для того, чтобы сделаться последователем пророка, дал ему имя Шейка-Тоффеля, — имя, которое с тех пор навсегда осталось за ним.
Когда султан умер, Шейк-Тоффель, не понравившийся его преемнику, вынужден был бежать. Он отправился в Бомбей, где встретился с Сердаром, который дал ему место капитана на «Диане», как очень хорошему моряку, знавшему до тонкости все морские маневры, которым тот научился во время службы на военных и коммерческих судах. Вот уже год, как он командовал шхуной, и Сердар не мог нахвалиться его пониманием дела и сметливостью, доказательство которой он снова дал сегодня, покинув Малабарский пролив и явившись к южному берегу острова, тогда как ему приказано было все время крейсировать у северного.